Александр Шанцер

ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ
УПРАВЛЕНИЕ

КНИГА

Александр Шанцер

Александр Шанцер

Введение

Позади сотни системных проектов, в которых мне довелось принимать участие: в Одессе, Киеве, Москве, Ленинграде, Новосибирске, Уфе, Набережных Челнах, Нефтекамске, Надыме, в Прибалтике, в Беларуси, в Татарии и в Чувашии; работа в органах муниципального и государственного управления. Там истоки предлагаемой вниманию читателя концепции. Сейчас, впервые в виде книги, эта концепция предлагается вниманию читателя.
Об авторстве. Конечно, я не утверждаю, что все изложенное в этой книге полностью и детально разработано исключительно мной – я стою на плечах гигантов. Многое прочитано, проговорено и перепонято, перепробовано на практике и значительная часть всего нижеприведенного – лично мои разработки. И главное в предлагаемой вашему вниманию книге – это целостность концепции, обеспечивающая ее инструментальность.
Во-вторых, зачем это вам? В течение многих лет я передавал знания и умения своим ученикам исключительно в прямом общении. Сейчас я предлагаю вниманию читателя текст. Зачем? – Берите и пользуйтесь. Отдельно об инструментальности данного текста. Содержание этой книги не является попыткой изложить некую «Истину» о чем-либо. Нет. Этот текст носит исключительно инструментальный характер. Иначе говоря, я предлагаю вам взять этот текст и использовать его для повышения собственной эффективности, в конечном счете – для вашего личного успеха и для вашей личной пользы. Поэтому, возможный ваш вопрос: «А правильно ли все это?» – для меня это вопрос типа: «А правилен ли вот этот молоток? Может быть, вот та отвертка была бы правильнее?». Может быть. Только не правильнее, а инструментально удобнее. Так что, пожалуйста, относитесь к инструменту как к инструменту – пользуйтесь им, если хотите, конечно.
В-третьих, зачем это мне? Так живу! Для меня в этой передаче себя и есть главная жизненная ценность. «Что ты спрятал – то пропало, что ты отдал – то твое» – так когда-то сказал Руставели. Почему книга? – рукописи не горят. И еще, я категорически против всяких сакральных знаний и герметичных школ. Как правило, за всей этой сакральностью и герметичностью скрывается банальное желание – удобно и выгодно торговать знаниями и умениями как товаром. Предлагаемый вам текст – нечто прямо противоположное. Это – открытая книга. Конечно, нужно еще суметь что-то важное для себя из нее взять. А это потребует усилий уже от вас.
Дальше – о чем эта книга? Понятно из названия – о процессуальном управлении. Но, за этими словами открывается целый мир, полный загадок и прозрений. Во Введении не место детально обсуждать проблематику книги – для этого написана сама книга. А вот почему, собственно, она есть, эта проблематика, кратко обозначить нужно.
Мир чрезвычайно сложен, и эта сложность явно превышает наши возможности понять мир как в целом, так и понять его как целое. В чем разница – позже, по тексту книги. Мы придумали искусственный, но бесспорно исключительно плодотворный прием – в сложности мира винить случай, а в том, что мы в состоянии понять – искать и находить закономерности. Именно на этом мировоззренческом основании созданы естественные науки (об этом более детально – в части 2 этой книги).
И в нем, этом умопостигаемом, но никогда полностью не постижимом мире мы живем. Мы – часть этого мира. Мы не можем выйти за его пределы. Более того, пока мы пытаемся играть роль сторонних наблюдателей в этом мире, мы будем оставаться радикально неадекватными и хронически неуспешными.
И понимание мира, в котором мы живем, и понимание самих себя, в этом мире живущих, и действия, нами зачем-то совершаемые – возможны только как целеустремленная и целенаправленная созидающая деятельность, как деятельность управляющая, как деятельность управления.
Да, мы – часть этого мира. Но и сам этот мир – часть нас. Создавая концептуальные модели этого мира (о концептах, концепциях, мышлении, понимании и связи между ними – в 3 части этой книги) – мы реконструируем мир. Мы создаем наш мир, присваиваем мир себе. Само слово «понимание» этимологически происходит от глагола «иметь». Понимание есть присвоение.
Итак, идем дальше. Мир – это процесс, грандиозный процесс самосозидания. Мы – участники этого безграничного процесса, при этом – активные участники, управляющие (в меру своих возможностей) ходом разворачивающихся процессов, управляющие (в меру своей рефлексивности) самими собой, управляющие (в меру своей оспособленности и осредствленности) другими людьми – тоже чем-то и кем-то управляющими. Вот такая управленческая «матрешка» (о матрешечных системах – подробнее в части 2 данной книги).
Всякая деятельность оказывается управляющей деятельностью. Но тогда само понятие «управление = управляющая деятельность» приобретает статус общеметодологический и даже мировоззренческий. И если каждый субъект (человек, семья, группа людей, коллектив, команда, социум) необходимо представляет собой самоактивный процесс деятельности, то и управление как управляющая деятельность оказывается самоуправляемым процессом по управлению управляемыми процессами, которые сами по себе тоже могут быть внутренне очень сложны. Вот так и рождается концепция процессуального управления.
Возможны ли методология, технология и даже техника процессуального управления? Безусловно. В своей повседневной практической жизни мы только этим и занимаемся – управляем чем-то, управляем кем-то, управляя при этом и самим собою (в первую очередь).
Наша задача состоит в том, чтобы четко артикулировать, системно формулировать и объективировать те методологические принципы, технологические способы и алгоритмы, тот технико-технологический инструментарий и те конкретные технические приемы, которые лежат в основе процессуального управления.
Книга состоит из трех частей – в приблизительном соответствии со структурой «Этюда о процессуальном управлении». Возможно, будет продолжение и после этого.
Часть 1 данной книги посвящена ситуации – управляющий субъект находится внутри управляемой системы. Обсуждаются принципы, способы, техники и инструментарий эффективного управления развитием и функционированием системы. Проблематика управления саморазвитием управляющего субъекта также затрагивается, но пока предварительно.
Часть 2. Управляющий субъект выходит из исходной системы во внешнюю среду и, продолжая управлять исходной системой изнутри, одновременно управляет ее деятельностью как системного целого во внешнем мире. Эти две составляющих управленческой деятельности должны быть методологически, технологически и практически согласованы (концепция мета-управления).
Часть 3. Управляющий субъект эффективно управляет самим собой, и как объектом, и как субъектом, вовне себя направленной управленческой деятельности, описанной в частях 1 и 2. Отдельно рассматривается проблематика управления творческой деятельностью, а мыслительная деятельность изучается в управленческом аспекте. Каждая часть разделена на главы.
Итак, …

Часть 1

Процесс.

Во Введении мы уже сказали, что для нас мир – это процесс. Этимологически слово «процесс» (лат –прохождение, продвижение). Но что же на самом деле проходит и продвигается, если весь мир и есть процесс? Очевидный ответ: «Все!». И идея эта очень старая: Гераклиту (VI век до н.э.) приписывают суждение: «Панта реи (греч – Все течет)». Хотя именно такой фразы в сохранившихся текстах Гераклита нет, она очень точно выражает основную идею его философии. «Все проходит, и это пройдет» – Экклезиаст (вероятно, II век до н.э.). «Все изменяется, ничто не исчезает» – Овидий Назон «Метаморфозы» (конец I века до н.э. – начало I века н.э.). «Вечно движущийся мир» – Джон Толанд, «Какие все вещи текучие!» – Льюис Кэрролл. Это перечисление можно продолжать очень долго. Но – зачем? Это перечисление не претендует на какую-либо полноту. Просто – иллюстрация.

Идея мира как процесса, как лейтмотив проходит через всю интеллектуальную культуру человечества. Но, для наших целей, такой мировоззренческой установки недостаточно. Нам мало понять мир как мир движущийся, нужно понять реальность как эпифеномен (эпифеномен вторичное явление, порожденное основным явлением феноменом) собственно мирового процесса. А мир и реальность – совсем не одно и то же. Но это отдельный и очень большой разговор. Отложим этот разговор на будущее.

И все же, можно ли понять и принять реальность как единый несущий процесс? Видеть во всем движение, изменение, становление – процесс, а вещи и их состояния понимать только как эпифеномены единого несущего процесса. Это сделать трудно, но можно и нужно. В XX веке серьезные попытки были: «Процесс и реальность» (понять реальность как процесс) – Альфред Уайтхед. Понять процесс – как единство бытия и становления системной целостности, само бытие как последовательное самостановление – «From being to becoming» Илья Пригожин.

Но нам нужно еще больше. Мы – люди и жить в этом мире можем только и именно как люди. И понимать этот мир можем только и именно как люди. А, значит, нам нужна концепция, которая бы включала в себя и внутренний мир личности и мир внешний (в котором, между прочим, живут другие личности со своими внутренними мирами), и взаимодействие личности с обоими этими мирами, и управление этим взаимодействием – единое системное целое. Может показаться неожиданным, но через концепты активности и деятельности мы придем именно к концепции процессуального управления.

Активность.   

Под активностью мы понимаем спонтанное протекание процессов, т.е. протекание процессов ничем не вынужденное извне – конечно, с точки зрения внешнего наблюдателя, а на самом деле – обусловленное и вызванное внутренними причинами (англ. – intrinsic causes), причинами, неотъемлемо связанными с самой природой системы. И эта идея тоже очень старая: вспомним «proprio e gremio» (процесс,  порожденный из собственного лона) – Джордано Бруно, «causa sui» (субстанция есть причина самой себя) – Барух Спиноза, «субстанция есть активность» – Готфрид Лейбниц, «активная материя и живая жизнь» – Дени Дидро и другие замечательные мысли других замечательных мыслителей.

Так в чем же она состоит, эта собственная и неотъемлемая причина протекания процессов? А, поскольку мы согласились понимать все как процесс, то наш вопрос может быть переформулирован так: «Что в протекающем процессе есть причина его протекания  и в анализируемом прошлом (в Past), и актуально, в совершаемом здесь и сейчас живом действии (в Present Continuous), и фактически, т.е. оценивая продукты и результаты уже совершенного (в Present Perfect), и в прогнозируемом и проектируемом будущем (в Future)?

На существующем уровне понимания динамики систем достаточно очевидно, что такой причиной является внутренняя (intrinsic) динамическая неравновесность или, по крайней мере, неустойчивость динамического равновесия, приводящая к динамической неравновесности.

Большая тема, очень и очень актуальная в настоящее время, как в естественных науках, так и в общеметодологическом контексте. Пока оставим ее для части 2 этой книги. Там в одной из глав будем подробно говорить о динамической устойчивости и неустойчивости процессов. Возможно, когда-нибудь будет написана и специальная часть 4 данной книги, где этому будет посвящено особое внимание. И еще раз – это очень большая тема. Она – впереди.

Деятельность.

Понятие деятельности. Деятельность и активность. Общее и отличие. Для нас деятельность – это целеустремленная активность. Конечно, если любой системе (в том числе, физической системе) приписывать некие устремления, то понятия активности и деятельности сближаются, а в пределе – вообще совпадают. Такой подход, наверное, тоже возможен, но мы далеки от такого гилозоизма.

Общая схема деятельности. В каждой деятельности мы будем выделять как необходимо присутствующие следующие элементы:

  • субъект деятельности и его базовая мотивационная иерархия, толкающая его именно к вот этой деятельности. Об этом поговорим более подробно в главах 10 и 11;
  • объект деятельности – фрагмент объективной (внешней по отношению к субъекту) реальности, могущий быть использованным субъектом деятельности как адресат управляющего воздействия для достижения целей субъекта в соответствии с его (субъекта) мотивацией;
  • предмет деятельности – фрагмент реальности, актуально используемый и/или фактически уже использованный субъектом деятельности как адресат управляющего воздействия, для достижения целей субъекта в соответствии с его (субъекта) мотивацией. О технике работы с потенциальным адресатом воздействия (объект/предмет и их свойства) подробнее в главе 7;
  • цели субъекта – его представления о желаемом и практически достижимом состоянии объекта или предмета;
  • смысл и способы планируемых субъектом действий;
  • собственно практические «живые» действия;
  • условия и обстоятельства осуществления деятельности;
  • продукты и результаты состоявшейся деятельности. Под продуктом состоявшейся деятельности мы понимаем новое, фактическое, после осуществления управляющего воздействия, возникшее состояние адресата воздействия. Под результатом состоявшейся деятельности мы понимаем новое, фактическое, состояние самого субъекта деятельности, возникшее после осуществления управляющего воздействия. Было новое, фактическое, после осуществления управляющего воздействия, возникшее состояние самого субъекта деятельности.

О целеполагании как об управленческом проектировании, об организации действий как управленческом программировании и планировании, и о многом другом поговорим подробнее в главе 7.

 

Субъектно населенные объекты. 

Итак, есть субъект деятельности, и есть ее объект. Но ведь в избранном нами фрагменте объективной реальности могут обитать и, как правило, обитают свои, для нас – внутри объектные, субъекты со своим сложным внутренним миром. Получается, что такой объект деятельности, в то же время, существенно субъектен. Даже отдельный человек, другой человек, для нас может быть объектом управления, безусловно оставаясь субъектом. Но ведь это и есть стандартный объект управленческой деятельности. Значит, управленческая деятельность имеет дело с объектами особого рода – субъектно населенными объектами.Предприятие, учреждение, организация, политическая партия, спортивная команда, научно-исследовательский коллектив, семья, союз рыболовов и охотников – все это объекты, населенные внутренними субъектами.

Конечно же, такой субъектно населенный объект обретает конкретную предметность только после включения его в тело чьей-то (конкретного субъекта) управленческой деятельности. Итак, ключевые слова сказаны – управленческая деятельность. Что же мы под этим в дальнейшем будем понимать?

Предметная и управленческая деятельность.

Если, как мы еще во Введении сказали, любая деятельность по самой своей природе является деятельностью управляющей, то, что же тогда выделяет среди прочих видов деятельности именно деятельность управленческую? Введем базовое различение. Мы в дальнейшем будем называть деятельность предметной, если управляющий субъект не различает или различает, но не принимает в расчет, субъектное население объекта управления. Для него объект управления – «вещь», которой следует правильно (конечно, с его, субъекта, точки зрения) распорядиться. Категория опредмечивания действительности была разработана молодым Карлом Марксом еще в середине XIX века. Цитируем автора: «По мере того, как предметная действительность повсеместно в обществе становится для человека действительностью его сущностных сил, его человеческой действительностью, все предметы, становятся для него его предметами» (Экономически-философские рукописи 1844 года).

Отметим, что в самом сложном и многоуровневом субъектно населенном объекте всегда есть нижний уровень, ниже которого – предмет. Очевидно, что нижний уровень управленцу совершенно необходим. Директор предприятия с несколькими тысячами сотрудников не может управлять, ориентируясь на каждого отдельного сотрудника. Командир армейского корпуса не может управлять войсками с учетом каждого отдельного бойца. Установление нижнего уровня управленческой деятельности (или установление предметного уровня) должно определяться одновременно и объективными свойствами системы, и субъективной мотивацией субъекта управления. Основания для определения этого нижнего уровня мы введем позже – в главе 7 при обсуждении системного процесса «Организация операций».

Естественно, что деятельность, учитывающую субъектность объекта управления, описывающую его как субъектно населенный объект, организующий воздействие на него как на субъектно населенный объект, мы назовем деятельностью управленческой.

Организация, руководство и управление.

В каждой системе деятельности можно выделить три компонента – два всегда присутствующих (организация и собственно управление) и один эвентуально возникающий (руководство). Под организацией (организационной деятельностью) мы понимаем деятельность по поиску, отбору, сбору и распределению необходимых для осуществления деятельности ресурсов – человеческих, временных, финансовых, материальных, статусных и любых иных.

Под управлением мы понимаем деятельность, направленную на сохранение или изменение текущей ситуации путем управляющих воздействий на те или иные выделенные управляющим субъектом предметные фрагменты. Руководство – аварийный способ управления. В критических ситуациях управляющий субъект не располагает ресурсами, в первую очередь – временными, для полноценного управления. Он вынужден пренебречь субъектной природой объекта и обращаться с ним (объектом) просто как с предметом (вещью). Так, капитану тонущего корабля некогда детально разрабатывать программу действий и соорганизовать эту программу со всеми ее участниками. Он вынужденно берет на себя все полномочия, всю ответственность – и руководит. Подчеркнем – вынужденно.

Естественно, что все указанные компоненты взаимосвязаны. Связь между ними рассмотрим на примере сменяющих друг друга естественных фаз бизнеса. Обычно, в ранней фазе – фазе запуска бизнеса, превалирует организационная составляющая. Критически важно адекватно определить – какие именно ресурсы необходимы и их как-то добыть. Иначе, может не быть больше ничего. В фазе устойчивого функционирования организация и управления уравновешивают и дополняют друг друга. В режиме развития преобладает управленческая составляющая. Режим руководства включается аварийно. О режимах существования систем поговорим чуть позже – в главе 3.

Система.

Система (греч – целое, составленное из частей). Часто говорят, что система – это многое, понимаемое как целое. Нет смысла детально говорить об истории становления системного подхода. Об этом уже сказано и написано очень много, и многое написано и сказано очень хорошо.

Просто обозначим для читателя:

  • античная философия. От софистов до стоиков, от Протагора до Сенеки стремление к системности –сквозное свойство этой философии;
  • средневековые и ренессансные доктрины, в первую очередь – пантеистические. Доктрины не только и столько европейские;
  • номинализм Дункана Скотта и Уильяма Оккама;
  • XVII век, век гигантов: Иоганн Кеплер, Френсис Бэкон, Галилео Галилей, Рене Декарт, Пьер Ферма, Блез Паскаль, Борух Спиноза, Томас Гоббс, Пьер Гассенди, Исаак Ньютон, Джон Локк, Готфрид Лейбниц, Пьер Бейль;
  • многочисленные концепции XVIII и ХIХ веков – все перечислить трудно;
  • начало века ХХ: отметим тектологию Анатолия Богданова;
  • первая общая теория систем Людвига фон Берталанфи,
  • Аурелио Печчеи и Римский клуб – «мыслить глобально, действовать локально» и первые попытки моделирования сложных систем;
  • современное состояние – системный подход как общепринятая мировоззренческая и методологическая позиция.

И опять же, перечень не претендует на какую-либо полноту. Скорее – подсказка читателю, что и где можно поискать и найти.

Утверждение: «Любая система всегда является одновременно и подсистемой иной «накрывающей» системы и одновременно надсистемой по отношению к иным системам, которые оказываются ее подсистемами». При всей кажущейся очевидности, почти тривиальности этого утверждения, из него следуют очень важные и глубокие следствия.

Во-первых, это означает, что нет и быть не может никакого фундаментального уровня. Иначе говоря, невозможно, двигаясь вовнутрь – от системы к подсистеме, добраться до «дна». Никакого дна нет! Нет и не может быть никакой «подпирающей» все и вся фундаментальной системы.

Во-вторых, это означает, что нет и быть не может никакого вселенского уровня. Иначе говоря, невозможно, двигаясь вовне – от системы к надсистеме, добраться до «потолка». Никакого потолка нет! Нет и не может быть никакой «накрывающей» все и вся вселенской системы. Мир – не просто процесс, о чем мы уже говорили во Введении и главе 1, мир – бесконечно открытый процесс, открытый и вовнутрь, и вовне самого же себя. При этом речь идет не о механическом вложении «штучек в штучки», а о контекстуальной вложенности (об этом много и подробно в части 2).

Но если нет никакого фундаментального уровня, то, что считать элементами, из которых состоит система? Поверхностный ответ очевиден: элементы – это подсистемы самого нижнего уровня. Но какой же уровень –самый нижний? Ведь фундаментального уровня нет! А вот это определяется позицией субъекта на основе объективных свойств объекта – системы. В главе 1 мы, с другой стороны, подошли к этому же вопросу, когда говорили об определении предметного уровня деятельности. Все это будет несколько яснее после введения понятия системы деятельности в настоящей главе. Элементы взаимодействуют. Именно наличие таких взаимодействий и формирует систему из простой совокупности элементов. Хотя можно рассматривать совокупность невзаимодействующих элементов тоже как вырожденный вид системы, а отсутствие взаимодействий как пустое множество взаимодействий. Так, математики иногда рассматривают классическое множество как тривиальный вид многообразия общего вида. Среди всех наличествующих в системе межэлементных взаимодействий можно выделить устойчивые взаимодействия – связи между элементами. В свою очередь, среди всех наличествующих в системе межэлементных связей можно выделить устойчивые связи или сверхустойчивые взаимодействия – отношения между элементами. Именно скелет отношений, окутанный облаком связей, и образует то, что мы называем структурой системы.

Часть и целое.

Итак, любая система состоит из взаимодействующих подсистем – вплоть до уровня элементов. При этом, любая система по определению есть целостность (многое, понимаемое как целое). Так как же следует изучать и/или создавать системы – изнутри, собирая ее целостность из элементов, или – извне, выделяя и/или создавая ее элементы из первичной функциональной целостности? Первая точка зрения – элементаризм, вторая – холизм (англ. – whole, целое). Обе имеют право на жизнь, каждая из них по-своему адекватна. А как быть нам в соответствии с нашими целями?

Ответ достаточно очевиден – и так, и так. Методологическая проблема и соответствующая технологическая задача состоят в точном сочетании, а на самом деле – в слиянии обоих подходов в одной системной концепции. Именно по такому пути мы и пойдем, и именно таким и будет наше дальнейшее изложение, но разворачиваться оно будет постепенно и последовательно.

В части 1 в основном нами будет применяться элементаристский подход, т.е. главное внимание мы будем уделять рассмотрению и/или созданию сложной системы изнутри. Холистские фрагменты в части 1 тоже неизбежно будут встречаться, но пока только локально (таковы, например, главы 13 и 14). В части 2 на передний план выйдет холистский подход, а затем определяющей станет как раз проблематика построения управляющей деятельности с учетом обоих подходов одновременно.

Эмерджентные свойства и эмерджентный акт.

Сама система, любая ее подсистема, ее надсистема – это разные системы. Значит и свойства каждой из них как различных целостностей – разные. А это, в свою очередь, означает, что никакая часть внутреннего мира системы (а значит, и вся совокупность всех ее взаимодействующих подсистем и элементов) не обладают свойствами «накрывающего» целого. Эти свойства целого отсутствуют у его частей и возникают только у самой целостности – эмерджентно (т.е., внезапно появляясь). Такое внезапное появление свойств целого при переходе от частей к этому самому целому – это и есть эмерджентный акт.

И еще одно – наш принципиальный методологический антиредукционизм. Редукция (лат reduction – сведение сложного к простому). Соответственно, редукционизм – доктрина, полагающая, что все свойства сложного в каком-то виде уже содержатся в простом, а затем разворачиваются и проявляются. Для нас свойства сложного порождены самой его актуальной сложностью. А эта актуальная сложность есть результат всей предыдущей истории системы. Фактическая (уже состоявшаяся) траектория существования системы характеризуется чередованием зон процессуальной устойчивости и зон процессуальной неустойчивости в окрестности точек бифуркации, в которых система совершает собственный выбор из веера возможных собственных будущих. Обо всем этом несколько подробнее в главах 7, 8 и 9, а серьезный разговор – в части 2.

Система: функции, структуры, субстрат.

Принципиально важная для дальнейшего изложения проблематика. Вначале проделаем небольшой экскурс в эллинскую мифологию – «Корабль Тезея». Афинский герой Тезей, совершая свою освободительную миссию (выражаясь современным языком – совершая военно-морскую экспедицию на Крит), проделал путь из Афин до Крита и обратно на корабле, составленном из огромного количества деревянных дощечек. По мере длительного плавания некоторые дощечки в морской воде сгнивали, и их приходилось менять на новые. В конце плавания, при входе в гавань Пирея (Пирей – аванпорт Больших Афин, а Палео-Фалерой – старый порт Пирея, который и сейчас работает), Тезей заменил последнюю из тех, самых первых дощечек.

В связи с этим возникает вопрос: «Тезей вернулся на том же корабле, на котором отплыл или на другом?».

Первый вариант ответа – Тезей вернулся на другом корабле. Но тогда – следующий вопрос: «А в какой именно момент корабль Тезея стал другим кораблем? После замены первой же дощечки? Или после замены сто второй?». Ведь понятно же, что ни замена первой дощечки, ни замена последней по отдельности ничего существенно не означали. Если предприятие (учреждение, политическая партия, спортивная команда) существует много десятилетий, то за это время сменились все сотрудники, члены партии, игроки, тренеры –сменились все элементы системы. Это другая система?

Второй вариант ответа (и это наш ответ) – Тезей вернулся на том же самом корабле. Опять возникает вопрос: «Как? Ведь от прежнего корабля не осталось ничего, ни одного элемента! Что же сохранилось?». С нашей точки зрения – да, полностью сменился субстрат системы, но сохранилась ее структура и, тем более, сохранилось то, что именно и обеспечивает инвариантность этой структуры – функциональная сущность осуществляемого системой процесса. Об этом дальше и поговорим.

 

Процессы, функции, структуры, субстрат.

Ключевой для этой темы тезис: «Сущность системы, ее идентификация, т.е. то, что делает ее эту систему именно этой, а не какой-то иной, определяется не ее субстратом, а способом ее жизнедеятельности во внешнем мире и внутренним функциональным полем системы, обеспечивающим нормативность процесса ее жизнедеятельности». Каждое понятие этого тезиса требует дальнейшего рассмотрения. И мы это будем делать. Уже в следующей главе 3 мы будем подробно говорить о функциональном поле системы, принцип нормативности обсудим в главе 14, о процессах же говорим постоянно. Сейчас фиксируем сам тезис и идем дальше.

Еще несколько слов о субстрате системы. Если любая система для нас – это система деятельности, и ее сущность определяется функциями и порожденной этими функциями структурой, то природа субстрата оказывается несущественной. Субстрат – лишь носитель связей и отношений, порожденных функциональной сущностью системы. Сущностно одна и та же система деятельности может быть реализована и реализуется на совершенно разных субстратах. Можно утверждать, что функция структурирует субстрат потребным для устойчивого функционирования образом.

Системодеятельностный подход.

Выше мы сказали, что рассматриваем мир как процесс. А мы сами – люди, осуществляющие в этом мире свою совместную жизнедеятельность. Вследствие этого, все происходящее в этом мире и в нас самих мы рассматриваем как активность и деятельность. Опираемся мы при этом на системный подход. Тогда совершенно естественно применить системный подход и к собственно самой деятельности. Итак, для нас деятельность – это система. А раз так, то у деятельности, как и у любой системы, всегда есть и подсистемы, и надсистемы.

О подсистемах и надсистемах системы деятельности. В основе, предлагаемой вашему вниманию концепции, лежит следующее понимание подсистем и надсистем исходной системы деятельности:

  • класс подсистем исходной системы деятельности – это класс системных процессов, которыми исходная система деятельности может быть осуществлена (очень подробно о системных процессах и процессуальных состояниях – далее и подробно в главе 7);
  • класс надсистем исходной системы деятельности – это класс версий управляющих систем деятельности, для которых исходная система деятельности – объект управления (полноценно – в части 2).

Что порождает процесс, что является его движущей силой? Выше, в главе 1, мы уже говорили, что такой движущей силой необходимо является неравновесность, т.е. буквально – неравенство, неодинаковость, разность некоторых весомых (значимых) факторов процесса. Порождающая процесс движущая сила – эта самая разность. Именно она и вызывает последующий поток событий. А для субъектно населенных объектов такой разностью является разность позиций – позиционный конфликт. О конфликтах детально поговорим особо чуть позже, в главах 4 и 5.

Мы выделяем три различных режима существования систем:

  • режим функционирования – такой режим существования системы деятельности объекта, осуществляя который она (система деятельности объекта) существенно не изменяется. Возможны лишь ее локальные корректировки. А в целом: «Сегодня – как вчера, завтра – как сегодня»;
  • режим развития – такой режим существования системы деятельности объекта, осуществляя который она (система деятельности объекта) претерпевает существенные изменения. Изменения существенны, если изменяются и функциональное поле системы, и ее функционально-позиционный расклад, а в пределе – даже существующая формула системы деятельности. Значит: «Так, как было – уже не будет»;
  • режим саморазвития – такой режим существования системы деятельности субъекта, осуществляя который она (система деятельности субъекта) претерпевает существенные изменения. И в целом: «Таким, каким я был – я уже не буду»;
  • наверное, можно говорить и о четвертом режиме – режиме самофункционирования, т.е. о таком режиме существования системы деятельности субъекта, осуществляя который она (система деятельности самого субъекта) не претерпевает существенных изменений: «Каким, я был – таким я и остался». Тривиальный и чрезвычайно распространенный режим существования.

Режим функционирования.

Каждый конкретный режим функционирования определяется функциональной формулой осуществляемой системы деятельности. Сначала введем понятие функционального поля системы деятельности.

Функциональное поле системы деятельности – это множество всех ее макрофункций, взятых вместе с их связями и отношениями. Макрофункции – это группы отдельных функций, связанных между собой отношениями, т.е. устойчивыми связями. Между собой макрофункции, естественно, взаимодействуют. Среди этих взаимодействий выделяем группу устойчивых взаимодействий, т.е. связей.

Формула системы деятельности – это функциональная структура (теперь вспоминаем главу 2, формула деятельности – это скелет отношений между макрофункциями, окутанный облаком связей между ними).

Проиллюстрируем сказанное на примере макрофункций корпоративных бизнес-систем.

Основные макрофункции:

  • маркетинг;
  • фундаментальные и прикладные исследования;
  • проектирование;
  • производство;
  • продажи;
  • управление финансами.

Вспомогательные макрофункции:

  • информационная;
  • юридическая;
  • бухгалтерская;
  • административно-хозяйственная;
  • служба безопасности и другие макрофункции.

Как уже было отмечено чуть раньше, каждая такая макрофункция представляет собой группу устойчиво связанных между собой отдельных функций.

 

Функции, полномочия и ответственность.

Итак, функциональное поле системы образуется совокупностью ее взаимодействующих макрофункций. Некоторые из этих макрофункций взаимодействуют изредка и как бы случайно – «так получилось». Некоторые из этих макрофункций взаимодействуют часто и устойчиво, поскольку это предполагается функциональной формулой деятельности – это связанные макрофункции. А некоторые макрофункции взаимодействуют всегда –иначе вся система деятельности рухнет. Эти макрофункции со связями и отношениями между ними образуют функциональную структуру системы.

Людей, населяющих определенную макрофункцию общего функционального поля системы и выполняющих в рамках своей макрофункциональной задачи свою функцию, будем называть функционерами.

Для эффективного выполнения порученной функции функционеру необходимо иметь право принимать соответствующие решения. Даже токарю для того, чтобы включить станок, нужно иметь право это сделать. Права принятия решений будем называть полномочиями. Содержание и объем полномочий должны соответствовать содержанию и объему порученных функций. Полномочия аддитивны. Иначе говоря, объем полномочий можно разделить на части, либо наоборот – объединить разные полномочий. То есть, полномочия можно делить как некую массу материала. Вследствие этого, полномочия делегируемы: «я могу их поделить, передать, перепоручить – и они уже не мои».

Получив делегированный ему объем полномочий, функционер тем самым берет на себя ответственностьза исполнение соответствующих функций. Ответственность не аддитивна. Ответственность нельзя делегировать или перепоручить кому-либо, функционер берет ее на себя в качестве платы за делегированные ему полномочия. При этом вся полнота ответственности за необходимые (в соответствии с формулой деятельности) продукты функционирования все равно остается за тем, кто делегирует полномочия.

Возникает вопрос: «Какой объем ответственности должен взять на себя функционер, принимающий определенный объем полномочий? Как эти объемы качественно разных сущностей – полномочий и ответственности, связаны?». А, как связан объем нефти, покупаемой на рынке, с объемом уплачиваемых за нее денег? Очевидно, что этот баланс определяется конъюнктурой рынка, т.е. равновесием спроса и предложения. В нашем случае, происходит то же самое. Баланс объемов делегируемых функционеру полномочий и принимаемой им на себя ответственности определяется условиями рыночного равновесия на соответствующем специфическом рынке и является продуктом договоренности.

Позиция, кланы и функционально-позиционный расклад.

Функционер как носитель соответствующей функции, получивший необходимые для выполнения этой функции полномочия, и главное – взявший на себя определенную ответственность, тем самым занимает позицию по отношению к функциональному полю системы. Субъекта, занимающего определенную позицию, назовем позиционером. Таким образом, функционер (тот, кто выполняет определенную функцию) одновременно оказывается и позиционером (тем, кто занимает определенную позицию). Объективные параметры этой позиции диктуют ему и интересы, и цели, и способы достижения этих целей, и соответствующий инструментарий.

Каждый ли функционер является позиционером? Объективно – да, но часто функционер не осознает собственную позицию. Однако действует он все равно в соответствии с ней, этой позицией!

Позиция – объективна. Субъективно – ее осознание.

Соорганизованная группа функционеров, действующая на основе делегированных им полномочий, и принявшая на себя совокупную ответственность за продукты выполнения порученных им функций и, вследствие этого, ставшая группой позиционеров формирует и общегрупповую позицию. И эта эмерджентно возникшая позиция – не обязательно совпадает с позицией отдельного позиционера, как раз чаще всего не совпадает. Это именно позиция группы. Такую монопозиционную группу назовем кланом.

Взаимодействия, а в еще большей мере – связи, а самое главное – отношения между кланами образуют функционально-позиционный расклад системы.

Управление режимом функционирования.

Когда-то, в политической экономике господствовала концепция Адама Смита – концепция полностью свободного рынка. «Предоставьте рынок самому себе, и его невидимая рука все уравновесит, сбалансирует и отрегулирует». Но жизнь показала ограниченность этой концепции и ей на смену пришли концепции управляемого рынка, в первую очередь – кейнсианство, монетаризм и другие. Сходная ситуация и у нас сейчас. Нужно ли управлять балансом в связке: функции – полномочия – ответственность? Конечно – нужно, даже необходимо. Управление указанным балансом – важнейшая управленческая задача.

Таким образом, управление режимом функционирования предполагает решение следующих управленческих задач:

  • разработку формулы системы деятельности;
  • конкретное прописывание функций и макрофункциональных блоков;
  • наполнение функциональных мест соответствующими функционерами;
  • делегирование каждому функционеру и макрофункциональным блокам необходимых полномочий;
  • договоренность с ключевыми функционерами и координаторами макрофункциональных блоков относительно форм, сроков и объемов их ответственности с целью достижения баланса;
  • текущее управление этим балансом;
  • управление значимыми позиционными конфликтами (об этом важнейшем вопросе отдельно и подробно в следующих главах 4 и 5).

 

Иерархия субъектно населенной системы.

В сложившейся и уже упорядоченной системе с ее фактическим функционально-позиционным раскладом возникают и существуют два типа связей и отношений, которые, собственно, и обеспечивают существующую в системе ординацию (порядок) – связи и отношения горизонтальные (координационные) и вертикальные (субординационные).

Вертикальная связь – это связь между тем, кто поручает выполнение функций и делегирует функционеру необходимые для этого полномочия и тем, кто принимает на себя ответственность за адекватное выполнение порученных функций и использование делегированных ему полномочий.

Совокупность всех субъектов, осуществляющих непосредственно предметную деятельность, образует уровень предметной деятельности в системе.

Совокупность всех субъектов управления:

  • делегирующих полномочия функционерам, осуществляющим собственно предметную деятельность;
  • координирующих совместную деятельность этих функционеров;
  • контролирующих выполнение этими функционерами взятой ими на себя индивидуальной и групповой ответственности,

образует предметно-управленческий эшелон системы.

Горизонтальная связь – это связь между функционерами, свободно договаривающимися о распределении между собой функций, полномочий и ответственности.

Совокупность, содержание и геометрию вертикальных (а, иногда, и горизонтальных) связей называют иерархией системы. Мы будем придерживаться более жесткой, первой формулировки. Об иерархии и далее, на этой основе, об архитектуре системы поговорим подробнее в следующей главе.

Конфликты.

В главе 3 мы уже прямо сказали, что для субъектно населенных объектов разностью, порождающей процессы ее функционирования и/или развития, является именно разность позиций – позиционный конфликт. Что такое – конфликт? В чем сущность этого явления?

Конфликт (лат – столкновение) с управленческой точки зрения представляет собой именно столкновение, встречу носителей разных позиций. Теперь поговорим о самих конфликтах, об их природе, об их типах, о том, что с ними делать. Мы различаем конфликты коммунальные, конфликты позиционные и позиционные особенные – системообразующие. Что все это значит? Обычно, люди почти инстинктивно стараются избегать конфликтов – ведь это как-то неприятно и делу мешает, отвлекает. Здесь присутствует смешение понятий –конфликт понимается как ссора или даже скандал. Но вовсе не всякий конфликт ведет к ссоре. Да, некоторые конфликты действительно ведут. А некоторые – нет. Они ведут как раз к развитию. Будем с этим разбираться.

Конфликт – столкновение носителей разного. В нашем, управленческом аспекте – столкновение носителей разных позиций. Как мы говорили в предыдущей главе, как отдельные функционеры по объективным причинам занимают разные позиции, становясь позиционерами, так и отдельные функционально сорганизованные группы становятся монопозиционные образованиями – кланами. Но это значит, что столкновение носителей разных позиций неизбежно и является объективной характеристикой внутрисистемной ситуации. Это мы говорим о позиционных конфликтах. Именно позиционные конфликты как управленческая разность потенциалов порождают процесс как поток событий.

А встречаются и конфликты другого типа – конфликты коммунальные. Это конфликты «чужие» для данной системы, они не порождены ее функциональным полем, а привнесены в систему извне. При этом коммунальный конфликт сам по себе может быть чрезвычайно важным и значимым для его участников, но он (коммунальный конфликт) – из другой системы деятельности.

Системообразующий конфликт.

Итак, позиционный конфликт есть движущая сила, порождающая процесс как поток взаимообусловленных событий. Есть конфликты позиционные и коммунальные. А вот среди позиционных конфликтов особое и ключевое место занимают системообразующие конфликты (СОКи).

Дадим определение: системообразующий конфликт – это конфликт позиций, порожденных непосредственно формулой системы деятельности. То есть, системообразующий конфликт есть конфликт между позиционерами (исходно – функционерами), осуществляющими функции определяющими сущность и самоидентификацию системы. Как следствие этого, системообразующий конфликт неустраним, он плоть от плоти данной системы, он – носитель ее функциональной сущности. Можно сформулировать этот тезис еще сильнее: системообразующие конфликты и есть то, что порождает каждую данную систему активности, а в управленческом аспекте – деятельности системы.

Именно они (СОКи) и образуют систему деятельности, формируя ее функциональную структуру в меняющемся субстрате. Поэтому, эти конфликты мы и называем системообразующими. Более того, когда в начале этой главы мы сказали, что для субъектно населенных объектов разностью, порождающей процессы их развития, являются конфликты, мы имели в виду именно СОКи. Живая (настоящая) система деятельности это –целеустремленная активность, всегда порожденная соответствующим системообразующим конфликтом.

Системообразующий конфликт живет и в каждом отдельном человеке (ведь он тоже субъектно населенный объект, населенный одним единственным субъектом – самим собой). Конфликт представлений о самом себе актуальном и о самом себе желаемом – движущая сила человеческой активности.

В жизни, в управленческой работе мы постоянно сталкиваемся с ненастоящими, мертвыми системами, якобы системами. Как же отличить живое от мертвого, настоящую систему деятельности от системы фальшивой? Критериальный (т.е. необходимый и достаточный) признак «живой» системы – наличие в ней системообразующих конфликтов – хотя бы одного СОКа. В очень важной для всего изложения главе 7 мы более тщательно исследуем этот вопрос, обсуждая системный процесс «Организация операций».

Что управленцу делать с конфликтами? Коммунальные конфликты – устранять. Как коммунальный конфликт устранить? Очень просто – перейти от управления к руководству и принять соответствующее административное решение. Позиционные конфликты – балансировать. Устранить конфликт просто. Но позиционный конфликт устранять нельзя – это приведет к снижению класса системы. А системообразующий конфликт устранить вообще невозможно – только вместе с разрушением самой системы деятельности. Балансирование позиционного и, тем более системообразующего конфликта, требует разработки и применения специальной управленческой технологии. Такую технологию мы обсудим в следующей главе 5. Но, до этого поговорим о проблемах.

Проблема.

Почему – проблема? Какое это имеет отношение к логике нашего изложения? Ведь мы говорили о конфликтах, а в этой главе обещали прийти к понятию архитектуры системы. Разберемся. Сначала сформулируем – чем же проблема отличается от задачи. Что именно делает проблему проблемой, а не просто очередной задачей? Задача – то, что нужно решить, принять решение. При этом либо алгоритм нахождения или принятия решения нам уже известен, либо нам известен алгоритм нахождения нужного алгоритма, например, нам известен тот, кому этот алгоритм известен или мы знаем в какой книге этот алгоритм можно найти. Тогда, это – именно задача. А ситуация, в которой мы находимся, является стандартной и предполагает применение стандартных алгоритмов.

Проблема возникает тогда, когда нам нужно, необходимо найти или принять решение, а в наших знаниях, в нашем опыте нет ни готового алгоритма принятия нужного решения, ни алгоритмов нахождения необходимого алгоритма. Вот тогда мы действительно оказались в проблемной ситуации, а нахождение решения требует совершения творческого акта. О творчестве как о системной деятельности – в части 3.

Позиционный конфликт как управленческая проблема.

Зачем мы стали говорить о проблемах? Все просто – несбалансированный позиционный конфликт представляет собой одну из важнейших управленческих проблем, с которыми необходимо разобраться каждому управленцу. Посмотрим, как конкретно проявляется несбалансированный позиционный конфликт, например, на промышленном предприятии. На предприятии есть стандартные макрофункциональные блоки – производство товарной продукции и продажа этой продукции на рынке. Осуществление этих функций обеспечивают разные специалисты – разнопредметные функционеры. Между этими людьми автоматически, в силу самой природы их совместной деятельности, происходят взаимодействия, складываются связи и отношения. А общность ответственности за конечный продукт этой совместной деятельности (фактически произведенная в нужном количестве, качестве и ассортименте продукция – для производственника и заключенные и выполненные сторонами контракты – для продавца) формирует общую для каждой монофункциональной группы зону ответственности, а значит и групповую позицию. Возникают кланы – клан производственников и клан продавцов. Клановый позиционный конфликт между ними неизбежен и неустраним, поскольку обсуждаемый конфликт является системообразующим. Наличие вот таких СОКов и делает систему живой.

Суть конфликтующих позиций:

  • производственники заинтересованы в стабильном технологическом процессе, на основе которого можно установить соответствующее оборудование, разработать технологические карты – операционные и маршрутные, спланировать сменность работы и т.д.;
  • продавцам нужна гибкая, адаптивная организация производства, позволяющая быстро и оперативно предлагать рынку то, на что там сейчас есть платежеспособный спрос.

Системообразующий конфликт очевиден. А сбалансирован ли этот СОК?  Наверняка – нет. Может быть, и не нужно его трогать? Ну, нет баланса и нет – само как-то рассосется? Не рассосется! Вы верите в то, что конфликтующие позиционеры сами договорятся, прекратят отчаянно биться каждый за свои кровные интересы и сами договорятся об основаниях совместной деятельности?

Сам по себе несбалансированный системообразующий конфликт – есть проблема. А что происходит в случае дисбаланса? Какая-то из сторон конфликта передавит. Ее интересы станут превалировать. Если побеждает производство, оно станет диктовать, что именно продавать, чтобы производству было удобнее производить; если побеждают продажи, то они станут диктовать, что следует производить. Утверждаем: позиционный дисбаланс снижает класс системы, в пределе – систему разрушает. Представьте себе магнит, в котором северный полюс победил противостоящий ему полюс южный и уничтожил врага. Это все еще магнит? Конечно – нет, теперь это просто кусок металла. Класс системы резко понизился.

Подводим некоторый итог: несбалансированный конфликт есть значимая управленческая проблема. Позиционным конфликтом необходимо управлять с целью удержания развивающего систему баланса.

Архитектура системы деятельности.

Функциональное поле системы определяется ее предметной деятельностью в соответствии с формулой деятельности, а совокупность всех функционеров-предметников образует предметный уровень системы.

Сорганизованную совместную деятельность функционеров-предметников каждого макрофункционального блока необходимо субординировать и координировать, а совокупность субординаторов и координаторов всех макрофункциональных блоков образует предметно-управленческий эшелон системы. Но именно на этом уровне, именно между его обитателями – позиционерами и разыгрываются позиционные, в том числе, системообразующие, конфликты. И, как чуть выше было сказано, этими конфликтами необходимо управлять. А кому надлежит ими управлять? Необходим субъект такого управления. Следовательно, существует потребность в управлении более высоких уровней и эшелонов – уровней и эшелонов управленческих. В силу этой потребности такие уровни и эшелоны формируются.

Совокупность всех уровней и эшелонов системы образует ее архитектуру. Как уже говорилось выше, управление позиционным конфликтом представляет собой важнейшую управленческую работу, требующую разработки эффективной управленческой технологии, к рассмотрению которой мы и переходим.

Итак, позиционные конфликты неизбежны. Более того, некоторые из них являются системообразующими, т.е. составляют самую сущность системы деятельности. Коммунальные конфликты следует устранять, позиционные – не следует, а системообразующие конфликты устранять нельзя – это приведет к снижению класса системы. Так, магнит делает магнитом сущностное различие – конфликт северного и южного полюсов. Если этот конфликт устранить (например, доведением температуры до точки Кюри, когда тепловой хаос размоет четкую ориентацию электромагнитных микрополей), то магнит перестанет быть магнитом, а окажется просто металлическим бруском – класс системы резко понизится.

Именно конфликт – движущая сила и, тем самым, глубинная сущность любого процесса. А для субъектно насаленных объектов можно сказать, что разность позиций порождает поток событий, образующих процессы и функционирования, и развития. Носителями клановых позиций в системе становятся формальные или неформальные лидеры монофункциональных блоков – фактические координаторы внутренней среды этих блоков. Тем самым, позиционные, и в первую очередь – системообразующие, конфликты оказываются явлением неустранимым, плоть от плоти, присущим эшелону предметного управления как таковому.

Далее. Мы уже отметили, что системообразующие конфликты нужно не устранять, их необходимо балансировать. Но, что это значит – балансировать конфликт? Сформулируем: балансирование конфликта в субъектно населенном объекте есть устойчивое сохранение (поддержание) разности позиций. Естественные процессы таковы, что порождаемые разностями потоки направлены на устранение исходной, их породившей разности (Ле Шателье, Онзагер и другие). Следовательно, позиционным балансом необходимо управлять. И значит, для поддержания устойчивого позиционного конфликта нужны соответствующие управленческие усилия. Управление конфликтным взаимодействием в системе может и должно стать предметом отдельной и очень значимой управленческой деятельности. В связи с этим, возникает потребность в построении эффективной модели оптимального поведения в позиционном конфликте. Этим мы сейчас и займемся.

Мета-позиция.

Предположим, что мы оказались одним из позиционных полюсов конфликта. Должны ли мы бороться за свои интересы? Конечно, как же иначе. Правы ли мы, сражаясь за правоту? И да, и нет. Каждый позиционер прав, исходя из своей позиции. Правота – позиционна! Нет одной правоты на всех. Для того чтобы эффективно действовать в позиционном конфликте, нужно подняться над ним, подняться над конфликтной ситуаций как над новым целым, необходимо выйти в позицию особого рода – в мета-позицию. С выходом позиционера в мета-позицию его исходная позиция не исчезает. Она сохраняется как носитель его интересов, но теперь становится лишь частью, фрагментом более широкой картины. И только после выхода в мета-позицию можно перейти к успешному поведению в конфликтной ситуации.

 

Алгоритм эффективного поведения в позиционном конфликте.

Мы предлагаем позиционерам действовать следующим образом:

  • остановить «битву» на уровне предметной деятельности и эшелоне предметного управления. В этой битве нет ни правых, ни виноватых. Любой исход этой битвы неизбежно приведет к разрушению конфликта и, вследствие этого – к понижению класса системы деятельности;
  • расширить масштаб рассмотрения и, вообще, масштаб отношения к происходящему. В качестве нового объекта рассмотрения и дальнейшего управления рассматривать не противостоящего позиционера, а ситуацию позиционного конфликта в целом;
  • для этого – описать каждую позицию, по существу, формирующих ее (эту позицию) интересов функционера. При этом рассматривать эти интересы как объективные, поскольку они порождены объективной связкой «функциональное место полномочия ответственность»;
  • описать сложившийся характер конфликтного взаимодействия, его генетическую связь с природой конфликтующих позиций и сущностью конфликта как целого;
  • вступить в общение с противостоящим позиционером для обсуждения с ним актуальной ситуации позиционного конфликта и ее проблемности для каждого их позиционеров. При этом проблема у каждого из позиционеров в рамках данного конфликта может быть своя. Уже с началом такого общения возникает принципиально важный феномен – стороны де-факто перешли от деструктивной конфронтации к конструктивному сотрудничеству, пока только по поводу совместного проектирования;
  • продолжая общение, перейти к совместному проектированию будущей ситуации, формирование которой устранило бы актуальные проблемы каждого из позиционеров, удовлетворив его объективные интересы. Отметим, что речь не идет о поиске компромисса! Компромисс предполагает уступки каждой из сторон конфликта в актуальной ситуации, а значит – неизбежные потери каждой стороны. Достижение компромисса не поддерживает конфликт и не развивает его, а превращает позиционный конфликт в коммунальный. Стороны должны говорить о новой, существенно иной ситуации, целевой для них одновременно, построить которую возможно будет только совместными усилиями. Но на этом этапе речь идет пока только о проекте;
  • располагая совместно созданным (с учетом интересов каждого позиционера) проектом целевой ситуации, сторонам следует перейти к совместной разработке плана построения этой целевой ситуации;
  • располагая совместно разработанным планом достижения совместно поставленной цели, позиционеры функционально самоопределяются – берут на себя ответственность за выполнение тех или иных действий в рамках согласованного плана перехода от актуальной ситуации к ситуации целевой.

Осуществлением указанного алгоритма можно и нужно управлять. Эти управленческие усилия могут быть осуществлены как изнутри самого конфликта, так и извне. Отметим также, что работа с многопозиционным конфликтом тесно связана с технологией командоформирования, о которой мы будем говорить подробно в следующей главе.

Позиционеры, синхронно прошедшие путь, описанный приведенным алгоритмом, самим изменением собственного состояния и изменением сущности и способа взаимодействия, тем самым, не только изменяют себя, но и переводят систему в целом в новое состояние.

Таким образом, в системе деятельности формируется новый уровень реальности – уровень чистого управления.

Существенное отличие уровня чистого управления от уровня предметной деятельности и от эшелона предметного управления – на уровне чистого управления происходит взаимодействие субъектов управления нового качества:

  • понимающих и видящих ситуацию не фрагментарно, а системно — целостно;
  • стремящихся системно воздействовать на нее в соответствии с проектом целевой ситуации и планом достижения этой ситуации;
  • осознающих необходимость договариваться с носителями других позиций и практически договаривающиеся;
  • продуктами этих договоренностей должны быть: проект целевой ситуации, план ее достижения и формирование нового функционального поля уже в режиме развития;
  • результатом этих коммуникативных взаимодействий оказывается команда – субъект нового класса. Возникновение команды возможно лишь на уровне чистого управления. Формирование «команды» на предметном уровне возможно лишь административно-руководящим образом и приводит к образованию не команды, а группы исполнителей чужих решений.

Продуктом управляемого или результатом самоуправляемого разрешения позиционного конфликта является синхронный выход позиционеров на уровень чистого управления. Назовем этот выход рефлексивным выходом первого рода.

На уровне чистого управления происходит коммуникативное взаимодействие управляющих субъектов с целью соорганизации управления общей для них предметной деятельностью. В этом коммуникативном взаимодействии собственно предметной деятельности уже нет, она выходит на уровень чистого управления как обсуждаемое управленцами общее предметное содержание.

Поскольку описанный нами переход на уровень чистого управления предполагает проектирование и планирование существенно новой ситуации, то неизбежной становится смена самого режима существования системы. Происходит переход от режима функционирования к режиму развития. Управлением режимом развития мы займемся в главе 7. Но сначала обсудим феномен команды и технологию командоформирования.

Вернемся к общей логике нашего рассмотрения. Вначале мы обсуждали объект управления, его свойства, режимы его существования и их взаимосвязь, системные процессы его (объекта) системы деятельности, процессуальные состояния и т.д. Затем мы обсуждали способы и средства осуществления субъектом управления его (субъекта) управляющих воздействий, прописали основные алгоритмы и технологии управленческой деятельности, базовые модели его эффективного поведения. Пришло время переноса нашего внимания с объекта и способов управления на сам субъект управления.

Почему это необходимо? В чем здесь проблема? Попробуем сформулировать. Во-первых, управляющий субъект как отдельная личность – это тоже система, отдельная система деятельности. Ею тоже нужно управлять, и ее тоже нужно сделать эффективной. Об этом мы будем подробно говорить в главах 11, 12 и 13. Во-вторых, управляющий субъект, как правило, состоит не из одной изолированной личности, а представляет собой специальным образом сорганизованную группу людей. Вот этой проблематике и посвящена настоящая глава. И еще раз – в чем здесь проблема? А ведь все просто. Исходно никакая группа людей – не целостный субъект. Иначе говоря, коллективный субъект управления (команду) еще нужно создать. А как? И вот в этом-то и проблема – проблема создания коллективного управляющего субъекта (команды).

Сначала введем важное понятие функциональной соорганизации. Как уже говорили выше, в главе 3, функциональное поле системы нужно создавать, исходно – оно отсутствует. В том числе, создание функционального поля предполагает и формирование сбалансированной структуры «функции – полномочия –ответственность». Но ведь это формирование указанной структуры должно как-то произойти, то есть должна быть осуществлена соответствующая процедура. Что же это за процедура?

Функциональной соорганизацией будем называть процедуру управляемого и/или самоуправляемого распределения функций, полномочий и ответственности между функционерами (возможно, потенциальными функционерами), порождающую сбалансированную структуру «функции – полномочия – ответственность». Функциональная соорганизация прямо связана с командоформированием. Изучим связь между ними.

Критериальные свойства командного субъекта.

Группа людей и команда. В чем разница между ними? Что делает группу людей командой? Каковы критериальные (необходимые и достаточные) свойства группы людей, чтобы можно было считать ее командным субъектом? Отвечая на поставленные вопросы, мы тем самым опишем феномен команды и командной деятельности.

Итак, группа людей представляет собой команду, если она (группа людей):

  • осуществляет совместную деятельность с согласованной формулой этой деятельности;
  • располагает согласованным представлением о целевом состоянии, к которому совместно стремится прийти;
  • располагает программой или, более того, планом действий по достижению поставленной цели;
  • сформировала функциональное поле своей общекомандной системы деятельности;
  • сформировала архитектуру управления общекомандной системой деятельности.

Такой должна быть команда, но как ее создать? Это вопрос технологический.

 

Технология командоформирования.

Формирование командного субъекта управления есть управленческая задача уровня чистого управления. Давайте уточним этот вопрос, так как часто встречается его неверное понимание. А с кем, собственно, следует создавать команду? Со всем населением системы? Конечно, нет. А с кем конкретно? Командоформирование –технология балансирования многопозиционного конфликта. Этот конфликт формируется объективно на уровне предметной деятельности, а осознается и становится объектом балансирования в эшелоне предметно-управленческом. Именно здесь, в процессе перехода на следующий уровень – уровень чистого управления, о котором мы очень много будем говорить дальше, и следует проводить командоформирование. Практически это означает, что команду нужно создавать с управленцами своего уровня, возможно и при необходимости привлекая отдельных представителей смежных уровней и эшелонов управления.

Этапы командоформирования:

  • инициация замысла (а, значит, есть инициатор – автор замысла);
  • создание формулы ключевой совместной деятельности;
  • выявление индивидуальных мотивов участия в ключевой деятельности потенциальных членов команды;
  • совместное целеполагание;
  • совместное планирование способов достижения поставленных целей;
  • функциональное самоопределение членов команды;
  • функциональная соорганизация команды на переходный процесс – формирование функционального поля, зон ответственности, внутрикомандной иерархии и т.д.

Об отдельных упомянутых здесь процессах будет сказано подробнее ниже по тексту: о самоопределении и целеполагании – в главе 7, о мотивации – в главе 10, о самомотивации – в главе 11.

Рассмотрим каждый этап подробно на примере открытия Колумбом Америки. В исходной точке всегда стоит замыслитель, инициирующий некоторый замысел. Это он, по сути, изобретает первичную формулу деятельности. Так, Христофор Колумб замыслил достичь Индии и ее богатств, двигаясь чрез океан на запад, так как Земля круглая. Для этого ему нужно: найти инвесторов (ими стала королевская чета Фердинанд и Изабелла), наметить ориентировочный маршрут плавания (здесь была допущена грубая расчетная ошибка, но замысел в итоге осуществился), определить тип необходимых для плавания суден, закупить необходимый провиант, набрать необходимый экипаж и т.д.

Если бы все это он мог сделать самостоятельно, ему вообще не нужна была бы команда. А она нужна: нужны штурманы и лоцманы, коки и боцманы, матросы на парусах, стрелки, рыболовы и многие другие специалисты. А их еще нужно найти, среди кандидатов подобрать подходящих по специальным навыкам и способностям, из числа подобранных отобрать подходящих мотивационно. А для этого нужно выяснить, каковы личные мотивы участия в совместной деятельности каждого потенциального ключевого участника. Как это выяснять? Просто спросить! Техника беспроигрышная – принимаем сказанное за правду. Если не солгал – все в порядке. Если солгал – дальнейшие этапы командоформирования это неизбежно вскроют. Мы это вскоре увидим. В будущей команде Колумба оказались исследователи, желающие вместе с ним открыть путь в Индию; торговцы, стремящиеся добраться до индийских богатств и разбогатеть; авантюристы, ищущие власти и славы; беглые преступники, скрывающиеся за океаном от правосудия; опытные моряки, которым нужен офицерский патент и прочие искатели счастья.

Затем, круг уже отобранных кандидатов в члены команды проводит совместное целеполагание. Это предполагает совместное проектирование целевой ситуации предстоящей деятельности. Исходный замысел уже есть, но этот замысел, скорее, «хотелка» замыслителя, чем структурированный проект желаемой конечной ситуации. Принципиально важно, чтобы на этом этапе каждый проектирующий строго соблюдал свои ранее предъявленные личные интересы. Если окажется, что его истинные интересы отличаются от интересов ранее предъявленных, то это немедленно проявится, и можно будет это откорректировать. В какой географический пункт прибудет экспедиция, что ее там встретит, как будет обустроено пребывание экспедиции в «Индии» все это следует заранее продумать.

Располагая совместным целевым проектом, следует совместными усилиями разработать план достижения целевой ситуации. Членам экспедиции уже можно и нужно подумать о том, как именно в Индию попасть каким курсом плыть, чем по пути питаться, как организовать сменность вахт, как обеспечить безопасность, сохранность и текущий ремонт судов.

Но план – это только план. Его еще придется выполнять. Нужно определить, кто и что будет делать, т.е. возьмет на себя ответственность за выполнение точно определенных функций на основе соответствующих полномочий. Речь идет о тех самых штурманах и лоцманах, коках и боцманах, матросах, стрелках и рыболовах.

Наконец, должны быть определены и зафиксированы, по крайней мере, субординационные связи, формирующие иерархию будущей коллективной системы деятельности. Координационные связи сложатся естественным образом в ходе плавания. Адмирал, капитаны судов, лейтенанты, боцманы и прочие уже функционеры. Итак, командный субъект для плавания в неизвестное – в режим развития – создан. Поплыли.

Теперь рассмотрим переход системы от режима функционирования к режиму развития. Сразу отметим, режим функционирования есть особый (тривиальный) случай режима развития. Поэтому, если есть в этом необходимость, можно применить намного более сложный аппарат управления режимом развития к управлению режимом функционирования. Чаще всего, такой необходимости нет, но есть принципиально важный вопрос – о сочетании режимов функционирования и развития. Все это мы обсуждаем в данной главе.

Итак, режим развития – такой режим существования системы, в котором сама система деятельности существенно изменяется: изменяется ее функционально-позиционный расклад, а в пределе – сама формула системы деятельности. Находясь в режиме развития, система проходит иногда трудный путь самоизменения. А любой путь состоит из целостных отрезков – шагов. В нашем рассмотрении, как мы дальше увидим, каждый такой шаг представляет собой цепочку (линейно упорядоченную последовательность) системных процессов. Итак, шаг развития – системно-целостный отрезок (подсистема) режима развития, состоящий в свою очередь, из системных процессов.

В мире огромное число систем проживают свой режим развития естественным образом. В избранном нами, управленческом аспекте рассмотрения, режим развития – управляемый процесс. Значит, существует управляющая система, осуществляющая на исходную систему управляющие воздействия – операции. Собственно, предварительно спроектированная, спланированная и затем фактически осуществленная последовательность операций и делает режим развития управляемым процессом. Последовательность операций, обеспечивающая достижение конечных целей режима развития, называется программой развития.

 

«Шаг развития».

Теперь нам нужно сконструировать общую схему управления режимом развития. Задача сложная и в этой главе мы детально изучим только «внутренний мир» отдельного шага развития управляемой системы. Мы постулируем следующий тезис: любой шаг развития любой системы деятельности образован двумя одновременно вложенными и наложенными подсистемами – системными процессами и процессуальными состояниями. В этой главе мы детально занимаемся системными процессами, в главе следующей – процессуальными состояниями.

Системные процессы.

В главе 2 мы уже говорили, что подсистемами любой исходной системы деятельности является инвариантная совокупность системных процессов. Системные процессы – что это такое?

Мы различаем следующие системные процессы, т.е. инвариантные подсистемы любой системы деятельности:

  • функционально-позиционный анализ (анализ как процесс) актуальной ситуации;
  • самоопределение управляющего субъекта;
  • целеполагание управляющего субъекта;
  • организация (программирование и планирование) управляющих воздействий – операций;
  • практическое осуществление субъектом управляющих воздействий.

Совокупность системных процессов не аморфна. Она образует цепь – линейно упорядоченную последовательность. Об этом подробно поговорим в этой же главе несколько позже. А сейчас обсудим технические вопросы.

 

Техника осуществления каждого из системных процессов:

Сначала нам необходимо ввести принципиально важное различение представлений.

Онтологические представления, описывают некоторую ситуацию (некоторое положение вещей) в том числе:

  • существовавшую когда-то в прошлом,
  • фактическую, т.е. только что состоявшуюся,
  • актуально разворачивающуюся здесь и сейчас,
  • возможную при естественном ходе событий;
  • возможную при каждом из возможных вариантов наших управляющих воздействий;
  • целевую, т.е. возможную при определенных наших управляющих воздействиях (или их отсутствии) и соответствующую нашим критериям желаемого.

Операционные представления описывают возможные для субъекта варианты управляющих воздействий как доступные субъекту способы изменения ситуации, в том числе:

  • представление об отдельных операциях;
  • представления о программах функционирования и/или развития;
  • представления о стратегии развития (стратегическое управление – лейтмотив части 2 этой книги).

Теперь перейдем непосредственно к технике.

Функционально-позиционный анализ актуальной ситуации.

Мы говорим об анализе ситуации. А что мы понимаем под самим термином – «ситуация»? Понимаем не интуитивно, а в точной формулировке.

В ситуации присутствуют:

  • сам анализирующий ее субъект – прямо или косвенно. Ведь, если он занимается ее анализом, то ему это зачем-нибудь нужно – значит, он хотя бы мотивационно в ситуацию включен;
  • другие активно действующие субъекты – акторы (об акторах, в частности, и о драматургии управленческой деятельности, в целом, подробно поговорим в части 2). Каждый актор играет в ситуации некоторую роль (населяет некоторое функциональное место в общем функциональном поле) и занимает некоторую позицию в общем позиционном раскладе – топике (греч топос – место, позиция);
  • позиционно пассивные субъекты-персонажи, каждый из которых играет в ситуации некоторую роль, но не занимает никакой позиции в общем позиционном раскладе;
  • значимые факторы – условия. Условия ситуации определяют не только собственно условия деятельности акторов, но и ситуационный ресурс в целом (в том числе, целевой ресурс, который может быть для разных акторов разным);
  • незначимые факторы – обстоятельства. Обстоятельства в ходе изменения ситуации могут стать значимыми факторами – условиями.

Как же ситуацию анализировать?

Во-первых, описываем всю доступную нашему описанию совокупность факторов и выделяем среди них значимые для нас факторы, в том числе, наш целевой ресурс. Это далеко не всегда тривиальная задача. Вернемся к этому в главе 9.

Во-вторых, из множества всех персонажей, населяющих ситуацию, выбираем и описываем каждого актора. Для этого:

  • определяем его роль (место в функциональном поле). Обычно, это несложно;
  • интерпретируем его поведение как сообщение. Это и то, что он говорит, поет, пишет, рисует, и то, какие поступки он совершает. Интерпретация поведения как сообщения – отдельная большая тема и к настоящему изложению не относится;
  • фиксируем содержание этого сообщения, т.е. отвечаем себе на простой вопрос – что именно персонаж нам сообщает. Обычно, это тоже несложно;
  • выделяем в сообщении его суть, т.е. компактное, даже лапидарное, а в идеале – в одной-двух фразах точно выраженное содержание сообщения;
  • выдвигаем гипотезу о цели персонажа, т.е. предполагаем – зачем или для чего персонаж направлял нам свое сообщение;
  • на основе гипотезы о цели персонажа реконструируем смысл передачи нам его сообщения как управляющего воздействия, т.е. просчитываем то, что персонаж этим действием намеревался с нами сделать, как изменить наше поведение;
  • далее отвечаем на вопрос – почему? Это вопрос о причинах и основаниях его поведения. Ответ на этот вопрос расскажет нам об интересах анализируемого нами персонажа;
  • и, наконец, – сборка. Из всего про персонажа понятого формируем свое понимание его позиции – как он в данной ситуации стоит, за что борется и против чего, с кем он и против кого, на какие действия может пойти и т.д.

Более глубокий анализ субъекта как такового деятельности мы проведем в главах 10 и 11.

В-третьих, если мы уже проделали всю предыдущую работу со всеми акторами ситуации, то теперь у нас появляется возможность из всех посчитанных нами позиционеров синтезировать топику ситуации. А это чаще всего – нетривиальная задача.

Особой и очень важной подсистемой системного процесса «Анализ актуальной ситуации» является процесс прогнозирования возможных будущих ситуаций, т.е. ситуаций, возникающих из ситуации актуальной, при отсутствии каких-либо наших управляющих воздействий. Такую неуправляемую нами ситуационную динамику назовем дрейфом. Прогнозирование рассматривает именно ситуационный дрейф и строится на основе анализа актуальных возможностей и представляет собой многовариантное сценарное экстраполирование. В этом экстраполировании и суть процесса прогнозирования, его достоинство, и его неустранимая ограниченность зависимостью от настоящего. Чаще всего, прогнозирование оказывается мостиком от анализа актуальной ситуации – к самоопределению.

 

Самоопределение.

Итак, мы уже располагаем планшетом с функционально-позиционным раскладом в актуальной ситуации и набором прогнозных сценариев развития ситуации. Зачем мы все это делали? Что-то в актуальной ситуации заставило нас ее анализировать – фактические проблемы или угроза их возникновения в будущем. Значит, в ситуации есть нечто, что нас не устраивает. А что значит – не устраивает? Значит, что-то чему-то не соответствует. Что и чему? Приходится обратиться к самому себе и спросить самого себя: «Что такое – хорошо и что такое – плохо? И не вообще, а для себя лично. И не в этой или какой-то другой ситуации, а для тебя самого, того кем ты есть». Мы подошли к самой сути системного процесса самоопределения. Проделать процесс самоопределения, означает буквально – определить самого себя.

Первое и самое сложное. Нужно честно ответить самому себе на ранее поставленные вопросы. Ответить на них, значит – выявить, объективировать, зафиксировать критерии оценки желаемого и не желаемого для себя. Именно критерии, не само желаемое – его еще нужно спроектировать, спланировать и практически создать в соответствии с этими критериями.

Второе. На основе этих критериев следует оценить актуальную и прогнозируемые ситуации, понять – что в ней хорошо, а что – плохо.

Третье. Теперь нужно принять решение – следует ли нам стремиться изменить ситуацию, предпринимая для этого соответствующие усилия. От того, какое решение принято, зависит наш личный выбор – идем ли мы дальше по системным процессам режима развития или продолжаем функционировать.

И еще одно замечание. Выше мы говорили о том, что режим функционирования есть тривиальный частный случай режима развития и, что при желании можно применить аппарат управления режимом развития к управлению режимом функционирования. Как это практически сделать? Это сейчас разъясним. В тот момент, когда самоопределяющийся субъект отвечает себе на вопрос – хороша ли по его критериям актуальная ситуация или нет, он принимает решения – двигаться ли ему дальше по цепочке системных процессов или остановиться и вернуться к режиму функционирования. На самом деле, принятие такого решения – неотъемлемая часть системного процесса самоопределения.

Целеполагание.

Обычно, на вопрос: «Что такое — цель?» большинство людей не задумываясь, отвечает: «Цель – есть то, чего я хочу». Теперь, когда мы обсудили системный процесс самоопределения, мы понимаем, что «то, чего я хочу» – это критерии желаемого, но не определение того, что же это такое – желаемое. О критериях целеполагания мы говорили, обсуждая системный процесс «самоопределение». Но, что же тогда такое –целеполагание?

Здесь нам придется коснуться фундаментального вопроса – вопроса о природе времени. Дело в том, что будущее не предзадано настоящим и прошлым. Будущее есть состояние. Состояние, которого еще нет. Состояние, которое только еще будет, и может быть таким, а может быть этаким. Для вершащегося настоящего, будущее – веер возможных будущих состояний.

Будущее возникает из настоящего и как продукт, и как результат действий, воздействий и взаимодействий. И естественных, и искусственных, то есть – целенаправленных. «Время – это конструкция» – Поль Валери. Если мы хотим получить нужное нам будущее, а не жить в чужом будущем, созданным кем-то другим для себя, нам нужно это нужное нам будущее спроектировать, спланировать способ его достижения и самим же этот план осуществить. Таким образом, осуществляя целеполагание, мы совершаем управленческое проектирование –проектирование наших целевых состояний, т.е. состояний достижимых нашими ресурсами и соответствующих нашим самоопределительным критериям.

Организация операций (управляющих воздействий).

Выше мы уже ввели понятие операции. Теперь определим его точно. Операция – осуществляемое актором управляющее воздействие, целенаправленно (в соответствии с целями актора) изменяющее (преобразующее) актуальную ситуацию.

В динамике проведения операции можно выделить три фазы.

В начальной фазе происходит дестабилизация исходной ситуации. Как правило, исходная ситуация стабильна, и существенно изменить ее без дестабилизации – невозможно. Поскольку, сам управляющий субъект живет в изменяемой его же усилиями ситуации, то дестабилизация ситуации неизбежно связана с затратами ресурсов и повышенным риском провала операции. Момент перехода от первой ко второй фазе операции является точкой бифуркации. В этот момент ситуация максимально лабильна и податлива к управляющему воздействию.

Во второй фазе операции прежняя структурная устойчивость ситуации уже разрушена. Теперь сама осуществляемая операция структурой своей собственной программы определяет неустойчивое состояние меняющейся ситуации. Конечные цели операции в целом должны быть достигнуты именно на этой ее фазе. Момент перехода от второй к третьей фазе операции вновь является точкой бифуркации. В этот момент ситуация скачком стабилизируется и теряет податливость к управляющим воздействиям.

Третья фаза операции – фаза стабилизации новой ситуации. Для нас желательно, чтобы новая ситуация была максимально близка к нашей целевой.

Выше мы уже определили программу как операционную последовательность, обеспечивающую достижение конечных целей развития, теперь определим, что такое план. Планом мы называем программу, «одетую» во все необходимые для ее осуществления ситуационные ресурсы – человеческие (в том числе, компетенционные), временные, материальные, финансовые, ресурсы полномочий и других возможностей влияния. Назовем единицей планирования субъектно населенный объект, субъектность которого мы не учитываем на нашем уровне планирования. Как правило, единица планирования располагается на два иерархических уровня ниже уровня самого субъекта планирования. Так, для директора предприятия первый уровень ниже – макрофункциональный блок (маркетинг, инжиниринг, производство, коммерция, управление финансами и т.д.), второй уровень ниже – производственный цех или отдел главного технолога. Это его единицы планирования. Для начальника производства – первый уровень ниже – отдельный цех, второй уровень – участок цеха. Это его единицы планирования. Таким образом, можно сказать, что системный процесс «Организация действий» представляет собой процесс управленческого программирования и планирования.

 

Практическое осуществление операций.

Запланированные операции нужно практически осуществить. Могут ли здесь быть проблемы и какими именно они могут быть? Конечно, проблемы могут быть. Вот приблизительно такие проблемы:

  • отсутствие действий. Как ни странно, это очень распространенная болезнь – анализируют, прогнозируют, проектируют, программируют, но не действуют. «Дребезг» в точке перехода к живому действию чрезвычайно распространен – нерешительность, боязнь неизбежного риска, неготовность взять на себя ответственность за исход и т.д.;
  • фиктивные действия. Речь идет о действиях, ни продукт, ни результат которых самому действующему персонажу не нужны. Они никак не связаны с его настоящими целями и интересами. Зачем он их осуществляет? Для «галочки», чтобы отчитаться. Кстати, и тому, кто получит отчет, этот отчет тоже не нужен;
  • безответственные действия. Действия совершаются, получается то, что получается, но персонаж никогда ни за что не отвечает. Виноваты другие персонажи, условия и обстоятельства, в которых он оказался, но не он сам;
  • бывают и другие болезни действия. Список открыт.

Итак, описание всех системных процессов и техники осуществления каждого из них завершено. Идем дальше.

Продукты и результаты каждого системного процесса.

Как у любой деятельности, у каждого системного процесса есть свой продукт и/или результат. Это важный момент, и мы эти продукты и результаты опишем.

Совершенно очевидно, что продуктом анализа актуальной ситуации является функционально-позиционный планшет – функциональное поле системы с порожденными этим полем позициями, позиционными (в том числе, системообразующими) конфликтами и их связями, т.е. топикой ситуации (гречтопос – место, позиция). Продуктом системного процесса самоопределения оказывается формулировка критериев желаемого и достижимого, т.е. критериев целеполагания. Именно критериев «желаемости» будущей ситуации, но еще не ее устройства. Целеполагание же, как раз и порождает как свой продукт – целевой функционально-позиционный планшет.

 

Признаки завершения данного системного процесса.

Критериальным признаком завершения каждого системного процесса является появление в объективированном (отчуждаемом от субъекта) виде продукта данного системного процесса:

  • для анализа актуальной ситуации – наличие функционально-позиционного планшета актуальной ситуации;
  • для самоопределения – наличие объективированных критериев целеполагания;
  • для целеполагания – наличие функционально-позиционного планшета целевой ситуации;
  • для организации операций – наличие программы и плана действий, направленных на достижение поставленных целей;
  • для операций (живых действий) – изменение функционально-позиционного планшета, возникшее в результате управляющего воздействия.

 

Морфология системных процессов.

Системные процессы как подсистемы исходной системы деятельности образуют ее (исходной системы деятельности) внутреннюю линейно упорядоченную структуру цепь системных процессов. Иначе говоря, системные процессы нельзя пропускать и идти дальше (пропущенный системный процесс «стреляет в спину»), системные процессы нельзя менять местами (теряется логика системной деятельности).

Следующие друг за другом цепочки системных процессов образуют внешнюю, по отношению к отдельной цепочке, но по-прежнему внутреннюю по отношению к целостной системе деятельности, спирально цикличную структуру спираль системных процессов. Иначе говоря, завершающая каждую цепочку системных процессов операция порождает новую ситуацию, которую вновь необходимо анализировать, что запускает новую цепочку гомоморфную предыдущей цепочке (точно так же устроенную, но иначе наполненную).

И еще одно. Мы выше уже отмечали, что режим функционирования есть тривиальный частный случай режима развития. Но дело не только в этом. Пока осуществляется режим развития, функционирование как таковое не прекращается. Текущий способ функционирования шаг за шагом преобразуется и, тем самым, служит изменяющимся субстратом режима развития. А итогом каждого, уже фактически совершенного шага развития, оказывается новый актуальный, промежуточный, подлежащий дальнейшему изменению способ функционирования.

Процессуальные состояния.

В главе 7 мы говорили о системных процессах. Там мы сказали, что концепция системных процессов прописывает управление режимом развития системы. И выше мы сказали, что режим функционирования ни в какой момент исчезнуть не может. Более того, в детальном рассмотрении режим развития образуется сменяющими друг друга функционарными отрезками. Дело только в детальности и масштабе рассмотрения. В соответствующем масштабе рассмотрения мы всегда можем наряду с системными процессами рассматривать и эти функционарные отрезки, и рассматривать их как текущие процессуальные состояния системы. К такому рассмотрению мы теперь и перейдем.

В нашей концепции процессуальные состояния всегда образуют триаду процессуальных состояний: состояние проблематизации, состояние творческого действия и состояние рефлексии. Определим эти процессуальные состояния и опишем характерные признаки каждого из них.

Проблематизацией мы называем такое процессуальное состояние, находясь в котором потенциальный субъект деятельности осознает (по крайней мере, ощущает), что находится в проблемной для него ситуации и оказался лицом к лицу с необходимостью действовать. А проблема состоит в том, что стандартного и готового к применению алгоритма действий у субъекта нет.

Процессуальное состояние творчество/действие имеет два подсостояния – творение концепта с последующим созданием концепции адекватного действия (о концептах и концепциях подробно в части 3) и практическое осуществление замысленного действия.

Творчеством мы называем такое процессуальное подсостояние, находясь в котором субъект, фактически не располагающий готовым алгоритмом действий, этот алгоритм он сам же и порождает – собственно творит. Как изменить самого себя, чтобы суметь делать то, чего раньше не умел? Этому посвящена отдельная глава 12.

Действием мы называем такое процессуальное подсостояние, находясь в котором субъект деятельности непосредственно и практически осуществляет живое действие – действует здесь и сейчас.

Процессуальным состоянием рефлексии мы называем такое процессуальное состояние, находясь в котором субъект деятельности, уже осуществив действие, осознает тот факт, что действие завершено, оценивает его успешность, осмысливает происшедшее как опыт, делает практические выводы на будущее:

  • если опыт действования был успешным, его следует описать, технологизировать и сохранить для дальнейшего применения;
  • если неуспешным – найти причины неудачи и откорректировать примененный способ действий.

 

Системные процессы и процессуальные состояния.

Существует глубокая связь между системными процессами и процессуальными состояниями. Так, заглядывая вовнутрь каждого системного процесса, мы обнаруживаем там, вложенную в этот процесс, триаду процессуальных состояний. Тогда можно взглядом вовнутрь различить, например, творческий акт по схватыванию сути актуальной ситуации, проблематизацию по основанию самоопределения, здесь и сейчас происходящее проектирование целевой ситуации, осознание только что разработанного плана действий и т.д. Но, одновременно, заглядывая вовнутрь каждого процессуального состояния, мы обнаруживаем там вложенную в это состояние цепочку системных процессов. Тогда можно взглядом извне различить, например, проектирование состояния проблематизации, планирование выхода в рефлексивное состояние, самоопределительная готовность действовать и т.д. Таким образом, имеет место как внутренняя вложенность процессуальных состояний в системные процессы, так и внешнее наложение процессуальных состояний на системные процессы.

О сочетании режимов функционирования и развития в управлении сложной системой деятельности.

Представляется естественным, если именно сейчас у читателя возникли следующие вопросы:

  • мы подробно рассмотрели режим функционирования и режим развития, но каждый отдельно. А как определить, когда какой из них нужен?
  • когда завершать один режим и переходить к другому?
  • как построить стратегию, увязывающую и сами режимы, и их смену?

Это уже проблематика стратегического управления. Детальное ее обсуждение пока отложим до части 2. Но предварительно мы поговорим об этом уже в конце следующей главы.

До сих пор, в главах 7 и 8, говоря об управлении режимом развития, мы говорили лишь об отдельном шаге развития и, соответственно, об отдельном управляющем воздействии. Но совершенно очевидно, что в общем случае программа развития представляет собой последовательность логически связанных шагов развития, управляемую логически связанной последовательностью управляющих воздействий. Эту логику необходимо явным образом сформулировать и на этой основе разработать концепцию программирования режима развития.

 

Концепция программирования режима развития.

Описание динамики управляемой системы. Онтологическая лента.

Последовательность шагов развития сама по себе (безотносительно к операциям управления) формируется очевидным образом в виде своеобразного «мультфильма» – последовательности состояний, отображенных на соответствующих онтологических планшетах. Эти онтологические планшеты должны быть при программировании режима развития связаны между собой таким образом, чтобы была обеспечена динамика переходов из текущих актуальных состояний в соответствующие текущие целевые состояния.

Что это значит конкретно? В процессе программирования мы рассматриваем каждый шаг как смену состояния управляемой системы, с актуального на начало данного шага – к локально-целевому состоянию на конец данного шага. При переходе к следующему шагу развития локально целевое состояние предыдущего шага становится новым актуальным, в этот момент проектируется новое локально целевое и т.д., пока локально целевое состояние очередного шага развития не совпадет с конечной целью всей программы.

Описание динамики управления. Операционная лента.

Последовательность операций, т.е. программа развития в собственном значении этого термина, также образует ленту, только состоящую уже из операционных планшетов. На каждом таком планшете отображается структура планируемой операции в соответствии с техникой, изложенной ранее в главе 7. Каждая операция переводит систему из фактически возникшего состояния в новое целевое. Как мы отмечали выше, образующие каждый шаг развития системные процессы должны быть выстроены в линейно упорядоченную последовательность – цепочку, а следующие друг за другом цепочки системных процессов должны образовать внешнюю по отношению к отдельной цепочке системных процессов и по-прежнему внутреннюю по отношению к целостной системе деятельности спирально цикличную структуру – спираль системных процессов. По существу, проблема управления режимом развития должна быть разрешена установлением принципа оптимального построения операционной ленты.

Управление режимом развития.

«Гладко было на бумаге, только встретились овраги». На практике именно так всегда и бывает. Планируя операцию, обеспечивающую шаг развития, мы пытаемся учесть все условия и обстоятельства, просчитать ожидаемые действия всех акторов, но учесть все невозможно – жизнь всегда больше наших представлений о ней. Совершая очередную операцию, мы по факту получаем не совсем то состояние, которое проектировали как локально целевое. Фактически полученное состояние чаще всего не совпадает ни с прогнозируемым состоянием, ни с проектируемым – целевым. Рельеф местности, в которую мы вступаем, заранее точно неизвестен. Развитие – путь в неизвестное.

Но тогда на основании чего управляющему субъекту ставить цели – и конечную цель, и промежуточные, локальные цели? Нужен направляющий принцип. В нашей концепции общая динамика управления режимом развития субъектно насаленного объекта определяется принципом оптимума.

Опишем его. Будущее никогда полностью не предопределено, оно представляет собой не одно «будущее», а «веер» возможных будущих состояний системы. Куда идти? Помните, в начале книги упоминался Аурелио Печчеи и Римский клуб с лозунгом: «Мыслить глобально, действовать локально». Действуя всегда здесь и сейчас, а иначе действовать в принципе невозможно, нужно постоянно видеть и «дальней цели путеводительный маяк» – Александр Блок. Но, что делать, если свет маяка мерцает в тумане, и нет уверенности, что это не просто отблеск настоящей цели?

Теперь вспомним главу 7: целеполагание строится на основе критериев, выработанных в предыдущем системном процессе – в процессе самоопределения. Но ведь одному и тому же набору критериев может удовлетворять не одно-единственное целевое состояние, а множество подходящих состояний из числа возможных. А это, в свою очередь, означает, что целевое состояние не единственно, а существует целое облако целевых состояний.

Выработанные в процессе самоопределения критерии – это критерии выбора целевых состояний из класса всех возможных будущих состояний. И так на каждом шаге развития, и так при планировании каждой операции.

Теперь мы можем сформулировать принцип оптимума как технологему:

  • в исходной точке анализируем актуальную ситуацию и осуществляем всю цепочку системных процессов, в том числе проводим и целеполагание, т.е. ставим первую промежуточную цель. После этого мы двигаемся по системным процессам вплоть до совершения завершающей текущий шаг операции;
  • в конце уже осуществленного первого шага развития анализируем фактически возникшую ситуацию как новую актуальную и осуществляем всю цепочку системных процессов, в том числе, проводим и новое целеполагание, т.е. ставим следующую промежуточную цель. Фокус в том, что это совсем не обязательно та самая вторая промежуточная цель, которую мы проектировали в исходной точке;
  • далее следует итерация, т.е. точно так же поступаем на каждом очередном шаге. При этом относительная стабильность критериев целеполагания обеспечивает наличие меняющего свое положение, но не выходящего за пределы целевого облака аттрактора. Несколько упрощенно, аттрактор – состояние, к которому стягиваются различные возможные траектории развития системы;
  • в конце фактически состоявшейся траектории, мы неизбежно придем в одно из состояний целевого облака, но в какое именно – мы не знаем ни в начале пути, ни в какой-либо промежуточной ситуации. Эта неизбежность прихода в облако целевых состояний обусловлена наличием вышеупомянутого аттрактора.

И еще два замечания.

Первое. Идейные корни, предложенного вниманию читателя принципа оптимума – в математике, в теории оптимального управления. Во второй половине прошлого века в СССР группа Понтрягина (Понтрягин, Болтянский, Гамкрелидзе, Мищенко) сформулировала принцип максимума, а в США группа Беллмана –принцип динамического программирования как математический аппарат оптимального управления. Обе разработки долгое время были засекречены, но в дальнейшем выяснилось, что это один и тот же аппарат, только выраженный несколько разными способами. Конечно, предлагаемый нами принцип оптимума отличается контекстом и способом применения, но идейные корни – в концепции динамического программирования.

Второе. За принципом оптимума просматривается и особая мировоззренческая позиция – «мир впервые». Так, совершив очередной шаг развития – очередной шаг в неизвестное, мы и анализируем фактически (только что) возникшее состояние как новую актуальную ситуацию, о которой мы заранее еще ничего не знаем. Перед нами мир, который мы видим впервые. Всегда – впервые, в любой момент.

 

Условия и границы применимости принципа оптимума.

Выше мы сказали, что рельеф возможных состояний системы нам заранее неизвестен. Исходя из этого, мы и сформулировали принцип оптимума. Но рельеф возможных состояний не только неизвестен, он еще и динамически неустойчив — по мере нашего продвижения в область неизвестного сам рельеф меняется. В условиях высокой динамической неустойчивости принцип оптимума приходится усилить и обобщить. Соответствующий обобщенный принцип – принцип оптимальности мы сформулируем в части 2.

 

Командоформирование и программирование.

Положим, стратегический управляющий замыслил разработать программу развития системы и затем эту программу реализовать. Понятно, что внедрять такую программу должна будет некая команда развития. У стратегического управляющего неизбежно возникают вопросы: «С чего начать, что делать раньше –разрабатывать программу или формировать команду? И как сорганизовать разработчиков программы с командой внедрения? Ведь это разные люди, с разными функциями и разными позициями». Исключительно распространенная и с нашей точки зрения совершенно неверная постановка самого вопроса. Почему? Потому, что «команда», собранная выполнять чужую, не ею разработанную программу, – не команда, а группа исполнителей, в общем случае не мотивированных эту программу исполнять. Потому, что разработчики программы в общем случае ее выполнить практически не в состоянии.

А как же нужно действовать? Мы приводим нашу точку зрения, подкрепленную многолетним опытом эффективного и успешного применения (более 30 лет) в десятках разнообразных случаев – в бизнесе, политике, научных исследованиях, спорте и т.д. С этой точки зрения, создание управляющей команды и разработка программы и плана будущих действий этой управляющей команды являются двумя сторонами одной медали, одного и того же процесса.

Предлагаемый нами алгоритм действий:

  • группа разработчиков программы развития создает эскиз проектного состояния (прожект) и эскиз программы его построения;
  • группа управленцев, которым предстоит войти в будущую управляющую команду, проделывает точно такую же работу, конечно, с иными продуктами;
  • обе группы (по меньшей мере, функционально-позиционные ядра этих групп) объединяются;
  • объединенная группа проектирует согласованное конечное целевое состояние системы и всю онтологическую ленту;
  • объединенная группа программирует и планирует согласованную последовательность операций в виде операционной ленты;
  • совместное проектирование, программирование и планирование становятся той ключевой деятельностью, в ходе осуществления которой и происходит фактическое командоформирование (вспомним главу 6);
  • члены формирующейся команды самоопределяются относительно возникающего функционального поля.

Команда, сформированная по такому алгоритму, является естественным коллективным субъектом управления, сорганизованным и по целям, и по способам, и по ресурсам со сложившимся внутрикомандным функциональным полем. Наличие такой команды – ключевой фактор успешного управления режимом развития.

 

Тактика и стратегия процессуального управления.

Все ранее изложенное в данной главе ясно показывает, что следует различать как минимум три различных уровня управления:

  • операционное или оперативное управление в формате отдельного шага развития. Этот уровень управления сводится к текущему обеспечению нормативной последовательности системных процессов и процессуальных состояний (о нормативности поговорим подробнее в главе 14);
  • тактическое управление отдельным режимом – режимом функционирования, развития и/или саморазвития (о режиме саморазвития более подробно поговорим в главе 13). Этот уровень управления обеспечивается выдерживанием спирально-циклического гомоморфизма цепочек системных процессов;
  • стратегическое управление – управление выбором траектории существования управляемой системы. Задачи стратегического управляющего – точно определить стратегические критерии выбора точек переключения с режима на режим, обеспечить эти переходы, пройти между стагнацией неограниченного функционирования и разрушающей возгонкой неограниченного развития.

Далее, в главах 10 и 11 мы рассматриваем вопросы мотивации и самомотивации исключительно в управленческом аспекте. Собственно психологическую проблематику затрагиваем лишь по мере необходимости и не претендуем на психологическую концепцию мотивации и самомотивации.

Суть рассматриваемой в этой главе проблемы – управление поведением других субъектов либо субъектно населенных объектов, имеющих собственные контуры самоуправления. Действительно, как не заставить другого субъекта сделать то, что нам нужно, а побудить его самого захотеть это сделать? Или еще глубже – как помочь ему понять то, в чем он нуждается на самом деле и помочь ему самому именно этого захотеть? И еще глубже – сделать все это так, чтобы то, чего он в итоге захочет, было нужно и нам?

Введем определения.

Мотив – внутренняя для субъектно населенного объекта побудительная причина к действию, внутреннее для него основание действовать.

Под мотивированностью будем понимать такое состояние субъектно населенного объекта, в котором у этого субъектно населенного объекта есть мотив, т.е. внутренняя побудительная причина действовать.

Под стимулированием будем понимать управляющую деятельность, приводящую субъектно населенный объект в состояние мотивированности, т.е. системное внешнее воздействие на субъектно населенный объект, побуждающее объект к действию. По существу, стимулированием является любое целенаправленное управляющее воздействие на субъектно населенный объект. Иначе говоря, речь идет об управляемом создании у субъектно населенного объекта внутреннего позиционного конфликта, который и вызывает соответствующую деятельность объекта (вспомним главу 4).

Стимул (лат – стрекало) – управленческий инструмент, с помощью которого осуществляется стимулирование субъектно населенного объекта.

Теперь вводим объединяющее понятие мотивации как управленческой технологии.

Мотивация. Под мотивацией мы будем понимать системную управленческую деятельность, обеспечивающую связку управляющих воздействий и возникающих состояний мотивированности субъектно населенного объекта:

  • стимулирование субъектно населенного объекта с помощью соответствующих стимулов;
  • формирование у субъектно населенного объекта его личного мотива;
  • переход субъектно населенного объекта в состояние мотивированности;
  • готовность субъектно населенного объекта к совершению действия.

Можно и нужно говорить и о самомотивации. Но, это проблематика уже следующей главы 11.

Переходя к технике и технологии мотивации, сначала сформулируем основания нашего подхода.

Основания подхода.

Во-первых, мы рассматриваем стимулирующее воздействие в формате цепочки системных процессов, т.е. как системный процесс живого действия, осуществляемое субъектом управления в соответствии с его же общим замыслом.

Во-вторых, мы рассматриваем мотивированное поведение субъектно населенного объекта не в аспекте его нормативности, а с точки зрения адекватности этого поведения – локально, «в точке».

В-третьих, технологию мотивации мы рассматриваем как технологию общеуправленческую, т.е. применимую к любым режимам существования системы.

 

Техника и технология единичного стимулирующего воздействия.

Технология управленческого мотивирования:

  • применяя технику анализа ситуации, изложенную в главе 7, получаем функционально-позиционный расклад актуальной ситуации;
  • выделяем в этом раскладе избранный нами адресат воздействия;
  • определяем зону его объективных интересов, описываем ее;
  • выделяем в этой зоне область неудовлетворенных интересов, даже если сам адресат их не осознает;
  • проектируем целевое состояние адресата – измененное поведение, вызванное стимулирующим воздействием, и фиксируем определяемый этой целью смысл будущего воздействия;
  • планируем способ воздействия, в том числе, формируем технические требования к стимулу (инструменту воздействия);
  • конструируем стимул, соответствующий нашему замыслу. Субстратом стимула является дискурс, понимаемый здесь как текст, взятый в инструментальном аспекте. Дискурс в данном случае – речь, погруженная в жизнь. При конструировании стимула учитываются цель, смысл и способ воздействия.

Технический аспект.

При использовании рекомендуемой технологии следует понимать, что в ней использованы две различные логики – логика организации действия и логика дискурса. При этом логика дискурса инструментально включена и подчинена логике организации действия. О семиотике управленческой деятельности мы будем отдельно и детально говорить в части 3.

 

Мотивация и проблематизация.

Приведенное выше изложение концепции мотивации, вероятно, очень напомнило читателю обсуждение процессуального состояния проблематизации в главе 8. Может быть это одно и то же? Нет, это не так. Понятие мотивации значительно шире. Порождаемое как результат мотивации состояние мотивированности не сводится к состоянию проблематизации субъектно населенного объекта, а включает это процессуальное состояние в себя в качестве частного случая. Совершенно очевидно, что мотивированность может быть порождена не только осознанием проблемы, но и другими, не менее значимыми для субъекта мотивами. И, конечно же, в обоих случаях речь идет об управляемом создании у субъектно населенного объекта внутреннего позиционного конфликта (возможно, даже конфликта системообразующего), который и вызывает соответствующую деятельность объекта.

Самомотивация – тема проблемная, и суть проблемы очевидна – речь пойдет об основах управления деятельностью и даже жизнедеятельностью самого себя. Управление режимом саморазвития – тема следующей главы. В данной главе мы будем говорить о стимулах, мотивах и о мотивации в целом по отношению к самому себе. Вообще, возможно ли это – мотивировать самого себя?

Вспомним технологию мотивации. Точка приложения стимулирующего воздействия – зона неудовлетворенных интересов избранного нами адресата. Но в данном случае адресат – я сам. Интересы – мои. И там есть зона неудовлетворенных интересов – моих интересов. Стимулирующий субъект и мотивируемый объект совпадают. Или нет? В предыдущем изложении (в главах 7 и 10) мы занимались исследованием субъектно населенного объекта, в том числе, поиском зоны его неудовлетворенных интересов. И результат этих поисков всегда гипотетичен.

Но ведь про себя-то мы все знаем! Что искать? Зачем строить гипотезы? А что, мы действительно про себя все знаем? Мы точно знаем то, что живет где-то в нас и заставляет нас чего-то хотеть, а чего-то не хотеть? Вопрос.

В случае самомотивации, мотив – внутренняя для нас самих побудительная причина к действию, внутреннее для нас самих основание действовать. Но тогда самомотивированность – такое состояние нас самих, в котором у нас самих есть мотив, т.е. внутренняя побудительная причина действовать. Откуда он берется, этот мотив? Значит, нужно стимулировать самого себя!

Говоря о стимулировании самого себя, мы говорим об управляемом нами самими создании, у нас же самих, внутреннего позиционного конфликта (возможно, даже системообразующего), который и вызывает соответствующую нашу собственную деятельность. Но, что в этом случае представляет собой стимул? Получается, что стимул – инструмент воздействия на себя самого, который мы же сами и сконструировали и который сами же используем для стимулирования самого же себя для достижения собственных целей. Ну-ну! В чем и как разбираться? Что и как делать?

Сначала введем понятие самомотивации. Под самомотивацией мы будем понимать системную управленческую деятельность, обеспечивающую связку управляющих воздействий на самого себя и возникающих у нас самих состояний мотивированности.

 

Мотивационная иерархия.

Очевидно, что единичным и минимально возможным субъектно населенным объектом является отдельный субъект. Но, субъект – это человек. И не вообще абстрактный человек, а вот этот, конкретный и единственный в своем роде, уникальный человек – личность. Осуществляя системные процессы, она, личность, ставит цели. И не чьи-нибудь, а именно свои личные цели. Содержание фактически поставленной цели отвечает на вопрос: «Зачем? Зачем планировать и совершать те или иные действия?». Цели ситуативны, т.е. меняются от ситуации к ситуации.

А для того, чтобы осуществить системный процесс целеполагания, она, личность, формирует критерии оценки возможных будущих ситуаций. Она сама, личность, решает, что такое – хорошо, а что такое – плохо. И не для кого-нибудь, а для себя лично. Критерии не ситуативны, они достаточно устойчивы. Именно это обеспечивает наличие целевого аттрактора (глава 9).

Но что, в свою очередь, диктует различение оценок – хорошо это или плохо? Интересы. Интересы именно этой личности. Содержание осознанного и сформулированного интереса отвечает на вопрос: «Почему? Почему мы формируем именно эти критерии? Почему одно для нас – хорошо, а другое – плохо?».

А что лежит еще глубже, на самом «дне»? Потребности и ценности. О потребностях (витальных, социальных и духовных) написано очень много, в том числе, много именно в управленческом аспекте. В связи с этим, мы не будем на этом останавливаться. При желании читатель может обратиться к соответствующей литературе.

А вот о ценностях немного поговорим, поскольку ценности занимают важное место в нашей концепции, и это место нужно прояснить. Личная ценность отвечает на вопрос: «Ради чего? Ради чего я вообще осуществляю эту деятельность (и даже саму жизнедеятельность) со всеми ее идеями, устремлениями, целями, планами, действиями и достижениями?».

Ценности различны, но их не так уж много. Уникальная история становления и развития каждой личности порождает у нее свою уникальную структуру ценностных приоритетов – аксиологический ландшафтличности.

А.С. Пушкин в своих драматических произведениях дал развернутую галерею персонажей с резко выраженным, иногда почти утрированным аксиологическим ландшафтом, показал личности, у которых одна ценность абсолютно доминирует над всеми другими:

  • барон «Скупой рыцарь» – богатство;
  • царь Борис Годунов «Борис Годунов» – власть;
  • дон Гуан «Каменный гость» – страсть;
  • Моцарт «Моцарт и Сальери» – творчество;
  • Сальери «Моцарт и Сальери» – слава и зависть к чужой славе;
  • Герман «Пиковая дама» – азарт;
  • Вальсингам «Пир во время чумы» – экстрим, острота восприятия жизни.

Конечно, это не исчерпывающий перечень ценностей, а только иллюстрация, но иллюстрация достаточно впечатляющая. Построенную нами иерархию: «потребности и ценности – интересы – критерии целеполагания – цели» – мы назовем мотивационной иерархией личности.

Полная концепция системных процессов с учетом мотивационной иерархии.

Проделанное нами в главах 10 и 11 детальное изучение технологий мотивации и самомотивации, дает возможность глубже посмотреть на концепцию системных процессов. Особое внимание мы уделим системному процессу самоопределения. Еще читая главу 7, читатель, вероятно, обратил внимание на то, что процесс самоопределения – какой-то особенный, существенно не такой как другие системные процессы. Действительно, самоопределяясь, субъект управления не занимается ни актуальной ситуацией, ни фактической, ни прогнозной, ни целевой, ни отдельными операциями, ни программой, ни планом – он сейчас занимается самим собой. Выработка в процессе самоопределения критериев будущего целеполагания возможна лишь наедине с собой, со своим внутренним миром.

Теперь, после рассмотрения проблематики мотивационной иерархии, проявляется глубинная связь концепции системных процессов с мотивационной иерархией – от ценностей и потребностей личности, через ее интересы, к самоопределительным критериям целеполагания, а от них – к целям субъекта управления и смыслам его действий.

Таким образом, один из системных процессов каждой цепочки, а именно процесс самоопределения, при необходимости, может быть развернут вглубь – может быть раскрыта мотивационная иерархия личности как субъекта деятельности, в том числе, деятельности управленческой.

 

Общая схема:

  • применяя технику анализа ситуации, изложенную в главе 7, получаем функционально-позиционный расклад актуальной ситуации;
  • выделяем в этом раскладе единственно возможный при самомотивации адресат воздействия – самого себя;
  • выявляем и фиксируем свой аксиологический ландшафт;
  • реконструируем собственную мотивационную иерархию – от аксиологического ландшафта к потребностям и интересам;
  • определяем зону собственных интересов и описываем ее;
  • выделяем в этой зоне область своих неудовлетворенных интересов;
  • формируем критерии предстоящего целеполагания на основе простого различения – удовлетворяет будущая ситуация меня (закрывает дефицит моих интересов) или нет;
  • проектируем целевое состояние ситуации;
  • программируем и планируем соответствующий способ действий;
  • при необходимости, переходим в режим саморазвития (см. главу 12);
  • осуществляем запланированные действия.

Самомотивацией работа субъекта управления с самим собой не исчерпывается. Мотивация должна порождать новые действия и даже новую систему деятельности. Соответственно, и самомотивация должна породить новый режим управления – режим самоуправления субъекта. Перейдем к его изучению.

Еще раз поговорим о режимах существования системы. Ранее мы подробно рассматривали режимы функционирования и развития, обсуждали и различия, и связь между ними. Но, до сих пор, мы лишь упоминали третий режим – режим саморазвития. Обсудим его особенности.

Коммуникативный разрыв.

Если родовая проблема эшелона предметного управления – несбалансированный позиционный конфликт, то родовой проблемой уровня чистого управления является коммуникативный разрыв. Природа и источник коммуникативного разрыва – уникальные личные истории управленцев, порождающие различие личностных аксиологических ландшафтов. Действительно, посмотрим на роль (место в функциональном поле и архитектуре системы деятельности) и позицию (интересы, цели и смысл действий) управляющего субъекта в концепции процессуального управления. Совершившие первый рефлексивный выход и перешедшие на уровень чистого управления управленцы – разные личности с разной личной историей, а потому – с различными аксиологическими ландшафтами.

Позиционный конфликт должен быть сбалансирован, более того, в процессе командоформирования должен быть создан механизм поддержания устойчивого баланса. На уровне чистого управления все позиционеры это понимают и стремятся к этому, но не могут договориться, так как не могут построить успешную коммуникацию. Почему? Потому, что они – разные люди из разных социокультурных (аксиологических, семиотических, мировоззренческих) миров. И что с этим делать? Проблема. А мы помним, что проблема снимается разложением ее в пакет решаемых задач. В чем же тогда состоит проблема? Проблемен сам неизвестный заранее алгоритм требуемого разложения.

Рефлексивный выход второго рода.

Становится очевидной методологическая и технологическая необходимость в осуществлении управляемого второго рефлексивного выхода. Точная формулировка подхода. Чтобы быть эффективным на уровне чистого управления управляющий субъект должен целенаправленно изменить собственный способ коммуникативного взаимодействия с оппонентом и изменить его так, чтобы этим новым, актуально отсутствующим, способом преодолеть коммуникативный разрыв. Что же нужно с собой, пока неуспешно общающимся, сделать?

Сформулируем принцип. О моделях и моделировании процессов мы детально будем говорить в последующих частях 2 и 3. Сейчас мы коснемся этих вопросов только по необходимости. Обсуждая переход управленцев на уровень чистого управления, мы уже отмечали, что при этом переходе предметно-управленческая деятельность (и лежащая за ней собственно предметная деятельность) не осуществляется, но и не исчезает бесследно. Живая предметно-управленческая деятельность моделируется коммуникативными средствами – словами, числами, схемами, графиками, рисунками, диаграммами и т.д. В режиме саморазвития происходит семиотическое моделирование живой коммуникативной соорганизации и связанной с ней проблемы коммуникативного разрыва. Итак, актуальной проблемной ситуацией нового уровня является ситуация коммуникативного разрыва, но корень проблемы – сам субъект не умеющий справиться с задачей соорганизации фактически освоенными им коммуникативными средствами.

И еще точнее, проблема состоит в его (субъекта) неадекватном способе действования, в его недостаточном уровне управленческой вооруженности. Но тогда, целевая ситуация нового уровня – «новый» субъект уже умеющий справиться с указанной задачей.

И точнее, его (субъекта) новый, уже адекватный, способ действования, его новый, уже достаточный, уровень управленческой вооруженности.

Таким образом, сам способ действования субъекта оказывается содержанием онтологического планшета нового уровня. Следовательно, субъекту необходимо освоить и осуществить способ изменения собственного наличного способа действования. А это способ, принадлежащий уже новому уровню управления. Соответственно возникает и новая трехэтажная единица описания процесса – сотовая ячейка. Как мы в дальнейшем увидим, именно она станет основной единицей описания в части 2. Как же практически ее построить? Изложим соответствующую технологию.

Техника построения сотовой ячейки:

  • двигаемся как обычно, по системным процессам: анализируем актуальную ситуацию и получаем ее топику, самоопределяемся и формируем критерии целеполагания, проектируем целевую (лично для нас) ситуацию, переходим к организации действий – программированию и планированию;
  • если план действий не предусматривает создания команды, действуем самостоятельно – нам для этого больше никто не нужен;
  • если план действий предусматривает создание команды – сами мы не справимся, то переходим к командоформированию;
  • если мы не умеем ни выполнить план самостоятельно, ни эффективно сформировать команду, то на время «забываем» об исходной онтологической ленте и фокусируем внимание на себе самом;
  • актуальная ситуация второго слоя – состояние нашей недостаточной управленческой вооруженности. Анализируем его и описываем;
  • проектируем целевое состояние собственной управленческой вооруженности;
  • фиксируем определяемый этой целью смысл будущего воздействия на самого себя как носителя актуального способа действий;
  • планируем адекватный способ воздействия;
  • конструируем стимул, соответствующий нашему замыслу;
  • осуществляем управляющее воздействие на самих себя, повышая степень своей управленческой вооруженности. Тем самым мы совершаем управляемый собою же шаг саморазвития;
  • возвращаемся к неразрешимой ранее проблемной ситуации и снимаем эту проблему.

 

Сотовые сети.

Понятно, что и шаги развития образуют спирально-циклическую последовательность, и шаги саморазвития могут быть продолжены вверх для построения ячейки, при необходимости. Таким образом, мы сконструировали некоторый мета-процесс, естественным образом включающий в себя и режим функционирования, и режим развития, и режим саморазвития. Морфологически этот мета-процесс может быть описан как сотовая сеть. Эта конструкция – сотовая сеть будет нашим основным методологическим инструментом в части 2.

Траектория саморазвития субъекта управления.

И проектируемое, и фактически осуществленное продвижение субъекта в сотовой сети представляется в виде некоторой траектории – траектории саморазвития самого субъекта управления. Основной качественной характеристикой этой траектории и режима саморазвития в целом является высота этой траектории. Высота траектории определяет степень управленческой (и вообще, социальной) вооруженности субъекта управления.

И еще три важных замечания.

Первое. Технически высота траектории режима саморазвития определяется высотой самой верхней ячейки в сотовой сети. Ниже опуститься в сотовой сети уже не удастся, даже если субъект этого сам захочет. Чтобы было понятнее: если Вы уже умеете плавать, попробуйте разучитесь.

Второе. Любые цели, расположенные в сотовой сети ниже верхнего достигнутого уровня, достигаются само собой – by the way.

Третье. Именно достижение требуемой (целевой) высоты траектории в сотовой сети и есть цель управляющего субъекта, находящегося в режиме управляемого саморазвития.

В главе 12 мы говорили о неизбежности возникновения коммуникативного разрыва на уровне чистого управления и необходимости второго рефлексивного выхода. Совершение субъектом управления второго рефлексивного выхода – это движение к следующему, более высокому уровню реальности – уровню общесистемного управления. Но, по пути, на этот уровень управляющему субъекту неизбежно придется освоить эшелон управления собственным развитием.

Обсудим все это подробнее. Ведь все уже освоенные им уровни деятельности – уровень предметной деятельности, уровень чистого управления и следующий уровень общекорпоративного управления – генетически связаны между собой. Именно генетически, поскольку происходят, если угодно, произрастают, каждый из предыдущего. Понимание этого позволяет осуществить полную методологическую сборку вышеизложенного материала в целостную гетерархированную концепцию внутреннего пространства коллективной системы деятельности.

Таким образом, мы различаем:

  • уровень предметной деятельности: формула системы деятельности, функции, функциональное поле, структуры и организационная структура, полномочия и ответственность, их баланс, формирование эшелона предметного управления;
  • эшелон предметного управления: позиции, позиционные кланы, позиционные конфликты, в том числе — конфликты системообразующие, функционально-позиционный расклад, управление режимом функционирования;
  • рефлексивный выход первого рода: управление позиционным балансом в конфликте и функциональная соорганизация позиционеров;
  • уровень собственно управленческой деятельности: системные процессы, их морфология, процессуальные состояния, командоформирование, управление режимом развития;
  • рефлексивный выход второго рода: коммуникативные разрывы, управление соорганизацией в условиях коммуникативного разрыва;
  • эшелон саморазвития: перенос целей управления на способы и средства, траектория саморазвития, ее высота, мыслительная деятельность и управление ею;
  • уровень общесистемного управления: концептуальная сборка, управление системой как целостным субъектно населенным объектом.

Основы стратегического управления системой.

Стратегическому управлению сложной, в частности, корпоративной системой в основном посвящена часть 2 этой книги. Сейчас мы только проговорим основные положения стратегического управления. Дело в том, что на систему можно смотреть и изнутри системы, выстраивая ее из подсистем и элементов, и извне, из надсистемы, как на системное целое. Такое различение является чрезвычайно важным для нашего дальнейшего продвижения. Нам это еще понадобится – и в части 1, и, особенно, в части 2.

У системы всегда есть граница, отделяющая ее внутренний мир от мира внешнего. Она, граница, может быть жесткой и четкой, а может быть мягкой и размытой, но она всегда есть. Наличие такой границы определяется идентификацией и самоидентификацией самой системы. Назовем эту границу мембранойсистемы.

В чем сущность системной мембраны, каков ее субстрат, и кто ее населяет? Мы полагаем, что субстратом системной мембраны является область взаимодействий, связей и отношений между системой и другими подсистемами их общей надсистемы. Для отдельного предприятия этой надсистемой, например, может быть рынок с другими подсистемами этого рынка: предприятиями-конкурентами, контрагентами, партнерами, клиентами, административными органами и т.д. На системной мембране постоянно находится особенный субъект управления – стратегический управляющий. Методологии, технологии и технике стратегического управления в значительной мере посвящена часть 2 этой книги. Сейчас мы лишь в общих чертах обозначим стратегическую позицию управляющего субъекта.

Критерии принятия стратегических решений.

Обсудим вопрос о критериях принятия решений управляющим субъектом, занимающим стратегическую позицию. Нас интересует вполне определенный аспект – соотношение внутреннего аспекта и внешнего. На основе каких приоритетов стратегический управляющий должен формировать указанные критерии? Это большая тема, которую мы обсудим в будущем, а сейчас ответим только на один вопрос из этой сферы: «Как эти приоритеты связаны с ситуацией внутренней и ситуацией внешней? Иначе говоря, что первично – внутренняя гармоничная отстройка системы деятельности или выстраивание гармоничных связей и отношений этой системы как целого с внешней средой?». Наш ответ: первичны связи и отношения внешние. Внутренняя отстройка системы деятельности вторична и, более того, носит служебный характер. Критерии того, какой должна быть система изнутри, лежат вовне. Пока на этом остановимся.

Феномен восхождения.

Сначала сформулируем вопрос: «А что собственно описывает общая сборка – процесс или состояние?». Если это – состояние, то состояние чего, состояние какой системы, к какому моменту жизни системы относится это состояние? Если это – процесс, то, что это за процесс, какова его природа? Если это все же процесс, то это управляемый процесс или процесс управления? Но, в обоих случаях, кто и чем управляет?

Пока просто отметим: конечно же, мы собрали процесс, накрывающий процесс восхождения некоторой исходной системы деятельности, от уровня первичной предметной деятельности до уровня общекорпоративного управления. И, конечно же, это процесс управляемый и каждый из этих уровней и эшелонов должен быть целенаправленно построен, и это работа стратегического управляющего. Мы вернемся к этим вопросам в части 2 нашей книги.

Эта глава занимает особое место в тексте части 1. И не столько потому, что ее завершает, а потому, что эта глава является по своему содержанию технико-технологической. Что это значит? В этой главе мы уже не будем обсуждать ЧТО (что есть; что может быть; что нам нужно, чтобы было), мы будем необходимо опираться на КАК (каким способом получить то, что нам нужно из того, что есть и того, что может быть). Главное в этой главе – принципы технологически обусловленного применения конкретных управленческих приемов и инструментов.

Содержание данной главы будет изложено в форме двух фундаментальных принципов, полное значение которых раскроется только к концу части 3, принципа нормативности и принципа технологичности.

 

Принцип нормативности

Мы уже не раз говорили о процессуальной сущности управленческой деятельности как таковой. Управление – это всегда управление процессами. А, следовательно, объект управления как процесса – всегда процесс. Поэтому мы и говорим все время о процессуальном управлении. Зададимся вопросом: «Если объект управления – процесс жизнедеятельности субъектно населенного объекта, и этот субъектно населенный объект развивается в соответствии с системными процессами, то при осуществлении целеполагания он самостоятельно (свободно?) определяет свою цель. В чем же тогда состоит цель управляющего субъекта? Ведь он, также являясь субъектно населенным объектом, тоже целеполагает. Что есть его, управляющего субъекта, целевая ситуация?». Введем понятие нормативности процесса.

Итак, нормативность процесса. В дальнейшем мы будем говорить, что процесс нормативен, если в его морфологии строго выдержаны следующие критерии (именно, критерии процессуальной нормативности):

  • каждая цепочка системных процессов образует линейно упорядоченную последовательность. Такая цепочка системных процессов называется нормативной цепочкой;
  • каждая связка «предыдущая цепочка – текущая цепочка – последующая цепочка» образуют спирально-цикличную структуру. Такая связка цепочек называется нормативной связкой;
  • каждый отдельный системный процесс содержит вложенную в этот процесс последовательную триаду процессуальных состояний. Такой системный процесс называется нормативным системным процессом;
  • каждое процессуальное состояние содержит вложенную в это состояние нормативную цепочку системных процессов. Такое процессуальное состояние называется нормативным.

Мы полагаем, что целью управляющего субъекта является построение нормативного процесса функционирования/развития субъектно населенного объекта управления.

Это и есть формулировка принципа нормативности. Таким образом, существует взаимообусловленность целей и пути в рамках процессуального управления.

Введем понятие Нормы. Как чуть выше сказали, целью управляющего субъекта является построение нормативного процесса функционирования/развития субъектно населенного объекта управления. Но фактический процесс, являющийся для нас объектом управления, не таков. Он не нормативен. И причины этой не нормативности – фундаментальны. Естественные процессы – локально устойчивы, локально неустойчивы. Мы об этом вскользь упомянули в главе 1, а подробно будем обсуждать в части 2. Вследствие этого, естественная нормативность процесса может быть только редким и недолговечным явлением. Рябь флуктуаций и девиаций его неизбежно размоет. А ведь нормативность и есть цель процессуального управления.

Предназначение, если угодно, – миссия управленца, как раз и состоит в том, чтобы, осуществляя естественно неустойчивый процесс управленческой деятельности по отношению к естественно неустойчивому управляемому процессу, обеспечить собой нормативность обоих процессов. И он обеспечивает эту нормативность, нормируя управляемый процесс нормами.

Итак, Норма есть любой инструмент, с помощью которого осуществляется управляющее воздействие на систему, обеспечивающее ее (управляемой системы) процессуальную нормативность. Норма есть фундаментальный управленческий инструмент. Именно в инструментальности Нормы – ее сущность.

 

Процессуальное управление как нормирование процесса.

У Нормы есть носитель – управляющий субъект, который и является нормативным центром целостной архитектуры процесса управления. Тем самым, нормирующий субъект оказывается не просто носителем нормирующих воздействий, но и тем, кто является источником нормирующих воздействий, тем, кто конструирует, тем, кто осуществляет построение нормативного процесса, т.е. он сам, управляющий субъект, и является первичным инструментом нормирования. В предельном выражении нормирующий субъект и есть сама живая Норма.

 

Принцип технологичности.

Техника управленческой деятельности, в практическом аспекте, реализуется технологически обусловленным применением нормативного инструментария. Опираясь на принцип нормативности, мы должны говорить о нормативной последовательности и интенсивности применения норм. Это – содержание принципа технологичности. А теперь нам нужно его точно сформулировать. Мы будем говорить о технике и технологии применения норм как инструментария управления процессом.

 

Уровни действия.

Очень подробно, «под микроскопом» рассмотрим отдельно взятое управляющее воздействие – операцию. Посмотрим, какими приемами, и каким инструментарием могут быть обеспечены нормативность и технологичность отдельной операции. Понятно, что у отдельной операции, как и у деятельности в целом, есть субъект, объект, предмет, инструмент, цель и адресат управляющего воздействия. Нас сейчас интересует связка: субъект – инструмент – предмет – адресат.

С нашей точки зрения возможны четыре варианта практического осуществления такой связки:

  • субъекта интересует предмет как таковой, его (предмета воздействия) желаемое будущее состояние и есть конечная цель операции. Осуществляется взаимодействие: субъект – инструмент – предмет. Судьба адресата сама по себе субъекта не интересует;
  • субъекта интересует адресат. Его (адресата) желаемое будущее состояние есть конечная цель операции. Воздействие на предмет является чисто инструментальным, технологически обусловленным. Судьба предмета как такового субъекта не интересует;
  • субъекта вновь интересует адресат. Вновь именно его (адресата) желаемое будущее состояние есть конечная цель операции. Но, в этом случае, инструментом воздействия на адресат является поведение самого субъекта. Выбор предмета произволен и определяется технологическим выбором субъекта;
  • субъекта интересует сам субъект. Желаемое состояние себя самого есть конечная цель операции. И выбор предмета, и выбор адресата воздействия оказываются технологически обусловленными.

Управление интенсивностью управляющих воздействий.

Каждая система деятельности как объект управления имеет собственную историю возникновения, становления и развития. Вследствие этого, каждая такая система обладает собственным профилем деятельности, уникальным как уникален человеческий почерк. В соответствии с этим профилем деятельности каждая система своим уникальным образом реагирует на внешнее, по отношению к ней, управляющее воздействие. В связи с этим, можно даже в некотором контексте говорить о моменте инерции данной системы деятельности. Следовательно, технологически обеспечивая нормативный процесс системы – объекта, субъект управления должен учитывать не только адресность и смысл управляющего воздействия, но и необходимость регулирования интенсивности этого воздействия.

Таким образом, возникает новый инструмент – годограф управления. Годограф (греч – линия пути). В математике, физике и инженерных приложениях годографом называют кривую, являющуюся геометрическим местом концов векторов, исходящих из одной точки – особой и неподвижной. Такой особой точкой, в нашем случае, как раз и является нормирующий субъект. Адресность управляющих воздействий описывается направлением вектора на процесс или процессуальное состояние объекта, а интенсивность воздействия –модулем вектора.

Наконец, формулируем принцип технологичности: технологическая последовательность применения субъектом управления нормативного инструментария, с учетом адресности и интенсивности каждого нормирующего воздействия, должна обеспечить нормативность протекания управляемого процесса.

И вот именно сейчас у нас формируется новое понимание сути и смысла процессуального управления. Каково это новое понимание? Текущая цель субъектно населенного объекта возникает у него на каждом шаге его развития в системном процессе целеполагания. Текущий план действий субъектно населенного объекта также возникает у него на каждом шаге его развития в системном процессе организации действий. У субъектно населенного объекта управляемым образом формируется траектория функционирования/развития в соответствии с принципом оптимума.

Текущая цель управляющего субъекта в соответствии с принципом нормативности есть нормативность пути, по которому продвигается субъектно населенный объект. Текущий план действий управляющего субъекта в соответствии с принципом технологичности есть технологическая последовательность применения субъектом управления нормативного инструментария, обеспечивающего нормативность протекания управляемого процесса.

Часть 1 завершена. Подведем промежуточные итоги. В только что завершенной части 1, мы, как и обещали во Введении, детально обсуждали определенную ситуацию – управляющий субъект находится внутри управляемой системы. При этом мы рассмотрели принципы (методологический аспект), способы (аспект технологический), приемы и инструментарий (это – техника управления) эффективного управления системой как субъектно населенным объектом. Мы также предварительно обсудили проблематику управления саморазвитием управляющего субъекта.

Освоенный в части 1 курс, освещая все вышеперечисленные тематизмы, все еще не дает ответа на многие важные и очень сложные вопросы, касающиеся общекорпоративного управления и еще более сложных проблем, связанных с инновационной и эвристической деятельностью.

Остались нераскрытыми ответы на следующие вопросы:

  • как разработать адекватный организационный проект развития сложной системы? Разработать не просто организационный проект игры или иной подобной акции – это частность. Не сводится дело и к известной процедуре «исследование – диагностика – организационное проектирование – игра – после игровое сопровождение»;
  • очень часто, а для сложных систем, как правило, необходим полноценный системный комплекс процессов и процедур, реализующих стратегический замысел. Откуда его взять?
  • как вообще создать стратегический замысел? Откуда он берется?
  • каковы критерии его адекватности? Где основания для формирования самих этих критериев?
  • кто тот управляющий субъект, который способен создать адекватный стратегический замысел?
  • возможны ли и существуют ли техника и технология порождения стратегического замысла?
  • возможна ли вообще методология, технология и техника порождения того, чего еще не было и нет – ведь каждая ситуация уникальна?
  • как создать Новое – никогда доселе не существовавшее?
  • как сформировать управляющего субъекта (может быть, коллективного управляющего субъекта –команду), способного все вышеперечисленное сделать?
  • а как всем этим процессом эффективно управлять?
  • как создать организационный проект трансформации системы, включающий в себя все внутренние (вложенные) организационные проекты отдельных этапов?
  • как управлять командой, создающей и реализующей организационный проект управления трансформацией системы?
  • и самое главное, и самое сложное – как научить самого себя все это понимать и делать, управлять процессами и управлять управленцами, которые всем этим управляют?
  • как научить самого себя управлять самим собой как инструментом осуществления собственного стратегического замысла?

В частях 2 и 3 мы и будем все это обсуждать.

Часть 2

Перед тем, как приступить к изложению части 2, кратко восстановим содержание части 1. В части 1 мы достаточно детально осветили следующие тематизмы:

  • процесс, активность, деятельность, общая схема деятельности;
  • управление, субъектно населенные объекты;
  • предметная и управленческая деятельность;
  • организация, руководство и управление;
  • система, системный подход, часть и целое, эмерджентный акт и эмерджентные свойства;
  • функции, структура и субстрат системы, деятельность как система;
  • режимы существования систем, функционирование, развитие, саморазвитие;
  • режим функционирования, функциональное поле системы, функции, функционеры, полномочия и ответственность, их баланс;
  • позиции, кланы, функционально-позиционный расклад;
  • проблемы, конфликты, их виды, коммунальные, позиционные и системообразующие конфликты;
  • архитектура системы;
  • позиционный конфликт, позиции и мета-позиция, алгоритм поведения в позиционном конфликте, технология управления конфликтным взаимодействием;
  • феномен команды, ее критериальные свойства;
  • технология командоформирования;
  • режим развития;
  • системные процессы, морфология системных процессов;
  • управление режимом развития;
  • системные процессы и процессуальные состояния, их сложная взаимосвязь;
  • программирование режима развития;
  • принцип оптимума, условия его применения;
  • связь программирования и командоформирования,
  • стимулирование и мотивация;
  • техника осуществления стимулирующего воздействия;
  • субъект и личность;
  • самомотивация;
  • аксиологический ландшафт;
  • мотивационная иерархия,
  • режим саморазвития;
  • коммуникативные разрывы, способы их преодоления;
  • принцип переноса целей на способы и средства;
  • техника построения сотовой ячейки;
  • концепция сотовых сетей;
  • концептуальная сборка всех уровней, эшелонов и режимов существования системы;
  • представление о системной мембране и мета-позиции по отношению к системе как целому;
  • техника и технология процессуального управления;
  • принципы нормативности и технологичности;
  • уровни действия;
  • годограф процессуального управления.

Затем, в Послесловии к части 1 мы заметили, что все еще остались нераскрытыми ответы на многие исключительно важные вопросы. Приведем и их в соответствующем изложении:

  • как разработать адекватный организационный проект развития сложной системы;
  • как выделить необходимый и достаточный комплекс процессов и процедур, реализующих стратегический замысел и точно учесть все, что потребуется?
  • как вообще создать стратегический замысел, адекватный некоторой неординарной ситуации?
  • как сформировать субъект системной деятельности, способный создать стратегический замысел, разработать адекватный организационный проект развития сложной системы и практически осуществить его?
  • как всем этим процессом эффективно и, вследствие этого, успешно управлять?
  • как сформировать управляющую команду?
  • как управлять командой, в ходе создания и реализации ею организационного проекта управления трансформацией управляемой системы?
  • как научить самого себя все это понимать, делать, управлять процессами и управлять управленцами?
  • как научить самого себя управлять самим собой как инструментом создания и осуществления собственного стратегического замысла?

Последовательно отвечая на поставленные вопросы, нам придется решать принципиально новые задачи:

  • управление самоуправляемой системой;
  • принятие оптимальных решений в условиях высокой динамической неустойчивости и неопределенности;
  • создание и развитие самого субъекта стратегического управления.

Решение принципиально новых задач потребует от нас и принципиально новых подходов, новых технологий и нового инструментария.

В части 2 мы будем работать с системой и в целом (на уровне ее элементов и подсистем), и как с целым (в надсистеме, где исходная система – лишь одна из подсистем). Мы попытаемся следовать той же логике, какой следовали в части 1, но увидим, что итоговое продвижение окажется совершенно иным. Разумеется, так и должно быть, поскольку и контекст изучения в части 2 совершенно иной.

Сейчас мы приступаем к последовательному рассмотрению всех поставленных вопросов и поиску ответов на каждый из них.

В части 1 мы уже задавались вопросом: «феномен восхождения – процесс или состояние?» и пришли к выводу, что нами описан некоторый накрывающий процесс.

Теперь уточним формулировку. Феномен восхождения представляет собой суперпозицию последовательных состояний системы деятельности. По сути дела, это склейка в одном фотоснимке различных фотографий последовательных состояний системы, проходимых ею в некотором процессе. Что произойдет, если мы расклеим эту суперпозицию и разложим ее в «мультик» – последовательность онтологических планшетов? Достаточно очевидно, что тогда у нас появится возможность идентифицировать текущее состояние конкретной системы деятельности по степени ее продвинутости по уровням и эшелонам целостной архитектуры ее системы деятельности. А какая нам нужна степень продвинутости системы? Конечно –максимальная! Но это означает, что представление о фактически уже совершенном «восхождении», о его конечном состоянии – не что иное, как целевая онтология (т.е. некий проект) на планшете управляющего субъекта. То есть, это то, что он (управляющий субъект) должен построить.

Теперь продолжим наше рассуждение дальше. Если у нас есть цель, то нам необходима операционная концепция (программа/план/стратегия) достижения этой цели. И это операционная концепция – концепция именно управляющего субъекта, а не управляемого им, хотя и субъектно населенного объекта. И речь идет вовсе не о тех рефлексивных выходах, которые совершает объект, восходя по уровням и эшелонам. Речь идет об операциях и, шире – о системной деятельности самого управляющего субъекта. Таким образом, мы в нашем исследовании оказались в совершенно новой и, вероятно, неожиданной ситуации. Ведь сам феномен восхождения как продукт нашей концептуальной сборки (см. главу 13 части 1), а значит, и все то, что мы последовательно и детально прописывали в части 1, все целиком оказалось некоторым целевым процессом. Процессом, который еще нужно построить. Процесс — как цель. Проговорим это еще раз и по-другому.

Процесс, который система деятельности может и должны была бы осуществить, ее путь от исходного состояния некоординируемой предметной деятельности через все эшелоны, уровни и рефлексивные выходы вплоть до уровня общесистемного управления – это внутрисистемный процесс. Такой процесс сам по себе, «естественным путем», вряд ли осуществится. Это было бы чудом. А чудеса нужно творить собственными руками. А значит, осуществлением этого процесса нужно управлять.

Получается, что теперь мы сам феномен восхождения должны рассматривать и будем рассматривать как управляемый процесс. И это принципиально иное управление, не такое, которое мы изучали в части 1. Для субъекта этого качественно нового управления, в любой момент, весь внутрисистемный процесс (каким бы этот процесс ни был в этот момент) –есть объект его управления.

Итак, подведем первый итог нашего рассуждения. Отныне нам следует рассматривать два процесса:

  • процесс-объект, т.е. весь разворачивающийся во времени феномен восхождения как единый системно-целостный внутрисистемный процесс, являющийся объектом внешнего управления;
  • процесс управления, осуществляемый субъектом внешнего к процессу-объекту управления. При этом субъект этого внешнего управления находится в мета-позиции ко всему процессу-объекту как целому. Назовем эту мета-позицию стратегической позицией.

Идем дальше. Очевидно, что субъект такого внешнего управления управляет режимом развития процесс-объекта как целого. Фактически, феномен восхождения и является общесистемным режимом развития нового масштаба. И, если при этом субъект внешнего управления действует системно, то к его деятельности применима вся проработанная в части 1 концепция управления режимом развития и его программированием (главы 7, 8 и 9 части 1). Чуть позже мы применим ее.

Но еще есть серьезное и пока не преодоленное нами препятствие. Существует еще одно радикальное отличие настоящего исследования от рассмотрения в части 1. И состоит оно в следующем. Если процесс-объект достиг, по крайней мере, уровня чистого управления, то в системе-объекте уже сложился свой внутрисистемный и одновременно общесистемный контур самоуправления. Еще до осуществления второго рефлексивного выхода, этот контур, пусть еще рыхлый и незрелый, но он уже есть. Система стала самоуправляемой.

Самоуправляемая система.

Мы столкнулись с совершенно новой проблематикой. Перед нами система деятельности, у которой не просто есть какие-то внутренние контуры управления – они есть всегда. Перед нами система деятельности с собственным контуром общесистемного управления – самоуправляемая система.

Чем же занимается этот контур общесистемного управления:

  • отстройкой внутренней среды системы, обеспечивая феномен восхождения?
  • или выстраиванием эффективных взаимодействий, связей и отношений с внешней средой (т.е. внутренней средой надсистемы)?

Мы уже предварительно затрагивали этот вопрос в главе 13 части 1, расставляя критериальные приоритеты, и определились, что критерии целеполагания во внутренней среде должны быть, как служебные, вложены в критерии целеполагания в среде внешней. Обсуждаемый нами контур общесистемного управления должен был бы одновременно – и управлять внутренней отстройкой системы, и осуществлять управление целостным поведением системы во внешней среде на основе вышеуказанных приоритетов. Но речь идет об управлении совершенного нового масштаба, включающего в себя, как вложенные, все ранее изученные нами управленческие контексты. Это уже стратегическое управление.

И как же все это делать? Это вновь вопрос о методе и способах. Будем на него отвечать. Теперь мы переходим к рассмотрению стратегического управления как системной деятельности. Раньше мы уже говорили, что режим функционирования есть особый (тривиальный) случай режима развития. Поэтому мы будем изучать стратегическое управление как управление режимом развития в накрывающем контексте управленческой деятельности. В дальнейшем мы будем выделять во внешнем управлении, в первую очередь, именно его стратегическую составляющую (см. главу 9 части 1).

Итак, стратегическое управление — это такой контекстуально накрывающий уровень управления самим способом существования системы, при котором система деятельности может:

  • как существенно, но управляемо, изменяться в контексте вложенного режима развития (феномен восхождения);
  • так и управляемо сохраняться существенно неизменной в контексте вложенного режима функционирования;
  • при этом выбор точек смены вложенных режимов существования также является задачей стратегического управления.

Теперь нам нужно сконструировать общую схему стратегического управления траекторией существования системы. Решением этой очень трудной задачи мы и будем заниматься в главах 17-21. В этой главе ограничимся общими определениями.

Очевидно, что стратегически управляемая система деятельности проживает некоторую траекторию собственной судьбы. Эта траектория состоит из целостных отрезков – шагов стратегического развития. Так же, как и в обычном режиме развития, каждый такой шаг представляет собой упорядоченную последовательность системных процессов, однако, упорядоченных уже нелинейно. Так же, как и в обычном режиме развития, последовательность системных процессов каждого такого шага одновременно вложена в накрывающую триаду процессуальных состояний и наложена на гомоморфную внутреннюю триаду.

В аспекте нашего исследования, проживание системой траектории собственного существования –управляемый процесс. А это значит, что стратегический управляющий оказывает на исходную систему соответствующие управляющие воздействия – стратегические операции.

Логически связанную последовательность стратегических операций, обеспечивающую достижение целей режима стратегического развития, будем называть стратегической программой (развития).

Логически связанную последовательность стратегических программ, обеспечивающую достижение целей стратегического уровня, в том числе, последовательность смены режимов, будем называть стратегией развития.

По аналогии с обычным режимом развития, мы различаем некоторые инвариантные подсистемы системы деятельности, которые назовем стратегическими этапами, т.к. они обладают новыми существенными особенностями:

  • функционально-позиционный анализ внутрисистемной актуальной ситуации;
  • функционально-позиционный анализ надсистемной актуальной ситуации;
  • формирование субъекта стратегического управления;
  • его самоопределение;
  • его целеполагание;
  • организация его действий;
  • практическое осуществление управляющих воздействий.

Это описание является предварительным. Полное описание стратегических этапов составляет значительный объем части 2 в целом. Так же, как и в части 1, мы отмечаем, что совокупность стратегических этапов не аморфна. У нее тоже есть четкая морфология. Однако в текущем аспекте рассмотрения она образует уже не цепь – линейно упорядоченную последовательность, а сотовую сеть.

Так же, как и в обычном режиме развития, мы различаем следующие процессуальные состояния и подсостояния:

  • проблематизация субъектно населенного объекта;
  • творение способа эффективных действий;
  • осуществление живых действий;
  • рефлексия полученных продуктов и результатов.

И в завершении этой главы – о роли и позиции субъекта мета-управления.

Роль и позиция субъекта стратегического управления.

Роль – функциональное место в архитектуре системы деятельности. Из всего изложенного в этой главе следует, что субъект стратегического управления должен быть одновременно и субъектом внутрисистемного управления (управляя системой в целом), субъектом управления поведением системы в надсистеме (управляя системой как целым). То есть, он – субъект стратегического управления, должен быть одновременно и внутренним и внешним управляющим. В этом его роль. Он одновременно должен занимать и мета-позицию по отношению к системе как целому, и занимать в обычном значении слова позицию в надсистеме. О его критериальных приоритетах мы уже предварительно поговорили. А теперь изучим иную, особенную и необходимую нам для дальнейшего продвижения проблематику.

Начнем несколько неожиданно, с историко-культурного примера. Рассмотрим его очень внимательно и детально.

В XVI веке в Италии был злодейски убит родным братом герцог Гонзаго Урбанский. Убийца женился на его вдове и занял его трон. Ничего не напоминает? Конечно, это сюжет пьесы, которую разыгрывают бродячие актеры по заказу принца Гамлета на сцене замка Эльсинор. Но ведь это преступление состоялось на самом деле. Получается, что исходная предметная (совсем-совсем предметная) реальность преобразовалась в предметное содержание пьесы.

А зачем Гамлету нужно было заказывать именно эту пьесу? Тоже понятно. Моделируя в пьесе события в собственной семье, он (Гамлет) самой постановкой пьесы оказывал нацеленное управляющее воздействие на короля Клавдия, чтобы по его реакции выяснить меру его виновности в реальном преступлении совершенном уже не в Италии, а в родной Дании.

Таким образом, получается двойное вложение: во- первых, Гамлет вкладывает всю постановку целиком в «начинку» управляющего воздействия на Клавдия, а во-вторых, в содержание самой пьесы вложена реальная история итальянского преступления.

Но и это далеко не все. «Гамлет, принц Датский» – драма Уильяма Шекспира, написанная в 1580-х годах, а история скандинавского принца, отомстившего убийце отца, изложена в «Истории Дании» Саксоном Грамматиком в хрониках, написанных им в XIII веке.

Значит, вложений больше:

  • Шекспир вложил историю Саксона Грамматика о принце Гамлете в содержание своей драмы;
  • в контексте этой драмы Шекспира принц Гамлет вложил реальную историю гибели герцога Гонзаго в поставленную в Эльсиноре пьесу;
  • сама постановка пьесы вложена в управляющее воздействие, осуществляемое Гамлетом и направленное на короля Клавдия в контексте событий в Эльсиноре.

Все? Посмотрим. «Черное деяние» – так средневековые алхимики называли первую из трех стадий (были еще Белое и Красное деяния) Великого Деяния, позволяющего получить философский камень и получить невероятное могущество. Но Черное деяние предполагало конструктивный контакт с силами Тьмы и было связано с опасностью утратить в этом контакте свою душу. Ничего не напоминает? Конечно, это сюжет «Фауста». Первым пьесу «Трагическая история доктора Фауста» написал английский поэт и драматург Кристофер Марлоу (иногда пишут: Марло) в 1589 году. Знаменитый «Фауст» Гете появился лишь через 200 лет. Итак, посланец Тьмы – Мефистофель, вкладывает идеологию алхимиков в свое управляющее воздействие на доктора Фауста, соблазняя его продать душу за тайные знания и огромное могущество. Как известно, Фауст соглашается.

Есть ли за этим историческая правда. Да, как ни странно, есть. В 1500-е года в северной Италии, а затем в Польше и Чехии развернули свою деятельность антитринитарии (или унитарии) – христианские еретики, отрицавшие догмат о Троице. Римская церковь официально осудила антитринитариев и объявила, что их лидер – доктор Фауст Социни продал душу Дьяволу. Это стало историческим событием для Европы того времени.

Таким образом, получается:

  • Марлоу вложил реальную историю движения антитринитариев в содержание своей драмы;
  • в контексте этой драмы Марлоу, Мефистофель вложил идеологию алхимиков в свое повествование;
  • само повествование вложено в контекст управляющего воздействия на доктора Фауста.

На что-то похоже, правда? А теперь обратим внимание на даты. Обе драмы – и «Гамлет», и «Фауст» написаны в одни и те же годы в одной и той же стране – в Англии. Совпадение? Посмотрим. Итак, в Лондоне в одно и то же время на сценах двух конкурирующих театров появляются две великие драмы – о Гамлете и о Фаусте. И, если это не совпадение, то, что же происходит? А вот что. Конкурирующие театры оказывают направленные управляющие воздействия на один и тот же адресат – великую английскую королеву Елизавету IТюдор, сражаясь за ее высочайшее покровительство и поддержку. Понятно, что вместе со своими театрами сражаются и драматурги. Еще одно вложение! Каждая драма, со всеми ее внутренними контекстами, вложена как «начинка» в операции, осуществляемые сторонами в этой борьбе.

И это – все? Контекстуальные вложения закончились? Нет, конечно. Взглянем на Испанию тех же лет. Мы не будем так же подробно все излагать, но внимательно присмотримся и увидим: испанский внутренний контекст точно такой же, как английский (конечно же, со своим предметно-содержательным наполнением): судьба бедного идальго Алонсо Кихано – Мигель Сервантес – «Дон Кихот» – театр – король Филипп II Бурбон.

А не связаны ли между собой и эти контексты – английский и испанский? Конечно, связаны. Причем связаны в эпохальном историческом контексте – сложные личные отношения Елизаветы и Филиппа, поддержанная Британией революция в Нидерландах и начало Нового времени, гибель в водах Британии «Непобедимой армады» и конец вековой испанской гегемонии. Идет борьба за умы в Европе. Чья социокультурная идеология влиятельнее, которая возьмет верх? Англо-голландская или испанская? Вот и еще один контекст, еще одно контекстуальное вложение – включающее в себя все предыдущие.

Сколько же их может быть – контекстуальных вложений? Неопределенно много. Оказывается, что реальность деятельности – не плоская и не однослойная, она – многослойна и телескопична. Она «слоиста и скважна» – Павел Флоренский.

Вывод.

Универсум деятельности устроен совсем не так, как универсум вещей. Любая конкретная деятельность актуально осуществляется всегда в определенном контексте. Будучи уже фактически осуществленной, она (уже осуществленная деятельность) может быть описана как некоторое содержание (как текст, как дискурс – об этом поговорим подробно в части 3) и вложена именно как предметное содержание в субстрат управляющего воздействия, осуществляемого в контексте совершенно иной деятельности. Такая вот «матрешка».

Понятием контекстуально вложенных реальностей мы в дальнейшем будем постоянно пользоваться. С этой, более глубокой точки зрения, т.е. с учетом новых возможностей изучения, вновь посмотрим на позиционный конфликт, на мета-позиции, на первый рефлексивный выход и на взаимодействие позиционеров на уровне чистого управления. У нас сформируется совершенно новая морфология позиционного взаимодействия.

 

Морфология позиционного взаимодействия.

В части 1, обсуждая природу позиционного конфликта, мы отметили, что:

  • во-первых, своя правота есть у каждой из конфликтующих позиций;
  • во-вторых, эта правота – позиционна.

Теперь мы можем уточнить – и интересы, и порожденные этими интересами позиции, и порожденная этими позициями позиционная правота, всегда формируются в определенном деятельностном контексте.

Под контекстом (контекст буквально – цельно связанный) в общем случае понимают текст более широкий, чем основной текст, из которого (более широкого текста) уточняется и даже определяется содержание и смысл основного текста. Мы в аспекте нашего исследования будем понимать под определенным контекстом цельность ситуации, функционально-позиционный расклад которой (вспоминаем главу 7 части 1) и определяет происхождение и сущность каждой из взаимодействующих позиций. Само по себе понимание не только самой ситуации, но и ее ситуационного контекста уже повышает степень адекватности действий ее обитателя. Именно находясь в ситуации позиционного конфликта, отдельный позиционер действует и взаимодействует с другими позиционерами. Как следует ему спланировать и сконструировать инструмент своего управляющего воздействия?

Вспоминаем главы 7 и 10 части 1 – тезис о двух логиках. Есть логика деятельности, описываемая системными процессами и процессуальными состояниями, и логика дискурса (текста, образующего субстрат управляющего воздействия). А ведь эти логики также контекстуально вложены друг в друга – логика дискурса применяется исключительно инструментально в формате организации и осуществления управляющего действия, т.е. в контексте логики деятельности. Именно использование этих двух контекстуально вложенных логик и позволяет управляющему субъекту адекватно построить систему деятельности и эффективно осуществить все необходимые действия.

Выход каждого из конфликтующих позиционеров в свою мета-позицию, фактическое совершение ими первого рефлексивного выхода и формирование уровня чистого управления меняют самую сущность ситуации и, тем самым, порождают существенно новый контекст системы деятельности. А куда при этом переходе делись исходные позиции и породившие их разные интересы? Исчезли? Да нет, ничего никуда не исчезло. А произошло вот что.

Каждый из управленцев:

  • считывает ситуационный контекст и рассматривает ситуацию в целом как объект своего управляющего воздействия;
  • вспомним Римский клуб, «мыслить – глобально, действовать – локально». Чтобы эффективно воздействовать на ситуацию, управленцу необходимо выделить в ней как в объекте управления конкретный адресат управляющего воздействия;
  • будущее воздействие нужно спроектировать и спланировать;
  • цель и смысл этого воздействия определяются контекстом логики деятельности, а вот способ и инструмент – контекстом логики дискурса, связанной с конкретикой адресата;
  • субстрат инструментального дискурса конструируется из вложенных контекстов – субъекта воздействия и адресата.

Таким образом, предыдущие позиции никуда не исчезли, а оказались частью «матрешки», состоящей из контекстуально вложенных реальностей. Чтобы успешно двигаться дальше, нам теперь необходимо определиться с объектом и предметом мета-управления и, в первую очередь, стратегического управления.

Из уже изложенного в главах 15 и 16 – ясно, что объектом стратегического управления является сложный накрывающий процесс. Это процесс самого существования и, одновременно, становления системы, для которого режимы существования системы оказываются контекстуальными вложениями. А в каждый из режимов контекстуально вложены его составляющие – функциональное поле, системные процессы, процессуальные состояния, сотовая сеть и т.д. И вот этим накрывающим процессом как объектом и должен управлять стратегический управляющий. Поэтому мы сейчас и займемся свойствами процесса как такового. Понятно, что нас будет интересовать не некий отдельный процесс с его всегда уникальным содержанием, а общие свойства процессов. И в первую очередь, речь пойдет о динамике процессов как о самой общей и самой важной их характеристике.

Динамика процесса.

Вначале мы серьезно поговорим об устойчивости (стабильности) процесса и его лабильности. Определим процессуальную устойчивость по Ляпунову (Александр Михайлович Ляпунов – выдающийся российский математик, создавший строгую теорию устойчивости, другой выдающийся математик, физик и методолог –Анри Пуанкаре сделал это по-своему и чуть позже).

Итак, процесс устойчив, если малые изменения условий его протекания, проявляющиеся как меняющиеся воздействия на него внешнего мира, не могут внести больших изменений в траекторию существования и самоосуществления процесса.

Что такое «малые» воздействия? Малые воздействия – неразличимые для основного процесса, сливающиеся в его масштабе с общим фоном обстоятельств его (основного процесса) протекания. Еще в самом начале книги мы отметили, что мировой процесс в целом и локально устойчив, и локально неустойчив. Но это слишком общее утверждение. Нет ни абсолютной устойчивости, ни абсолютной неустойчивости. Всему есть мера, и устойчивости тоже. На некоторых отрезках траектории существования системы (дальше будем называть ее фазовой траекторией) процесс устойчив. Под возмущающими воздействиями изменяющегося внешнего мира небольшие девиации (отклонения от основного курса) имеют место, но направление развития процесса (ориентации фазовой траектории) существенно не меняется. Существенные изменения ориентации фазовой траектории происходит в особых точках – точках потери процессуальной устойчивости. Эти точки имеют для нас исключительное значение, и мы о них поговорим более детально.

 

Точки бифуркации.

Еще в середине XIX века Джеймс Максвелл писал: «У каждого существования выше определенного ранга имеются свои особые точки; чем выше ранг, тем их больше. В этих токах физические воздействия слишком малой величины для того, чтобы существование конечных размеров принимало их во внимание, могут приводить к чрезвычайно важным последствиям. Всеми великими результатами человеческой деятельности мы обязаны умелому использованию таких особых состояний». Эти особые точки в динамике существования системы называются точками бифуркации. Возникновение точек бифуркации объективно обусловлено или вызвано внешним целенаправленным управлением? Возникнут ли бифуркации в жизни процесса, предоставленного самому себе? Какова в этом роль управляющего субъекта?

Устойчивость процесса – относительна. Малость внешнего воздействия тоже относительна. Всегда существует порог устойчивости – такая конкретная интенсивность и такая конкретная адресная точность управляющего воздействия (см. главу 14 части 1), при которой процесс теряет устойчивость. Значит, целенаправленные управляющие воздействия могут привести к потере процессом устойчивости и возникновению точки бифуркации. А это, в свою очередь, открывает возможность управления становлением фазовой траектории (т.е. судьбой системы) как целого.

Процессуальные кризисы.

Итак, точки бифуркации возникают – как по естественным причинам, так и под воздействием внешнего управления. Значимые в аспекте нашего исследования точки бифуркации могут возникать на разных слоях вложенных контекстов:

  • точки смены режимов;
  • точки смены накрывающих процессуальных состояний внутри отдельного режима;
  • точки смены системных процессов внутри накрывающего процессуального состояния;
  • точки смены вложенных процессуальных состояний и т.д.

Возникновение точки бифуркации на определенном слое означает наступление кризиса процесса на этом же слое. Таким образом, можно говорить о типах кризисов определенного слоя. Так можно говорить, например, о кризисе целеполагания, о кризисе рефлексивного осмысления, о кризисе режима функционирования и т.д.

Система деятельности может развиваться и/или ее можно развивать только тогда, когда она находится в лабильном состоянии. Еще в главе 7 части 1, обсуждая фазы проведения операции, мы различали эти фазы как раз по критерию: стабильность – лабильность (преодоление существующего стабильного состояния – создание лабильного состояния – формирование нового функционально-позиционного расклада – его структурирование, т.е. стабилизация нового состояния). Таким образом, зоны возможного развития системы деятельности всегда лежат в окрестности точек бифуркации соответствующего слоя. И, повторим еще раз, эти бифуркации могут возникнуть независимо от наших усилий («естественно» – об этом чуть позже, в главе 25), либо быть продуктом наших управляющих усилий. Зафиксируем это еще раз – фазовая траектория процесса определяется взаимодействием его собственной, неотъемлемо ему присущей, внутренней динамикой и внешнего управления (целенаправленного или стихийного). Точка бифуркации – точка выбора системой одного из возможных сценариев своего будущего. Это принципиально важный момент. Вопрос о свободе выбора системой конкретного варианта своего будущего в точке бифуркации, либо о вынужденности этого ее выбора, мы обсудим в этой части книги несколько позднее.

Каскады бифуркаций.

Мы все время говорим об отдельной бифуркации, но они отдельными не бывают. Даже, если судьба предельно примитивной системы – момент рождения и момент смерти, то это уже две бифуркации. А любая сколько-нибудь сложная система (а система деятельности сложна по сути своей) проживает некоторую последовательность бифуркаций. Эта последовательность никогда заранее неизвестна ни самой системе, ни внешнему наблюдателю, ведь в каждой точке бифуркации происходит выбор с неизвестным исходом. Возникает многократно ветвящийся случайный процесс становления системой собственной судьбы. Мы уже однажды подошли к этой проблематике в главе 9 части 1, когда обсуждали реализацию принципа оптимума. В следующей главе 18 – будем разбираться глубже.

Сложность системы деятельности.

Мы говорим о сложных системах. А что это значит? Что такое сложность системы деятельности, чем она определяется и что ее порождает? В аспекте нашего исследования мы будем определять сложность системы как размерность пространства возможных решений.

Говоря попросту, но достаточно точно, это значит, что сложность системы тем выше:

  • чем более объемно облако целевых состояний;
  • чем больше возможных вариантов изменения конфигурации самого целевого облака (об этих возможностях подробнее поговорим в следующей главе 18);
  • чем больше возможных фазовых траекторий связывают исходное состояние с целевым облаком в разных его возможных конфигурациях.

Как возникает та или иная сложность? В чем состоят порождающие эту сложность причины? Почему одни системы – примитивны, а другие – сложны? Корневая причина феномена сложности системы – в ее истории. Прожитые системой каскады бифуркаций – это ассимилированная системой история совершенных ею свободных выборов. Сложность системы – продукт ее уникальной истории. И еще о случайности, пока предварительно.

Случайность.

«Ясно, что случайность не может быть просто названием, которое мы даем собственному невежеству» –Анри Пуанкаре. Случайность – фундаментальный феномен мира, в котором мы живем, и у нее (у случайности) должны быть объективные корни. В свете всего вышеизложенного в этой главе, можно сформулировать тезис: причины случайности – объективны и коренятся в актах свободного выбора своего будущего, совершаемого системой в точках бифуркации. Если выбор в достаточной мере свободен, то предсказать его исход невозможно, принципиально невозможно. То есть, его исход – случаен. Следовательно, то, что внутри системы представляется свободой, извне ее выглядит как случайность в ее поведении как целого. Свобода и случайность – две стороны одного и того же фундаментального феномена. Несколько позже мы об этом еще поговорим.

Методология естественнонаучная и методология системодеятельностная.

Естественнонаучная методология.

В введении мы уже писали, что люди придумали искусственный, но бесспорно исключительно плодотворный прием – в сложности мира винить случай, а в том, что мы в состоянии понять – искать и находить закономерности. В основе естественнонаучной методологии лежит метод проверяемых гипотез.

Предполагается, что на основе прошлой практики, осмысленной и отрефлексированной как опыт, можно выдвинуть гипотезу о некоторой общей закономерности, справедливой уже не только для отдельных (всегда уникальных), уже опытно проверенных, ситуаций, но и для обширного класса в каком-то отношении подобных – иных ситуаций. Но такое предположение само уже есть гипотеза более общего характера. Верна ли она? Какие условия должны быть выполнены, чтобы эта гипотеза была применима?

Очевидно, что определяющее условие применимости метода проверяемых гипотез – повторяемость и воспроизводимость ситуаций. Если в приблизительно одинаковых в некотором аспекте ситуациях устойчиво происходят одинаковые в этом аспекте события, то нужные субъекту ситуации он (субъект) может воспроизвести своими руками (т.е. искусственно создать) и с большой вероятностью получить ожидаемый результат или проверить – будет ли результат ожидаемым. Ключевое слово в этом абзаце – слово «устойчиво». Повторяемость ситуаций и событий должна быть обеспечена хотя бы в среднем – статистически.

Именно статистическая устойчивость процесса – критериальное условие применимости метода проверяемых гипотез, а, значит, и естественнонаучной методологии как таковой.

Если это критериальное условие выполнено, тогда и появляется возможность на основе обнаруженной в опыте повторяемости ситуаций и событий выдвинуть гипотезу об общей закономерности, воспроизвести нужную ситуацию и провести на ней критический эксперимент. Если эксперимент подтвердил ожидания, гипотезу можно объявить теорией (всегда относительно и только временно истинной) и пользоваться ею до тех пор, пока практика не заставит пересмотреть исходные концептуальные установки. Так работает и очень эффективно работает естественнонаучная методология. Но, во-первых, мировой процесс в целом, очевидно, не является ни абсолютно устойчивым, ни абсолютно неустойчивым. Выше мы отмечали, что процессуальная устойчивость относительна, и существуют зоны высокой и очень высокой неустойчивости. Во-вторых, повторяемость и воспроизводимость возможны только аспектно, воспроизвести «один к одному» никакой фрагмент живой реальности невозможно. А это значит, что естественнонаучная методология применима не всегда.

Системодеятельностная методология.

Оказывается, что нужна и другая методология – альтернативная методологии естественнонаучной, но не отменяющая, а «ортогонально» дополняющая ее. У такой другой методологии должны быть и совершенно иные основания:

  • статистическая неустойчивость процессов;
  • неповторимость и невоспроизводимость, т.е. уникальность ситуаций;
  • субъектная множественность относительных истин;
  • различные позиции разных субъектов;
  • функциональная соорганизация носителей разных позиций;
  • управление уникальной фазовой траекторией – судьбой процесса (системы деятельности).

В самом корне этой методологии необходимо лежит концепт деятельности. Почему – необходимо? Потому, что у деятельности всегда есть субъект, а субъект – уникален. Природа этой уникальности – в его системной сложности, и мы это обсуждали чуть раньше в этой главе. Да и объект иной природы, это –субъектно населенный объект. И в его (объекта) внутреннем мире осуществляются свои системы деятельности в соответствующих контекстуально вложенных реальностях. Именно на эту – системодеятельностную методологию мы и опираемся в нашем изложении. И, еще раз, использование системодеятельностной методологии не отменяет, а дополняет методологию естественнонаучную.

Процесс и предмет.

До сих пор в этой главе мы говорили о процессе как таковом, т.е. говорили о нем как об объекте. Но, что делает процесс не объектом, а предметом? Ответ очевиден – включение его в пространство чьей-то системы деятельности. И эта деятельность по отношению к процессу как предмету и есть деятельность именно управленческая. Теперь мы перейдем непосредственно к проблематике управления самоуправляемыми системами.

Общие положения.

В главах 9 и 14 части 1 мы ввели различение между стратегией, тактикой и техникой процессуального управления.

Там мы определили тактическое управление как управление отдельным режимом – функционирования, развития и/или саморазвития. Мы отметили, что этот уровень управления обеспечивается выдерживанием спирально-циклического гомоморфизма цепочек системных процессов.

Стратегическое управление мы определили как управление выбором траектории существования управляемой системы. Там же мы отметили, что задачи стратегического управляющего – точно определить стратегические критерии выбора точек переключения с режима на режим, обеспечить эти переходы, пройти между стагнацией неограниченного функционирования и разрушающей возгонкой неограниченного развития.

Под техникой управления мы по-прежнему понимаем владение субъектом управления конкретными приемами и инструментами осуществления управляющих воздействий. Отметим также, что связь между ними – контекстуальная вложенность управленческих реальностей: тактика контекстуально вложена в стратегию, техника – в тактику.

Все это мы уже обсуждали раньше. Но, теперь наша задача намного сложнее. Как осуществить выбор фазовой траектории, если у системы есть свой контур общесистемного управления?

Введем понятие архитектоники процесса управления. Еще в части 1 мы описывали структуру функционального поля, затем – порожденную этим функциональным полем позиционную структуру ситуации, затем – неизбежность появления в системе деятельности уровней и эшелонов внутрисистемного управления. Таким образом, нами было сформировано представление об архитектуре системы деятельности. Но сейчас наше положение намного сложнее – перед нами две архитектуры: архитектура исходной системы и архитектура надсистемы. И эти архитектуры динамически взаимосвязаны. Теперь нам нужно сформировать принципы описания и работы с новой проблематикой.

Свод принципов формирования различных архитектурных целостностей называется архитектоникой. Таким образом, архитектоника сложной системы определяет как общие принципы формообразования такой системы, так и ее (системы) деятельностную сущность. И это – взаимоопределение сущности и формы. «Есть тонкие властительные связи меж контуром и запахом цветка» – Валерий Брюсов «Сонет о форме». И сейчас нам предстоит сформировать архитектонику процессуального управления.

Субъект стратегического процессуального управления.

Начнем несколько неожиданно – с проблемы формирования самого субъекта стратегического управления. Давайте задумаемся: стратегия, тактика, техника. А кто все это должен делать? Очевидно, что делать все это должен некий стратегический управляющий, находящийся в мета-позиции к системе как целому. А откуда ему взяться этому стратегическому управляющему, и как ему следует организовать свою особую деятельность, деятельность стратегического управления? Сформулируем два тезиса.

Первый тезис: нормативно стратегический управляющий – единый субъект, осуществляющий из единой мета-позиции и из единой концепции как управление системой в целом – изнутри системы, так и управление системой как целым – извне системы.

Второй тезис: технологически стратегический управляющий – командный субъект (управляющая команда), созданная уже на первом этапе перехода к стратегическому управлению.

Стратегическое командоформирование есть нормативный способ формирования коллективного стратегического управляющего – управляющей команды. Стратегическое командоформирование – это особый частный случай командоформирования как такового. Следовательно, все нами изложенное в главе 6 части 1 остается в силе и может быть применено и к созданию управляющей команды. А как должна быть организована деятельность команды как коллективного субъекта стратегического управления для обеспечения ее эффективности? Это вопрос об организационных формах работы управлявшей команды. Основная организационная форма ее работы – штаб.

Штаб.

Штаб (нем – орган организации, руководства и управления). В нашей концепции понятие штаба имеет ряд особенностей. Первая характерная особенность нашего штаба: штаб – орган командного стратегического управления. Следствием первой особенности является особенность вторая: в штабе отсутствует субординация, есть только координационные взаимодействия, связи и отношения. Третья особенность есть следствие первой и второй: штаб – организационная форма текущей внутрикомандной функциональной соорганизации управляющей команды.

Этими особенностями штаб радикальное отличие от заседаний и совещаний. В пространстве штабной деятельности происходит постоянное взаимодействие, и даже более определенно – взаимное управление членов управляющей команды. В ходе этого постоянного взаимодействия как раз и происходит формирование командного субъекта стратегического управления, происходит функциональная соорганизация управляющей команды. Происходит штабная игра – взаимодействие равноправных участников с разными позициями по согласованным нормам и правилам. Об играх и игровом моделировании мы поговорим несколько позднее, в главе 21.

Продукт штабной игры – согласованный организационный проект (об организационном проекте подробнее в главе 20). Результат штабной игры – фактическая функциональная соорганизованность команды по совместному практическому осуществлению ею же разработанного, т.е. командного организационного проекта.

Поскольку в пространстве штабного взаимодействия неизбежно возникают различные позиции участников штаба по отношению к предстоящей совместной деятельности, то тем самым складывается тот или иной позиционный расклад – топика штаба.

Кто является субъектами штабных действий? Члены штаба. Кто является адресатом штабных действий? Другие члены штаба.

Какие цели ставят перед собой «штабные игроки»? Личная цель штабного игрока – получить в качестве продукта штабной работы организационный проект, соответствующий его (конкретного штабного игрока) самоопределительным критериям.

Какой смысл придает штабной игрок своим действиям на штабе? Мотивировать других игроков принять подходящую этому штабному игроку версию организационного проекта.

Какая же контекстуальная реальность вложена в штабной игровой ход? Иначе говоря, что является содержательным наполнением штабного хода? Очевидно, что содержание штабных ходов – индивидуальные и групповые версии создаваемого штабом организационного проекта. Дальше следовало бы обсудить технику осуществления мотивирующих воздействий, но мы ее уже раньше обсуждали. Отсылаю читателя к главе 10 части 1. Техника – та же. Контекст – иной.

Штабные взаимодействия очевидным образом связаны с концепцией контекстуально вложенных реальностей. Реальность предстоящей совместной деятельности в ходе штабной работы вкладывается как предметное содержание в каждый акт взаимодействия и является собственно текстом каждого сообщения. Реальность самой штабной ситуации выступает как накрывающий контекст. А реальные, но не предъявляемые напрямую цели участников и смысл их действий образуют подтекст происходящего действия.

Штабная работа представляет собой особый вид коллективной деятельности. О его существенных особенностях мы уже говорили выше. Сейчас лишь заметим, что нормы и правила штабной работы применимы не только в организационном формате создания управляющей команды.

Во всех случаях, когда стратегическому управляющему требуется осуществить единый процесс программирования/командоформирования, штаб оказывается оптимальной формой организации такого процесса.

И, наконец, остановимся на модельном смысле штабной деятельности. Продукты штабной работы (содержание соорганизованных онтологических и организационно-деятельных командных планшетов) моделируют условия, цели, смыслы, способы и средства предстоящей совместной деятельности.

Но ведь появлению этих продуктов предшествует разработка аналогичных индивидуальных планшетов как версий возможного командного продукта. Каждая такая версия также есть аналогичная модель предстоящей совместной деятельности, только модель предварительная. А сам процесс превращения версий в конечный командный продукт – есть процесс, который тоже нечто существенное моделирует. А именно, он моделирует конфликт стратегических позиций разных членов управляющей команды, могущий проявиться в ходе предстоящей совместной деятельности. О моделях и моделировании мы будем детально говорить в части 3. А пока двинемся дальше.

Попробуем двигаться по аналогии с путем, пройденным нами в части 1. Мы увидим, что отличия будут радикальными, но проявятся они постепенно, по ходу нашего продвижения. Поскольку режим функционирования – тривиальный частный случай режима развития, будем рассматривать оба режима вместе. Поэтому попробуем сейчас, как и раньше, начать с шага развития, но уже в новом более широком контексте.

Шаг стратегического развития.

Определимся. Режим стратегического развития – такой режим существования системы, в котором существенно изменяются:

  • и архитектура самой системы деятельности (ее внутренний функционально-позиционный расклад, управленческая иерархия, а в пределе, даже формула системы деятельности);
  • и роль и/или позиция системы как целого в надсистеме, что ведет к изменению функционально-позиционного расклада надсистемы, а возможно, и к изменению ее (надсистемы) формулы деятельности.

Как и раньше, будем рассматривать путь развития системы как состоящий из целостных отрезков – шагов стратегического развития.

Структура шага стратегического развития.

Как и раньше, будем рассматривать каждый такой шаг как последовательность (но уже не обязательно линейную последовательность) целостных отрезков – стратегических этапов.

Первый этап рассмотрим по аналогии с изученным в части 1 системным процессом анализа актуальной ситуации. Мы увидим, что есть весьма существенные отличия и, чтобы отличать системный процесс анализа от аналогичного стратегического этапа, будем называть рассматриваемый сейчас этап – исследованием.

 

Исследование.

Нам предстоит провести анализ актуального состояния системы. Но теперь нам необходимо провести анализ и в исходной системе, и в надсистеме, т.е. рассмотреть две качественно различные ситуации – во внутренней среде и во внешнем мире системы, посмотреть на исходную систему и в целом, и как на целое. Эти ситуации действительно качественно разные – внутренний функционально-позиционный расклад и внутренняя архитектура управления некоторого отдельного предприятия никак не похожи на функционально-позиционный расклад и архитектуру управления рынка, на котором действует это предприятие (для предприятия рынок –одна из ключевых надсистем).

И что тогда, продукты исследования – это две качественно различные онтологии: онтология ситуации внутри системы и онтология ситуации в надсистеме? Как это? И есть еще важный вопрос о связи между ними, ведь обе эти онтологии существуют не по отдельности, а взаимосвязано. Вот эту более широкую, морфологическую по своей природе, картину, включающую в себя и внутренний функционально-позиционный расклад, и внутреннюю архитектуру управления исходной системы, и функционально-позиционный расклад, и архитектуру управления надсистемы, и связующее звено между ними, будем называть – конъюнктурой ситуации.

Конъюнктура ситуации.

С одной стороны – все понятно. Мы ведь уже умеем выявлять функционально-позиционный расклад и архитектуру любой системы деятельности. Ну, так выполним эту работу дважды – и во внутреннем мире системы, и во внешнем. Продукт получим в виде двух отдельных планшетов – двух актуальных онтологий. Все, работа выполнена? Конечно – нет, этого недостаточно. Цельной картины все еще нет. Как мы уже чуть раньше заметили, необходимо еще определиться с третьей онтологией, связывающей картину ситуации в целостную морфологию. А определение третьей онтологии оказывается нетривиальной задачей. Почему? Потому, что нужно найти в исходной системе нечто для нее интегральное, живущее внутри нее, но определяющее ее поведение как целого во внешнем мире.

В нашей концепции, это нечто – это фундаментальный системообразующий конфликт существования любой системы, а именно, конфликт режимов функционирования и развития как основание для создания третьей онтологии.  В любом системообразующем конфликте есть полюса. В данном случае, их – два. Опишем эти полюса фундаментального системообразующего конфликта.

Первый полюс – инновационный. Он населен сторонниками режима развития – инноваторами. Их девиз: «Так дальше жить нельзя! Необходимо изменяться, трансформироваться, развиваться! Вперед и вверх!».

Второй полюс – консервативный. Он населен сторонниками режима функционирования –консерваторами. Их девиз: «Сохраним достигнутое! «Стабильность и порядок! Сначала качественно все отстроим, а потом подумаем о развитии».

Степень инновационности и консервативности тоже различна. Это нужно принять во внимание и учесть. А кто из них прав? Мы уже знаем – нужен позиционный баланс, и этим позиционным балансом следует эффективно управлять (см. главу 5 части 1). Но баланс не всегда есть факт. Чаще всего, имеет место какой-то текущий дисбаланс – влияние различных позиций разное. Силу этого разного влияния тоже нужно принять во внимание и учесть.

Отобразим на отдельном планшете:

  • макрофункциональные блоки исходной системы деятельности, т.е. отобразим внутреннее функциональное поле системы;
  • наложим на внутреннее функциональное поле системы позиционные группы – кланы фундаментального конфликта, расположив эти кланы линейно – по степени их инновационности/консервативности;
  • каждому клану поставим в соответствие численное значение, отражающее меру его (клана) относительного влияния – силу позиции в конфликте.

Получим слоистый функционально-позиционно-силовой (FРН) – планшет, увязывающий конъюнктуру ситуации в морфологическое целое. Почему это так? Да потому, что система ведет себя во внешнем мире как целое вследствие вложенного текущего баланса фундаментального системообразующего конфликта –функционирует или развивается внутри, сохраняет или меняет роль и позицию вовне.

Таким образом, в нашей концепции конъюнктура ситуации описывается не одним онтологическим планшетом, а своеобразным «триптихом» – связкой трех обсужденных выше онтологических планшетов.

Следующий этап нашего продвижения – диагностика. В аналогии с системными процессами, диагностика – первый отрезок процесса самоопределения.

 

Диагностика.

Зачем мы проводили исследование? Чтобы поставить диагноз. Диагноз необходим. Врачи говорят: «Без диагноза лечить нельзя». Диагностика по определению – процедура постановки системного диагноза. Диагноз(греч – распознавание) – определение сущности болезни по ее симптоматике (совокупности выявленных признаков). Значит, в нашем случае, речь идет об определении болезни, которой больна исследуемая система деятельности. Но, чтобы понять, что такое болезнь и идентифицировать ее, нужно определиться, что такое здоровая система и что такое больная система.

При постановке диагноза есть проблема. Всегда. Управленческая нозология. Нозос (греч – болезнь). Нозология – учение о болезнях. Так чем же может быть больна система? Посмотрим вовнутрь системы и увидим стандартные внутренние болезни системы деятельности:

  • функциональные дыры в функциональном поле (функции без ответственного исполнителя), функциональные дубли (одни и те же функции, порученные разным функционерам);
  • резкий дисбаланс в топике системы (здесь речь не идет о фундаментальном системообразующем конфликте);
  • недостаточная нормативность и/или недостаточная технологичность внутрисистемного управления (как правило, это основная «внутренняя болезнь»).

Посмотрим вовне и увидим стандартные болезни надсистемы:

  • резкий дисбаланс в топике надсистемы;
  • недостаточная нормативность и/или недостаточная технологичность надсистемного управления.

Посмотрим на FРН-планшет и увидим:

  • резкий дисбаланс в фундаментальном системообразующем конфликте;
  • низкий уровень силового влияния как инноваторов, так и консерваторов, на поведение системы во внешнем мире.

Таким образом, диагноз состояния системы деятельности, сведется к проработке всех планшетов триптиха, определению внутренних, внешних и FРН -болезней и установлению причинно-следственных связей между ними.

Стратегическое самоопределение.

В соответствии с логикой нашего продвижения, перейдем к проблематике стратегического самоопределения. Корневая проблема стратегического самоопределения – проблема априорного отсутствия субъекта мета-управления в актуальной конъюнктуре. Мы в предыдущей главе уже отметили, что стратегического управляющего как коллективного и функционально соорганизованного субъекта априори не существует. Его еще необходимо создать. И это собственно управленческая задача – сформировать такой субъект. А, тем самым, речь идет о процессе формирования команды стратегического управления. Оказывается, что на стратегическом уровне самоопределение, целеполагание и программирование/планирование –системные процессы, вложенные в накрывающий процесс командоформирования. Почему это так?

Вновь вспомним технологию командоформирования, описанную еще в части 1. Командный субъект управления как таковой, как априори отсутствующая, но становящаяся в ходе командоформирования целостность, возникает/становится, проходя через индивидуальные самоопределения, соорганизацию команды по целям, способам, средствам, проходя через функциональные самоопределения и т.д. И происходит это в формате штабной работы. Работу штаба как основной организационной формы стратегического командоформирования мы обсудили в предыдущей главе.

Теперь, продолжая наше обсуждение и учитывая все указанных особенности, опишем технологию осуществления процесса стратегического самоопределения:

  • индивидуальные самоопределения (см. главу 7 части 1);
  • штабная игра;
  • формирование согласованной версии организационного проекта (об организационном проекте и организационном проектировании подробно – в следующей главе);
  • целевая конъюнктура и мета-проектирование;
  • индивидуальные функциональные самоопределения;
  • функциональная соорганизация – формирование командного мета-субъекта.

И несколько слов о стратегическом целеполагании. То, что можно было сказать на текущий момент нашего продвижения – уже сказано. Дальнейшее обсуждение этой исключительно важной темы будет продолжено позднее, при обсуждении принципа оптимальности.

 

Организационный проект.

Из всего предыдущего изложения читателю должно быть очевидным, что для описания самоуправляемых систем и стратегического правления ими (в первую очередь это относится к субъектно населенным объектам) недостаточно подхода, изложенного нами в части 1. Корневая причина в том, что любое адекватное описание свойств и поведения субъектно населенным объекта всегда на деле оказывается продуктом специфического взаимодействия управляющего субъекта и исследуемого, и диагностируемого субъектно населенным объекта. Следовательно, совокупность всех рассмотренных нами этапов стратегического управления (командоформирование – исследование – диагностика – планирование операций) должна быть спроектирована и спрограммирована как вложенная реальность некоторого накрывающего конструкта.

Речь идет об организационном проекте. Пусть читателя не вводит в заблуждение слово «проект», предполагающее построение целевой онтологии. Организационный проект необходимо содержит и аналитическую, и прогнозную, и проектную (т.е. онтологические) и программно-плановую (операционную) составляющие.

Поэтапно: исследование и диагностика позволяют выделить болевые точки исследуемой системы и поставить системный диагноз (глава 19), самоопределение и целеполагание командного субъекта управления (глава 20) приводят к появлению согласованных представлений об облаке целевых состояний, а в процессе планирования операций (глава 22) определяются способы управляющего воздействия на систему. Нам представляется очевидным, что первостепенной и определяющей целью управляемого стратегического развития субъектно населенным объекта является коррекция (или вообще – создание) его внутреннего механизма самоуправления (и функционированием, и развитием, и саморазвитием).

Так что же такое – организационный проект?

Организационный проект – разработанная командным управляющим субъектом семиотическая модель стратегии развития системы. В рамках такого, накрывающего организационного проекта могут разрабатываться вложенные в него организационные проекты, моделирующие отдельные шаги, программы и подпрограммы развития системы. Организационный проект любого слоя вложенности необходимо включает в себя все без исключения обсуждаемые нами стратегические этапы.

Еще раз напоминаем, что организационный проект есть главный продукт штабной деятельности (см. главу 18). Как правило, в формате работы штаба это происходит таким образом:

  • создание первичного штаба – штаба исследовательской команды. В ходе работы штаба исследовательской команды происходит разработка программы проведения исследования одновременно с формированием соответствующей исследовательской команды;
  • фактическое проведение исследования исследовательской командой, объективация состояния исследуемой системы в формате триптиха (см. главу 19);
  • расширение состава штаба, с включением в него: диагностов, проектировщиков, планировщиков, делателей;
  • постановка системного диагноза и описание облака целевых состояний управляемой системы. Подчеркнем еще раз, все участники штаба работают над всей проблематикой совместно – формируется тело основной команды;
  • сложившееся на этот момент тело основной команды переходит к программированию и последующему планированию процесса осуществления управляющего стратегического воздействия на систему. Происходит функциональная сорганизация команды с распределением функций, полномочий и зон ответственности;
  • организационный проект объективируется и оформляется как конечный продукт штабной работы.

Замечание.

Каждый стратегический этап может быть, в свою очередь, описан в формате как организационного проекта, вложенного в организационный проект исходный.

В следующей главе мы подробно рассмотрим процесс организационного проектирования на очень характерном примере – практике игрового моделирования. Почему этот пример так характерен? Дело в том, что созданная и функционирующая игровая модель управляемой системы (о моделях и моделировании подробно в части 3) с высокой степенью адекватности воспроизводит всю ее (системы) архитектуру:

  • функциональное поле с его болезнями, о которых мы говорили, обсуждая диагностический этап;
  • позиционный расклад и меру его сбалансированности;
  • формальную и фактическую управленческую иерархию;
  • адекватность управленческого организма в целом;
  • позволяет сценарно прогнозировать варианты дрейфа;
  • проектировать и программировать режим развития.

Игровому моделированию и построенной на нем практике проведения разного типа игр (игропрактике) посвящена обширная литература. Интересующийся читатель может к ней обратиться. Нас же сейчас игровое моделирование и игропрактика интересуют как особый и очень яркий пример реального стратегического управления.

 

О природе игры.

Игра есть модельный полигонный эксперимент (точные определения в части 3), осуществляемый с субъектно населенным объектом, но не с исходным объектом, а с его «живой» моделью, во всех значимых аспектах репрезентативной исходному объекту. Имитация поведения исходного объекта в различных прогнозных, либо проектных сценариях, производится в рамках специально организованного на полигоне игрового действия. Адекватность игровой модели обеспечивается соответствующей субъектной выборкой. Подробно о критериях модельной адекватности – в части 3. Именно на основе этих критериев определяется выбор того или иного варианта организационно-проектного решения в ходе штабного организационного проектирования.

Обзор практики организационного проектирования.

Даже оставаясь в рамках игрового моделирования, можно создавать и осуществлять организационные проекты разного масштаба и разной степени вложенности. Это могут быть отдельные организационные проекты, включающие в себя проведение игр – так, как мы это детально опишем несколько позднее.

Это могут быть оргпроектные циклы, в которых отдельные проекты воспроизводятся с меняющимся или постоянным составом участников. При этом, сущность всех отдельных оргпроектов приблизительно одинакова. А накрывающим организационным проектом, в соответствии с его логикой, должен быть запроектирован итерационный цикл.

Это могут быть оргпроектные комплексы, которые предполагают различные, по своей сущности, вложенные оргпроекты. Тогда осуществление этих вложенных организационных проектов должно быть подчинено логике накрывающего организационного проекта. Характерный пример из собственной практики –последовательное осуществление ряда однотипных организационных проектов на многочисленных однотипных предприятиях одной отрасли, а затем – реализация сборочного организационного проекта совершенно иной природы на уровне отрасли как надсистемы.

Еще более сложной является оргпроектная конструкция консорта (буквально – сопровождения). В этом случае речь идет о долгосрочном обеспечении самоуправляемого субъектно населенного объектауправленческими программами стратегического развития. Результатом такой работы являются не только и не столько обычно получаемые в отдельном оргпроекте (конкретной игре) эффекты, сколько взращивание в самом самоуправляемом субъектно населенном объекте собственных стратегических управляющих, владеющих системодеятельностной технологией и обеспечивающих механизм саморазвития системы. Накрывающий организационный проект такого рода обычно включат в себя вложенные оргпроекты разной природы –учебные, консультативные, игровые, семинарские, конференционные и другие. Тогда, как и в случае оргпроектного комплекса, «матрешка» вложений и последовательность осуществления этих вложенных оргпроектов должны быть подчинены логике накрывающего оргпроекта.

Вероятно, самым сложным является вариант агрегативного оргпроекта. Эта оргпроектная конструкция представляет собой системное единство подходов, указанных выше. Одновременное исследование как эшелонированного, так и функционального строения системы управления самоуправляемого субъектно населенного объекта позволяет выделять агрегативные сгустки проблем, разрабатывать программы и планы их решения, а также выявлять и формировать внутренних управляющих субъектов стратегического уровня.

Практическая реализация такого подхода требует проведения специальной исследовательской работы по подбору и классификации всех актуальных сочетаний технологических, экономических, психологических, управленческих и правовых условий: во-первых, не сводимых друг к другу по средствам достижения целей; во-вторых, причинно-следственно закрывающих собою все пространство уже состоявшихся и прогнозируемых ситуаций. Применительно к агрегативному анализу систем управления эта исследовательская «координатная сетка» сужает поле необходимого анализа и дает возможность интенсифицировать аналитическую работу для обеспечения работающего оргпроекта.

Обоснованность принятия каждого из указанных оргпроектных решений определяется сущностью управляемого объекта и самоопределением командного субъекта стратегического управления.

Для понимания технико-технологических деталей разработки организационного проекта, рассмотрим технику и технологию создания оргпроекта отдельной игры.

 

Организационный проект игры.

Феномен играбельности. Первый вопрос, на который должен себе ответить оргпроектировщик управляющего воздействия, очевиден и непосредственно следует из этапа диагностики: «Какими болезнями болен данный объект?».

Второй вопрос: «Какими персонально ключевыми функционерами и значимыми позиционерами населена система деятельности объекта в целом?».

Третий вопрос: «Что фактически происходит с бесхозными и дублируемыми функциями. Кто, каким образом и в каких случаях их закрывает?».

Вопрос четвертый: «Насколько сбалансированы в системе деятельности объекта позиционные и, в первую очередь, системообразующие, конфликты? Где именно локализован наиболее значимый позиционный дисбаланс, и какие конкретно позиционеры являются носителями конфликтующих позиций?».

Вопрос пятый, обычно, самый острый: «Какова архитектура самоуправления объекта? Насколько она адекватна и, вследствие этого, насколько она эффективна? Как она работает с функциональным полем и топикой системы деятельности объекта?».

Без четких ответов на эти вопросы невозможно поставить цели и определить задачи организационного проекта игры. Без этих ответов вообще невозможно понять – а нужно ли и можно ли вообще что-то с объектом делать? Речь идет именно о феномене играбельности.

Цели организационного проекта игры.

Цели организационного проекта игры непосредственно вытекают из определения и прояснения феномена играбельности. Стандартные цели оргпроекта игры по степени их приоритетности (список целей не исчерпывающий – возможны и другие цели):

  • реорганизовать систему самоуправления объекта, сделав ее адекватной и эффективной. Для этого обычно оказывается необходимым решить ряд задач – повысить управленческую квалификацию внутренних управляющих объекта, обучить их распознавать и решать ранее ими не решаемые задачи, осуществить командоформирование внутри системы управления объекта, разработать программу и/или стратегию развития системы деятельности объекта и т.д.;
  • сбалансировать несбалансированные позиционные и, в первую очередь, системообразующие, конфликты;
  • перестроить и «починить» функциональное поле системы;
  • подобрать и обучить новый персонал, если есть в этом необходимость, включив этот персонал в систему деятельности объекта.

Техника организационного проектирования игр.

Проектируемая игровая модель должна быть адекватной моделируемому объекту. Следовательно, создание того или иного организационного проекта – не прихоть проектировщиков, а программа/план действий управляющей команды по отношению к данному объекту, такому как он есть. Какие возможны варианты формирования игрового поля? Чем определяется выбор конкретного варианта? Каким инструментарием этот выбор обеспечивается?

Игровое поле формируется из игровых групп. Игровые группы могут быть разных типов. Именно примененные проектировщиком типы игровых групп и их сочетание, и формируют позиционную структуру игрового поля.

Типы игровых групп:

  • векторные группы, по способу их формирования – монопозиционные. Внутригрупповой конфликт в них обычно выражен слабо, а вот во внешнем позиционном конфликте такие группы обычно жестко позиционно самоопределены и имеют интенцию к активным действиям. В силу этого, поведение векторных групп в игре достаточно легко прогнозируемо;
  • скалярные группы, по способу их формирования – разнопозиционные. Такие группы включают в себя носителей различных позиций и моделируют значимый, но локализованный позиционный конфликт. Сильно выраженный внутригрупповой конфликт вынуждает участников группы заниматься его балансированием и групповой функциональной соорганизацией. Лишь после этого, группа позиционно самоопределяется в игровом поле. Понятно, что прогнозировать судьбу таких групп значительно сложнее;
  • модельные группы, по самому способу их формирования. Эти группы во внутригрупповом пространстве моделируют позиционную структуру игрового поля в целом. Судьба таких групп в игре наименее прогнозируема, выбор самоопределительных решений для нее крайне вариативен при этом, такие группы чаще всего моделируют ядро системы самоуправления объекта, а потому они очень важны и перспективны.

 

Управление динамикой игрового процесса.

Разные группы, разных типов и разных персональных составов неизбежно имеют разные динамические свойства. Чуть выше мы уже говорили о динамических особенностях векторных, скалярных и модельных групп. Но это означает, что в каждый момент реального игрового процесса разные группы находятся в разной степени продвинутости и включенности в общеигровой процесс. Возникает дисперсия процессуальных состояний. Она не только неустранима, но именно она, дисперсия процессуальных состояний, является основной динамической характеристикой игрового процесса. Значит, дисперсией состояний нужно управлять. А это и есть самая суть управления динамикой игрового процесса.

Оргпроектировщики (напомним, что это – команда стратегического управления, работающая в формате оргпроектного штаба) должны при разработке организационного проекта игры учесть и этот важнейший аспект управления игровым процессом.

В предыдущей главе мы сказали, что подробно рассмотрим процесс организационного проектирования на очень характерном примере – практике игрового моделирования. В завершающейся сейчас главе мы это сделали.

Теперь, следуя общей логике нашего изложения, мы переходим к изучению этапов организации операций стратегического управления и их практического осуществления.

В части 1 мы уже говорили о том, что в избранном нами управленческом аспекте рассмотрения, режим развития – управляемый процесс. И мы изучаем методы, способы, инструменты, приемы эффективного управления. Выше мы также уже говорили, что нас интересует, в первую очередь, управляющая система, осуществляющая на управляемый объект (обладающий своей самоуправляемой системой деятельности) управляющие воздействия – операции. В части 2 наше внимание сосредоточено на стратегических операциях. Предварительно спроектированная, спланированная и затем фактически осуществленная последовательность операций и делает режим развития управляемым процессом. Последовательность стратегических операций, обеспечивающая достижение конечных целей режима стратегического развития, мы называли стратегической программой развития.

Проектированием, планированием и осуществлением программы развития нужно управлять. Раньше мы уже определили стратегическое управление как управление выбором фазовой траектории (траектории существования) управляемого объекта. Там же мы отметили, что задачи стратегического управляющего – точно определить стратегические критерии выбора точек переключения с режима на режим, обеспечить эти переходы, пройти между стагнацией неограниченного функционирования и разрушающей возгонкой неограниченного развития.

Радикальной особенностью нашего рассмотрения является контекстуальная сложность (матрешечность) конъюнктуры, онтологически описываемой соответствующим триптихом. Возникает следующий вопрос: «Что должно быть отражено на операционном планшете субъекта стратегического управления с учетом этой конъюнктурности, т.е. с учетом наличия принципиально различных актуальных ситуаций, сложившихся в реальности внутренней и в реальности внешней?» Что же это?

Отдельная операция, выполняемая в цепи системных процессов отдельного шага стратегического развития? Да, конечно. Программа управления режимом развития, состоящая из линейки операций, такой, какой мы ее (линейку) планируем в момент планирования? Да, конечно. Отдельный шаг стратегического развития, такой, каким мы его планируем в момент планирования? Да, конечно.

Что это все вместе? Стратегия управления развитием объекта. Но эта стратегия оказывается не заданной жестко, а гибкой и адаптивной, не имеющей неизменной и, тем более, предзаданной формы.

Совершенно ясно, что нам нужно на новом уровне нашего продвижения вновь разбираться с динамикой процесса. Принципиальное отличие процессов, рассматриваемых нами теперь в части 2, состоит в том, что мы все время смотрим шире – видим не только внутренний мир управляемого объекта вместе с его собственной системой управления (самоуправления), но и его внешнюю среду (его надсистему), и меняющееся состояние самого управляющего субъекта. Вследствие этого, класс возможных будущих состояний становится исключительно большим, огромным и трудно описываемым.

Даже в случае отсутствия внешнего управления полный дрейф невозможен – остается внутрисистемное самоуправление и дрейф состояния внешней среды.

Поэтому, неизбежно имеют место:

  • динамика критериев целеполагания – в зависимости от самоопределения субъекта управления;
  • динамика внутрисистемных целевых ситуаций – в зависимости от проектов внутрисистемного управления;
  • динамика накрывающих целевых ситуаций – в зависимости от проектов стратегического управления;
  • динамика фактически возникающих ситуаций;
  • динамика ситуаций выбора смыслов и способов действия.

При этом приходится учитывать относительность стабильности или лабильности протекающих процессов. В окрестностях точек бифуркации (неизбежно проявят себя на всех слоях контекстуальных вложений) нас ждут события непредсказуемые в принципе, для нас (в точном значении слова) – случайные. Скачкообразное изменение характера протекания всех процессов делает картину стохастической.

Возможно ли в этом случае управление динамикой целеполагания? Что делать с динамикой критериев? Как программировать и планировать операции в никогда полностью не известных и непредсказуемо изменяющихся условиях? Вот уж действительно – «мир впервые». Но ведь это и есть реальность нашей управленческой деятельности!

Что же делать? Наша позиция – следует модернизировать принцип оптимума, включив в него динамику всех указанных выше факторов и учитывая, как неизбежность и стохастичность процессов. Сразу скажем –теории оптимального управления стохастическими процессами, в обычном понимании, не существует. В значительной мере именно по этой причине и возникли имитационные и имитационно-игровые методы, которые мы рассмотрели раньше. Пока все это – больше искусство, чем наука и техника. И все же.

Предлагаемый нами способ модернизации принципа оптимума – включение описанной выше сквозной динамики и стохастичности в сам процесс принятия стратегических управленческих решений. Это значит, что сам способ и даже критерии выбора оптимальной операции должны динамически изменяться по ходу процесса. Форма фазовой траектории становится непредсказуемой и как раз и есть – всегда неизвестное будущее. Помните слова Поля Валери? «Будущее – конструкт»!

Принцип оптимальности.

Каково бы ни было состояние объекта управления в момент выбора перед очередным шагом развития, из класса всех возможных на этом шаге операций нужно выбирать такую операцию, чтобы после ее осуществления расстояние до облака целевых состояний, рассчитанное в момент выбора, было минимальным.

Как этот принцип применять практически? Нужен соответствующий алгоритм.

 

Алгоритм применения принципа оптимальности.

Принцип оптимальности является очень мощным средством оптимизации управления, но его реализация не сводится к какой-либо определенной процедуре, и найти способ его применения в конкретной ситуации –нетривиальная задача, а порой – проблема. Мы сейчас предлагаем читателю не панацею, а простое практическое «пособие» по применению принципа оптимальности в процессах стратегического управления.

Это список из девяти тактов, которые нужно последовательно пройти.

Первый такт. Исследуем объект. Пользуясь техникой, изложенной в главе 7, выбираем все значимые факторы и всех значимых акторов. Строим обе онтологии – внутреннюю и внешнюю, строим FРН-планшет и формируем триптих исходной конъюнктуры.

Второй такт. Ставим системный диагноз и самоопределяемся – вырабатываем критерии целеполагания.

Третий такт. Из класса всех возможных конечных состояний (таких, какими они представляются нам в исходной точке) выбираем те, которые удовлетворяют самоопределительным критериям. Тем самым, формируем облако целевых состояний.

Четвертый такт. Намечаем стратегию развития – управляемого продвижения объекта к целевому облаку. Намечаем фазовую траекторию.

Пятый такт. Разбиваем намеченную фазовую траекторию на шаги развития. Основание разбиения –каждому шагу должна соответствовать цепь вложенных системных процессов и процессуальных состояний.

Шестой такт. Выделяем из каждой цепочки системных процессов каждого шага развития процесс организации операций. Получим программу управления режимом развития объекта.

Седьмой такт. Осуществляем первую операции из программы управления режимом развития объекта.

Восьмой такт. Подвергаем рефлексивному анализу успешность осуществленного управляющего воздействия. Фиксируем полученный нами продукт управления – новое состояние объекта, фиксируем и результат – новое состояние субъекта управления (т.е. новое состояние нас самих).

Девятый такт. Рассматриваем достигнутое состояние объекта как новое актуальное и итерационно возвращаемся в такт первый. Продвижение продолжается вплоть до достижения облака целевых состояний (такого, каким оно представляется нам в этот момент).

При этом, некоторое (даже перед совершением последнего шага – неизвестно какое именно) состояние из конечного облака целевых состояний оказывается аттрактором и неизбежно будет достигнуто.

Таким образом, мы сформулировали принцип оптимальности и предложили девятитактный «алгоритм» его применения, проверенный в многолетней практике стратегического управления.

В главе 24 мы обсудим применение этого алгоритма на примере контрарного управления. Почему этот пример показателен? Это сложный случай, открывающий новую проблематику, которой мы займемся дальше, но на этом примере мы увидим весь алгоритм в действии.

Идем дальше, следуя той же логике продвижения.

Подводя итоги изучения стратегических этапов, мы видим, что морфология управления даже отдельным шагом стратегического развития системы чрезвычайно сложна и нелинейна. В первой половине этой главы мы детально ее рассмотрим, и она (морфология) будет выглядеть понятно, очень-очень сложно.

Во-первых, как есть, так есть. Во-вторых, ничего страшного – во второй половине этой главе мы перейдем к описанию на языке накрывающих процессуальных состояний, и картина в целом резко упростится. Рассматривая морфологию управления стратегическим развитием субъектно населенного объекта, мы обнаруживаем в нем следующие этапы и подэтапы:

  • создание первичного штаба – штаба исследовательской команды;
  • разработка программы проведения исследования;
  • формирование соответствующей исследовательской команды как первый этап командоформирования управляющей команды;
  • практическое проведение исследования системы деятельности объекта;
  • расширение состава штаба, с включением в него: диагностов, проектировщиков, планировщиков, делателей;
  • постановка системного диагноза системы деятельности объекта;
  • индивидуальное самоопределение участников расширенного штаба на основе продуктов диагностики;
  • командное самоопределение – формирование единых критериев предстоящего командного целеполагания;
  • командное целеполагание – организационное проектирование облака целевых состояний системы деятельности управляемого объекта (понимаемое штабом команды на момент проведения фактического целеполагания);
  • организация командных действий, направленных на достижение согласованных целей – организационное программирование и планирование;
  • завершение второго этап командоформирования управляющей команды;
  • функциональное самоопределение членов управляющей команды и на этой основе – функциональная соорганизация управляющей команды с распределением функций, полномочий и зон ответственности;
  • формирование целостного организационного проекта как конечного продукта командной штабной работы;
  • осуществление операций первого шага стратегического развития;
  • осуществление дальнейших операций первого шага и всех последующих шагов (и вложенных в каждый из этих шагов операций) в соответствии с принципом оптимальности;
  • управляемое продвижение продолжается итерационно, вплоть до достижения объектом стратегического управления облака целевых состояний;
  • штабной рефлексивный анализ по технологии саморазвития, изложенной в главе 12 части 1.

 

Морфология стратегических этапов.

Совокупность стратегических этапов (как подсистем накрывающей системы деятельности) образуют ее внутреннюю сложно упорядоченную структуру – слоистую сотовую ячейку. Попробуем ее описать.

Слои сотовой ячейки.

Структура каждого слоя сотовой ячейки создается в соответствии с технологией, описанной в главе 12 части 1. Таким образом, каждый слой сотовой ячейки представляет собой структуру из пяти связанных планшетов:

  • планшета 1.1, описывающего актуальную ситуацию управляемого объекта (см. главу 19 части 2);
  • планшета 1.2, описывающего целевую ситуацию управляемого объекта (см. главу 22 части 2);
  • планшета 2.1, описывающего наличные у управляющего субъекта способы перевести управляемый объект из состояния 1.1 в состояние 1.2, и их возможную недостаточность как актуальную ситуацию субъекта управления (см. главу 12 части 1);
  • планшета 2.2, описывающего целевую ситуацию управляющего субъекта как новое и желаемое состояние его управленческой вооруженности (см. главу 12 части 1);
  • планшета 3.1, описывающего способы управляющего субъекта перевести самого себя из состояния 2.1 в состояние 2.2. (см. главу 12 части 1).

Каждая отдельная сотовая ячейка может быть естественным образом развернута и дальше в своем слое, если ситуация планшета 3.1 – проблемна, то можно сформировать планшеты 3.2, 4.1 и т.д.

Контекстуальная вложенность сотовой ячейки.

Содержание каждого планшета каждого слоя сотовой ячейки может рассматриваться как описание одного из этапов, приведенных в начале данной главы. Каждый этап, в свою очередь, есть подсистема накрывающей системы деятельности субъекта стратегического управления, с рассмотренной выше динамикой смены предметов, целей, адресатов, способов и средств управляющих воздействий.

Слоисто-скважная сотовая сеть.

Связанные друг с другом, по горизонтали – в каждом слое и по вертикали – внутри отдельного стратегического этапа, планшеты образуют одновременно внешнюю и внутреннюю по отношению к отдельной ячейке сотовую сеть. Иначе говоря, накрывающая система деятельности субъекта стратегического управления может быть адекватно описана как логически связная (речь идет о логике управляющей деятельности) последовательность стратегических этапов, каждый из которых может быть развернут в соответствующий сотовый слой.

 

Процессуальные состояния.

Можно ли, по аналогии с главой 8 части 1, говорить о процессуальных состояниях самоуправляемой системы? Можем и должны. В главе 7 части 1 мы говорили о системных процессах, в нескольких главах части 2 – о стратегических этапах. И там, и там мы сказали, что и концепция системных процессов, и концепция стратегических этапов прописывают управление режимом развития системы деятельности. Только во втором случае – системы самоуправляемой.

В главе 7 мы сказали, что режим функционирования ни в какой момент исчезнуть не может и, что режим развития образуется сменяющими друг друга функционарными отрезками и точек управляющих воздействий. Еще мы там сказали, что в соответствующем масштабе рассмотрения мы всегда можем наряду с системными процессами рассматривать функционарные отрезки, как текущие состояния системы деятельности. В нашем случае, случае стратегического управления самоуправляемыми системами и в свете концепции сотовой сети, переход к такому описанию нормативен и значительно упрощает картину. К такому описанию мы теперь и перейдем.

Триада процессуальных метасостояний.

В нашей концепции процессуальные состояния любой самоуправляемой системы всегда образуют триаду процессуальных мета-состояний, совершенно аналогичную обычной триаде (см. главу 8 части 1). Точно так же, это – мета-состояние проблематизации, мета-состояние творческого действия и мета-состояние рефлексии. Сущность и характерные признаки каждого из этих мета-состояний точно такие же, как и раньше. Поэтому мы не будем тратить время на повторение уже изложенного материала и предложим читателю, при необходимости, обратиться к главе 8 части 1.

Стратегические этапы и процессуальные мета-состояния.

Естественно, что существует глубокая связь между стратегическими этапами и процессуальными мета-состояниями. Только теперь она окончательно проясняет суть дела. Конечно, можно зафиксировать очевидный факт, аналогичный предыдущему, – имеет место как внутренняя вложенность процессуальных мета-состояний в стратегические этапы, так и внешнее наложение процессуальных мета-состояний на стратегические этапы. Но мы сознательно откажемся от рассмотрения вложенных мета-состояний, а будем рассматривать и применять в дальнейшем только наложенные мета-состояния. Почему?

Дело в том, что теперь мы опираемся уже не на линейную последовательность – цепь системных процессов, а на слоистую сотовую сеть. Даже перемещаясь по слоям, мы все равно будем оставаться в рамках этой сети. Рассматривать вложенные мета-состояния имеет смысл только на самом нижнем слое рассмотрения. Там их и нужно применять, но это будут обычные процессуальные состояния. А мы их уже изучали. Но давайте взглянем на ситуацию (и роль, и позицию) стратегического управляющего в целом.

Тогда мы увидим, что:

  • этапы исследования и частично диагностики можно интерпретировать как единое накрывающее процессуальное рефлексивное мета-состояние;
  • состоящее из нескольких этапов формирование управляющей команды, частично этап диагностики и динамично развивающееся целеполагание, можно интерпретировать как единое накрывающее процессуальное рефлексивное мета-состояние проблематизации;
  • организация всей штабной работы, организация и практическое осуществление отдельных операций и программ, шагов развития и стратегического замысла в целом можно интерпретировать как единое накрывающее процессуальное мета-состояние действования. Изобретение (сотворение) таких инструментов стратегического управления как принцип оптимальности и слоистая сотовая сеть можно понимать как творческий акт, обеспечивающий своими творческими продуктами эффективность управленческой деятельности.

Дальше, в следующей главе 24, как и было обещано, мы обсудим применение всей развернутой нами концепции на весьма сложном примере контрарного процессуального управления.

Мы до сих пор рассматривали управление в условиях все более сложных, все более неопределенных. Реальность процессуального управления оказалась и ветвящейся, и контекстуально слоеной. При этом нам удалось сформулировать общий подход к принятию эффективных решений, разработать на этой основе соответствующие технологии, сконструировать подходящие инструменты. В этой главе мы рассмотрим ситуацию контрарного управления, когда позиции стратегических управляющих прямо противоположны –контрарны. Это случается, когда интересы позиционеров – несовместимы. Договариваться и сорганизовывать действия невозможно по условиям возникновения ситуации. Что это в жизни? Боевые действия, настоящие. Шахматы – адекватная модель реальных боевых действий. Финальный матч чемпионата мира по футболу, как ни договаривайся – победит и станет чемпионом мира кто-то один. Поиском оптимальных решений в таких ситуациях занимается математическая теория игр и статистических решений. Но лишь в редких случаях разработанные этой теорий методы дают возможность фактически найти оптимальное решение. Как правило, эти методы позволяют лишь более глубоко разобраться в сути ситуации, точнее ее понять. А смогут ли здесь помочь разработанные нами методы?

Шахматист в решающий момент решающей партии решающего матча. Владеет ли он всей полнотой информации для принятия решения? На предметном уровне – да, конечно. Ведь функциональное поле с населяющими его функционерами (т.е. доска со стоящими на ней фигурами) прямо перед ним. В предмете –полная информация. Шахматы и считаются в математике игрой с полной информацией.

Но где интересы, позиции, топика? Мы же знаем, что топика формируется выше – в эшелоне предметного управления. А кто носители позиций? Ну, конечно, позиционеры – не фигуры на доске, а – шахматисты. Так, это понятно. И что же с информацией? Что-то о противнике известно, но никогда не известно все. «Чужая душа – потемки». А поэтому, информация всегда неполна! Но мы-то умеем работать в такой ситуации –анализировать ситуацию (не только в предмете – на доске, а и на всех слоях одновременно), у нас есть и концепция сотовой сети, и принцип оптимальности. Вот и попробуем разобраться и справиться.

На первом слое ограничимся конфликтом на уровне предметной деятельности. Действуем в соответствии с принципом оптимума:

  • анализируем ситуацию (техника шахматного анализа нас сейчас не интересует, но она есть);
  • самоопределяемся. Здесь все просто – смотря, что нам нужно по положению в матче, победа или ничья. Вот и критерий;
  • определяем облако целевых ситуаций. И здесь интереснее – нужно спроектировать класс таких положений на шахматной доске, при которых мы получаем победу или ничью – то, что нам нужно;
  • разрабатываем план действий – ходы, операции, маневры, ведущие нас к целевому облаку;
  • делаем ход, получаем ход в ответ;
  • и начинаем все сначала – анализируем ситуацию как в первый раз и т.д. При этом фактически возникшую ситуацию рассматриваем как возникшую естественно – мы же «в предмете».

Если противник действует в предмете не оптимально, то мы добиваемся своего — наш успех. А, если противник тоже действует оптимально (хотя тоже пока в предмете)? Конечно, победит тот, кто лучше воспользуется инструментом – алгоритмом принципа оптимума, но это нам ничего не гарантирует. Вполне возможно, что в этом случае мы нужного нам исхода не получаем, то тогда что нам делать? Но мы уже знаем, что делать – делаем шаг саморазвития, т.е. собственный способ действий делаем объектом собственного управления. А конкретно, что сделать с этим способом? И это нам тоже уже известно – переходим от функционального поля к полному функционально-позиционному раскладу. Значит, мы рассматриваем теперь не только положение на доске, но и еще интересы противника, и главное – его способ действия. Тем самым, мы перешли на новый уровень управления.

И вновь действуем по принципу оптимума, только исходная ситуация алгоритма включает в себя уже не только предметное положение, но и топику. И дальше действуем по тому же алгоритму (его описание не повторяем). И мы его (противника) как субъекта как-то посчитали, и это нас усилило. Если противник остался в предмете, то мы добиваемся своего. Наш успех.

А если противник тоже перешел на уровень управления и тоже нас считает? Тогда вновь победит тот, кто лучше воспользуется инструментом, и вновь это нам ничего не гарантирует. И тогда что нам делать? И это мы уже знаем – нужно рассматривать изменяющиеся ситуации как продукт контрарного управления сражающихся субъектов, и не только облако наших целевых состояний пересматривать на каждом шагу, но и его –противника и критерии, и целевые представления, как изменяющиеся на каждом шагу.

Применяем в полном объеме алгоритм принципа оптимальности (в девять тактов) и побеждаем. Конечно, если противник не сделал того же самого. Только не спрашивайте, кто победит в конце концов. Во-первых, никакого конца концов нет. Во-вторых, все банально – победит более продвинутый, более вооруженный, более обученный, более решительный. В этом – смысл борьбы.

В этой главе мы до сих пор рассматривали субъекта – личность, шахматиста один на один ведущего свою борьбу. Конечно, есть команда – тренеры, секунданты, аналитики, психологи, врачи. И штаб тоже есть. Но все это – до партии.

Однако в огромном множестве существуют априори командные конфликты. Например, впереди решающий футбольный матч. Предстоит битва не личностей, а команд. Как это меняет наш подход? Конечно, фактор априорной командности все усложняет. Но мы опять знаем как действовать. Мы знаем, что необходимо провести командоформирование в организационной форме штаба. И при этом мы помним, что основной продукт работы штаба – организационный проект, а основной результат работы штаба – команда. Следовательно, перед решающим матчем следует провести штаб с участием и тренерского состава, и команды, и всех других ключевых специалистов. В формате этого штаба нужно коллективно разработать оргпроект предстоящей стратегической операции, включая самоопределение всех участников, совместное проектирование целевой ситуации на конец встречи, варианты способов действий с учетом изменяющейся обстановки –упрощенный принцип оптимума. А учитывая величину и дисперсность штаба, будет правильно, если узкий штаб – штаб чисто стратегический, заранее и отдельно разработает организационный проект большого проведения штаба – штаба тактико-стратегического. Как пример – этого достаточно. Идем дальше.

Вернемся к организационному проекту. Мы уже неоднократно отмечали, что организационный проект является продуктом штабной работы и служит рефлексивной упаковкой всего стратегического замысла в целом. Организационный проект имеет очевидную технологическую и даже инструментальную природу и представляет собой некий «процессуальный компас», обеспечивающий эффективную деятельность стратегического управляющего (управляющей команды). В этой главе мы рассмотрим еще один важный аспект организационного проектирования и процессуального управления как такового – аспект драматургический.

Драма (греч – действие), драматургия (греч – творение действия). А ведь в творении замысла будущего действия и дальнейшей реализации этого замысла, в конечном счете, и состоит суть процессуального управления. И драматург, и оргпроектировщик замысливают и творят новую реальность, в буквальном смысле слова, создают новую жизнь для настоящих, живых людей. И эти задуманные драматургом и оргпроектировщиком действия действительно изменяют жизнь конкретных людей, делают их жизнь действительно новой.

«Есть в книге памяти моей заветный знак: отныне – Vita Nova» – Данте Алигьери.

В этой главе мы будем рассматривать основы драматургии, интерпретируя их в реалиях и терминах процессуального управления.

Основы классической драматургии.

Основной принцип классической драматургии – принцип Буало или принцип единства места и времени действия. Управленческая суть принципа очевидна – невозможно осуществлять живое действие не сейчас, а вчера или завтра; невозможно его осуществлять сейчас, но не здесь, а в каком-то другом месте. А вот проектировать, программировать и планировать его (живое действие) нужно было именно вчера. Так, но ведь это было вчерашнее живое действие, во вчерашнем «здесь и сейчас». Вспоминать уже фактически совершенное действие, подвергать его рефлексивному анализу нужно будет завтра. Все так, но это будет завтрашнее живое действие, в завтрашнем «здесь и сейчас».

Тем самым, мы затронули проблематику хронотопики процессов, а это важнейший аспект самоопределения процессуального управляющего – и оперативно-тактического, и стратегического.

Поясним это на примере. Проходит некий workshop – управленческий семинар с участием управленцев некоторой реальной системы и внешних стратегических управляющих. Предварительный анализ показал –ситуация проблемна и лабильна (все быстро изменяется).

Цели семинара:

  • оперативная цель – на основе анализа актуальной ситуации системы совместно с управленцами этой системы разработать реальный организационный проект шага стратегического развития этой системы, одновременно – сформировать из управленцев системы управляющую команду, готовую и способную реализовать этот организационный проект. Мы помним о том, что команда формируется в ходе совместной деятельности, в данном случае – в ходе совместного оргпроектирования;
  • тактическая цель – после завершения семинара совместно практически осуществить совместно разработанный организационный проект;
  • стратегическая цель – обучить управленцев системы самостоятельно создавать организационные проекты и самостоятельно осуществлять их. Тем самым, в системе будет создан внутренний контур самоуправления.

Анализ актуальной ситуации был проведен ранее, в теле самой живой системы деятельности – эта актуальная ситуация осталась в прежнем контексте реальности «там и тогда».

Но пока проходит семинар, реальная ситуация как-то меняется – что-то происходит в контексте реальности «там и сейчас».

В ходе семинара имеет место позиционный конфликт между двумя группами участников по какому-то значимому основанию – конфликтное взаимодействие разворачивается в контексте реальности «здесь и сейчас».

В рамках семинара необходимо использовать этот позиционный конфликт, как для создания адекватного организационного проекта, так и для функциональной соорганизации команды. Этот результат (для управленцев системы) должен быть получен здесь, в рамках семинара, но несколько позднее, как продукт целеустремленных действий внешних управляющих в контексте реальности «здесь и потом».

Практическое осуществление организационного проекта произойдет не в рамках семинара, а позднее и в другом месте – в реальности «там и потом».

Искусство осуществления живого действия в том и состоит, чтобы удерживая все контексты деятельности, эффективно действовать именно здесь и сейчас. И вся сеть рассмотренных выше хронотопов определяется управляющим субъектом именно в его «здесь и сейчас». Но где границы этого «здесь и сейчас» и, вообще, где границы каждого из контекстов реальности?

Наш ответ таков: границы контекста, это границы системно целостной деятельности – от исходной проблематизации, мотивирующей субъекта эту деятельность осуществлять, до финальной рефлексии, продукты и результаты которой станут началом новой системно целостной деятельности. Конец чего-либо – чему-нибудь новому начало.

Вернемся к драматургии процессуального управления. Экспозиция (лат – описание, изложение). В драматургии экспозиция описывает и характеризует обстановку, предшествующую началу деятельности. В процессуальном управлении драматургическому термину «экспозиция» соответствует понятие «функционального поля» (возможно вместе с иерархией уровней управления этим полем и непременно с указанием его населения).

Фабула (лат – суть повествования). В драматургии фабула описывает исходную расстановку действующих лиц и занимаемые ими позиции. В процессуальном управлении драматургическому термину «фабула» соответствует понятие «позиционного расклада – топики» системы с описанием сути значимых позиций и их носителей – позиционеров. Если в фабуле задействованы и учтены позиционные конфликты на различных или вообще всех иерархических уровнях системы, термину «фабула» будет соответствовать понятие «архитектуры» системы деятельности.

Интрига (лат – завязка). В драматургии интрига описывает соотношение действующих лиц и их интересов, вызывающее поступки этих лиц и, таким образом, генерирующее поток последующих событий. В процессуальном управлении драматургическому термину «интрига» соответствует понятие «системообразующего позиционного конфликта». Ведь именно этот позиционный конфликт (СОК) и инициирует деятельность как таковую.

Сюжет (фр – последовательность описываемых событий). В драматургии сюжет именно и описывает связный поток совершаемых действующими лицами поступков и порожденных этими поступками событий. Сюжет разворачивается в условиях и обстоятельствах, определенных фабулой и интригой. Сюжет прописывается драматургом на стадии создания произведения.

Сюжетная линия – связная последовательность поступков, совершаемых действующим лицом в соответствии с его позицией и топикой ситуации в целом, а также и основную канву порожденных этими поступками событий. В процессуальном управлении понятию термину «поступок» соответствует понятие «операция», а драматургическому термину «сюжетная линия» соответствует понятие «программа». Существует радикальное отличие сюжета в драматическом произведении от сюжета, актуально реализующегося в живом управляемом процессе.

В организационном проекте сюжет может быть прописан только как прогнозируемый ход событий. Фактически реализующийся сюжет может развиваться совершенно иначе (см. принцип оптимальности).

Сцена (греч и лат – место действия). Сценарий. В драматургии сценарий описывает связную последовательность возникающих в ходе разворачивания сюжета ситуаций и поступков, совершаемых действующими лицами в этих ситуациях. В организационном проекте единственный сценарий прописан быть не может. Но возможно сценарное прогнозирование – прописывание различных вариантов прогнозируемого хода событий. Можно говорить о сценарном прогнозировании на разных слоях вложенности – от сценирования отдельных операций до сценирования всего накрывающего процесса.

Драматические герои – главные действующие лица. На них лежит максимальная ответственность за выбор сюжетного сценария, варианта развития сюжета в целом и т.д. Для нас герои – позиционеры нашего системообразующего конфликта. Действующие лица – позиционеры иных позиционных конфликтов. Прочие персонажи – функционеры, не имеющие собственных позиций в данной топике. Они, возможно, герои других позиционных (и даже системообразующих) конфликтов, но не из этой системы. В этой системе их конфликты –коммунальны.

В драматическом произведении роли героев, действующих лиц и прочих персонажей исполняют актеры. В процессуальном управлении все роли исполняют сами герои, действующие лица и прочие персонажи. Все действующие лица, включая героев, называются акторами.

Можно говорить еще и о процессуальном амплуа. Конкретные люди в силу личностных особенностей оказываются в ситуациях, ролях и позициях приблизительно одного и того же типа. Это их процессуальные амплуа.

А есть еще авторы и режиссеры-постановщики. Но о них мы поговорим позже.

Организационное проектирование как драматургическая деятельность.

Понимание драматургического аспекта процессуального управления и, в частности, организационного проектирования, дает возможность оргпроектировщику применить весь культурный опыт драматургии в своей деятельности. Когда мы обсуждали технологию организационного проектирования, мы фактически уже применяли подходы, способы и приемы, заимствованные из драматургии.

В этой сфере управленческой деятельности для профессионального управленца открываются неограниченные возможности дальнейшего личного развития.

Также, как и в тексте части 1, эта глава и сейчас занимает особое место. И точно также именно потому, что эта глава является по своему содержанию технико-технологической, но уже в более масштабном, стратегическом рассмотрении. И вновь, как и в главе 14 части 1, мы уже не будем обсуждать ЧТО (что есть; что может быть; что нам нужно), а будем изучать КАК (каким способом получить то, что нам нужно, из того, что есть и того, что может быть). Главное в этой главе – принципы технологически обусловленного применения конкретных управленческих приемов и инструментов, но уже в масштабе стратегического управления. Содержание данной главы будет изложено в форме таких же двух фундаментальных принципов – принципа стратегической нормативности и принципа стратегической технологичности.

 

Принцип стратегической нормативности

Мы постоянно говорим о том, что управление, это всегда – управление процессами. А, следовательно, объект управления как процесса – всегда процесс. Поэтому мы и говорим все время о процессуальном управлении. В главе 14 части 1 мы подробно отвечали на вопрос: «Если объект управления – процесс жизнедеятельности субъектно населенного объекта, и этот субъектно населенный объект развивается в соответствии с системными процессами, то при осуществлении целеполагания он самостоятельно определяет свою цель. Ведь управляющий субъект, сам по себе являясь субъектно населенным объектом, тоже целеполагает. И что же тогда есть его, управляющего субъекта, целевая ситуация?» В части 1 мы ответили на этот вопрос, сформулировав принцип нормативности. Для этого мы сначала ввели понятие нормативности процесса. Теперь нам придется его переформулировать в обобщенной форме. Мы уже говорили о проблематике управления судьбой сложной (в частности, самоуправляемой) системы. Мы уже говорили о точках бифуркации в траектории самодвижения системы, о стабильности и лабильности протекающих процессов. Мы уже говорили о точках переключения режимов существования системы.

Итак, мы сейчас говорим о нормативности процесса стратегического управления как такового. В дальнейшем мы будем говорить, что процесс стратегического управления нормативен, если в морфологии деятельности стратегического управляющего строго выдержаны следующие критерии:

  • присутствуют все стратегические этапы, изложенные в главе 23;
  • совокупность всех запроектированных, запланированных и фактически осуществленных стратегических этапов образует слоистую сотовую сеть;
  • актуальное становление сотовой сети осуществляется на основе принципа оптимальности;
  • проектирование, планирование и осуществление каждого отдельного стратегического этапа организовано в соответствии с технологиями, изложенными в главах 18-22 части 2.

Как следствие этого, морфология самоуправляемой деятельности субъектно населенного объекта соответствует собственным (вложенным) критериям нормативности:

  • актуальный процесс становления фазовой траектории объекта оптимален, т.е. осуществляется в строгом соответствии с принципом оптимальности, тогда и фактически уже состоявшийся отрезок фазовой траектории объекта – также оптимален, а процесс стратегического управления, обеспечивающий эту оптимальность –нормативен;
  • каждая цепочка системных процессов образует линейно упорядоченную последовательность –нормативную цепочку;
  • каждая линейная связка цепочек образует спирально-цикличную структуру – нормативную связку;
  • каждый отдельный системный процесс – нормативен, т.е. содержит вложенную в этот процесс последовательную триаду процессуальных состояний;
  • каждое процессуальное состояние – нормативно, т.е. содержит вложенную в это состояние нормативную цепочку системных процессов.

Мы полагаем, что целью субъекта стратегического управления является построение оптимальной фазовой траектории становления/существования субъектно населенного объекта управления.

Введем понятие стратегической нормы. Если целью стратегического управляющего является построение нормативной фазовой траектории становления/существования субъектно населенного объекта управления, то обеспечивает он эту нормативность своими последовательными целенаправленными управляющими воздействиями – нормированием.

Итак, по-прежнему норма есть любой инструмент, с помощью которого осуществляется управляющее воздействие на систему, обеспечивающее ее (управляемой системы) процессуальную нормативность. Только нормативность теперь понимается иначе, как выше было изложено. По-прежнему норма есть фундаментальный управленческий инструмент. И по-прежнему именно в инструментальности нормы – ее сущность.

У нормы есть носитель – стратегический управляющий, который и является нормативным центром целостной морфологии процесса стратегического управления. Но, в нашем случае, таким стратегическим управляющим является управляющая команда. А это означит, что в формате работы штаба (см. главу 18 части 2), должна быть обеспечена не только функциональная, но и нормативная соорганизация управляющей команды.

Иными словами, нормативный аппарат управляющей команды должен быть максимально унифицирован. Тем самым, управляющая команда оказывается первичным источником стратегических нормирующих воздействий и, тем самым, первичным инструментом стратегического нормирования. В предельном выражении управляющая команда и есть стратегическая норма.

Принцип стратегической технологичности.

Возникает естественный вопрос о способах применения, изученного в части 1 нормативного аппарата в практике стратегического управления. Это означает, что нам в этом разделе данной главы предстоит обсудить технику и технологию применения управляющей командой нормативного аппарата как инструментария стратегического управления. Иными словами, нужно прописать – как и с помощью чего следует делать все необходимое. На помощь приходит материал, изложенный в главе 25. Там мы сказали, что искусство осуществления живого действия состоит в том, чтобы, удерживая все контексты деятельности управления и самоуправления, эффективно действовать именно здесь и сейчас. При этом границы каждого контекста – это границы системно целостной деятельности. В нашем рассмотрении акторы – субъекты, совершающие собственные целенаправленные и спланированные действия, населяют все слои контекстуально вложенных реальностей:

  • реальность предметной и предметно-управленческой деятельности субъектно населенного объекта;
  • реальность деятельности чистого управления и самоуправления субъектно насаленного объекта собой в целом;
  • реальность деятельности стратегического управления судьбой субъектно насаленного объекта как целого;
  • реальность деятельности самоуправления самого стратегического управляющего.

Уровни действия стратегического управляющего.

Далее, можно ли говорить, как и раньше, в главе 14, об уровнях действия. Можно, но опять же в ином масштабе. Вновь посмотрим – какими приемами, и каким инструментарием могут быть обеспечены нормативность и технологичность отдельной стратегической операции. В рассмотренной в главе 14 связке: субъект – инструмент – предмет – адресат мы теперь должны ввести уточнения. Предметность, объектность, субъектность, инструментальность и адресность как качественные характеристики системы деятельности должны быть в каждом конкретном случае соотнесены с соответствующим слоем контекстной вложенности.

Идем дальше. Можно ли говорить об управлении интенсивностью управляющих воздействий и, соответственно, о годографе стратегического управления? Опять же – можно, но опять же – в ином масштабе. И в нашем случае можно говорить об инерционности системы деятельности. Но какой системы? У нас ведь теперь в рассмотрении несколько контекстуально вложенных реальностей субъекта и объекта. Каждого!

Следовательно, технологически обеспечивая нормативный процесс системы-объекта, субъект стратегического управления должен учитывать, как и раньше, не только адресность и смысл управляющего воздействия, но и необходимость регулирования интенсивности этого воздействия на внутриобъектных акторов, на носителей внутреннего самоуправления, на членов управляющей команды, на управляющую команду как целое.

Таким образом, вновь возникает соответствующий инструмент – годограф стратегического управления. Этот годограф оказывается таким же слоистым, как и сотовая сеть, что естественно. Адресность управляющих воздействий описываются так же, как и раньше, но на каждом слое – отдельно и по-своему. Особой точкой –полюсом годографа является управляющая команда как процессуальный управляющий.

Наконец, формулируем принцип стратегической технологичности: технологическая последовательность применения субъектом стратегического управления нормативного инструментария, с учетом адресности и интенсивности каждого нормирующего воздействия, на каждом вложенном слое, должна обеспечить интегральную оптимальность фактической фазовой траектории.

И вновь у нас формируется новое понимание сути и смысла процессуального управления. Каково это новое понимание?

Текущие цели акторов, населяющих субъектно населенный объект, возникают и достигаются ими на соответствующем уровне и эшелоне внутренней для объекта системы деятельности. Текущие цели внутренних, оперативно-тактических, управляющих субъектов, населяющих контур самоуправления субъектно населенного объекта, возникают у них и достигаются ими внутри объекта на каждом шаге самоуправляемого развития объекта в соответствии с принципами нормативности и принципа технологичности. Текущие цели внешнего, стратегического, управляющего субъекта (управляющей команды) возникают у него в мета-позиции к субъектно населенному объекту как целому, в соответствии с принципом стратегической нормативности и достигаются на основе принципа стратегической технологичности.

Объект и субъект.

Мы постоянно повторяем – субъектно насаленный объект. Объект, населенный субъектами, каждый из которых ведет себя именно как субъект – анализирует, самоопределяется, ставит перед собой цели, планирует способы их достижения, действует и т.д. Эти субъекты взаимодействуют между собой – конфликтуют, договариваются, соорганизуются, сотрудничают в команде. И все это как целое – объект. Да-да, мы уже знаем –эмерджентный акт, свойства субъектно насаленного объекта не сводимы к свойствам населяющих его отдельных субъектов. И все же, почему все это как целое – объект? Что делает этот объект для нас объектом? Да просто потому, что для нас это объект управления. И все? И все! Любой «другой человек» для нас – часть объективной реальности, потенциально – объект нашего управления. Здесь – корни логики и его, и нашей деятельности. При этом, мы признаем его субъектом, равным в правах и возможностях с нами. Мы должны с ним договориться и соорганизоваться. Здесь – корни этики. Нормы и правила логики у каждого – свои. Нормы и правила этики – общий продукт нашей соорганизации. У каждой соорганизованной общности – этика своя. И, все же – как мы отличаем субъекта от объекта? Актом свободного выбора.

 

Свободный выбор.

Субъект потому субъект, что осуществляет в сложившейся ситуации свободный выбор нужного ему исхода из класса всех возможных исходов. А может ли сама ситуация свободного выбора как таковая быть объектом процессуального управления? И, как следствие, может ли формирование ситуации свободного выбора быть способом процессуального управления?

И как тогда связаны между собой:

  • свободный выбор субъектом (одновременно – объектом внешнего управления) нужного ему исхода, в рамках заданной ситуации выбора, из класса всех возможных в этой ситуации исходов;
  • и выбор внешним управляющим субъектом нужной ему ситуации выбора для управляемого объекта (одновременно, субъекта принятия собственных решений) из класса всех допустимых ситуаций.

Определяющей оказывается позиция стратегического управляющего. Объекту, при всей его внутренней субъектности, приходится, так или иначе, жить в некоторой ситуации, возможно, кем-то и зачем-то созданной, а, возможно, и в ситуации, возникшей естественно. Естественно – что это должно означать? И свободен ли мой свободный выбор, если сама ситуация моего свободного выбора кем-то уже выбрана? Еще во Введении мы писали о том, что мир чрезвычайно сложен и эта сложность явно превышает наши возможности понять. Мы уже писали о том, что люди придумали искусственный, но исключительно плодотворный прием – в сложности мира винить случай, а в том, что мы в состоянии понять – искать и находить закономерности. И дальше мы писали о том, что именно на этом мировоззренческом основании созданы естественные науки.

Следовательно, любая ситуация, в которой мы оказались – стандартная она или проблемная, всегда уже есть. Ее существование есть факт – продукт и результат прошлого, такого прошлого, каким оно состоялось. И нам, оказавшимся в этой ситуации, как факт даны ее условия и обстоятельства, как исходные данные. Они возникли естественно или искусственно кем-то целенаправленно созданы? Всегда – и так, и так. Мир субъектен. Прямо или косвенно, но субъектность мира присутствует всегда и во всем. Потому что мы сами –субъекты и этот факт первичен и неустраним. Оказывается, что разделить естественное и искусственное, разложив их по отдельности в разные стороны – невозможно. Актуально осуществляя, в фактически данной нам ситуации выбора, свой выбор по собственному разумению и под собственную ответственность за последствия, мы действуем свободно. Это и есть мера нашей свободы. Абсолютная свобода – идеализация.

Управление свободным выбором.

Так значит, свободным выбором можно управлять? Самим актом свободного выбора – нет, нельзя. А вот формированием ситуации, в которой совершается этот свободный выбор – можно! Вспомним принцип оптимальности. Управляемый субъектно населенный объект, управляя самим собой в соответствии с принципом оптимальности, тем самым вписывается своей фазовой траекторией в постоянно меняющийся рельеф. А изменением фазового рельефа можно и нужно управлять. Этим и определяется стратегический уровень управления. В этом случае выбор объекта – не только свободен, но и оптимален. При этом и ситуация выбора, и поведение объекта стратегически управляемы. Это и есть мера предопределенности. Абсолютная предопределенность – идеализация.

Естественное и искусственное, свободное и предопределенное тоже оказываются контекстуально вложенными реальностями. Необходимо, полагая условия и обстоятельства актуальной ситуации выбора естественно возникшими (а иначе мы не сможем работать с этой ситуацией как с объектом), мы понимаем вложенность в эту естественность субъективных (целенаправленных) влияний. Отдавая себе отчет в том, что в формировании актуальной для нас ситуации всегда присутствует субъективное (целенаправленное) участие, мы необходимо принимаем условия и обстоятельства актуальной ситуации как ставшие для нас естественными.

И вновь повторим, реальность слоиста и скважна. Так кто же управляет? Управляет каждый, в своем контекстуальном слое. При этом тот, кто управляет формированием ситуации свободного выбора для субъектно населенного объекта (в том числе, для себя самого) ipso facto занимает место стратегического управляющего.

 

Демиургия.

Теперь мы видим, что стратегическое управление целенаправленно формирует новую естественно-искусственную, слоисто-скважную реальность. В этом и состоит глубинная процессуальная сущность стратегического управления, да и управления вообще. Для обитателей управляемого субъектно населенного объекта стратегическое управление творит для них, обитателей населенного объекта, новую реальность, их новый мир. Стратегический управляющий становится творцом – демиургом их мира.

Но почему только стратегический управляющий? Каждый управленец на своем контекстуальном слое неизбежно управляет, а значит, создает новую реальность для соответствующего ниже вложенного контекстуального слоя. Для этого, ниже вложенного контекстуального слоя реальности, он – демиург. Демиургия – глубинная сущность управленческой деятельности вообще.

Теперь вспомним о драматургии управления. У организационного проекта – проекта создания новой реальности есть автор. Мы уже знаем, что нормативно таким коллективным автором должна быть управляющая команда, в формате штаба создающая организационный проект.

Практическое осуществление организационного проекта обеспечивает режиссер – постановщик действия. А режиссура живого действия также осуществляется командой и также в формате штаба, но штаба уже не оргпроектного, а оперативного.

Демиург – творец. Демиургия – творение, творческая деятельность. Творческая деятельность – тоже системная деятельность? Возможно. А можно ли и ею управлять? Попробуем, но в части 3.

Определим значения понятий. Эти значения будут несколько отличаться от общепринятых, но лишь в нюансах – культурная денотация сохраняется.

 

Парадигма.

Парадигма (греч – пример, шаблон, образец). Термин, по своему происхождению – лингвистический. В более широкой интерпретации, и особенно после работ Томаса Куна, под парадигмой понимают свод самых общих норм и правил (мета-норм) образования, изменения, взаимодействия и использования разных элементов одного и того же класса. Подчеркнем, речь идет именно о самых общих нормах и правилах.

В нашем продвижении, в проблематике процессуального управления, мы постоянно используем (явно и неявно) свод некоторых вполне определенных норм и правил, пользуемся построенными по этим нормам и правилам, алгоритмами и технологиями, сконструированными на этой основе управленческими инструментами. Свод этих конкретных норм и правил сам по себе образует определенную и конкретную системную целостность – канон (греч – правило).

Но почему свод конкретно этих норм и правил, вот этот канон, именно таков? Чем это обусловлено? Не может ли этот канон быть каким-нибудь другим? Какими мета-нормами это обусловлено? И чем обусловлен выбор именно этих мета-норм? Давайте разбираться.

 

Парадигматика.

Парадигматика (греч – совокупность различных возможных парадигм). Именно так – совокупность различных парадигм. Но если возможны различные парадигмы вообще, то в аспекте нашего рассмотрения это означает, что возможны разные своды норм и правил – разные каноны управленческой деятельности, в том числе, и совсем не такие как нами были предложены и использованы. Да, это именно так. Мы ведем наше продвижение в рамках совершенно определенной, особенной нами избранной парадигмы. Об этом мы еще поговорим в конце этой главы.

 

Управленческие парадигмы:

  • классицизм;
  • модернизм;
  • гипермодернизм;
  • постмодернизм.

 

Классическая парадигма управления.

Термин «классический» (лат – соответствующий известным образцам). Термин возник в культуре позднего Ренессанса и получил особое развитие в XVII — XVIII веках – в драматургии (Корнель, Расин, Буало), в архитектуре (Кваренги, Росси), в живописи (Давид) и т.д. Классический стиль предписывал строгое следование историческим, в первую очередь, античным образцам – эллинским, эллинистическим, римским. К XIX веку он приобрел догматические черты и был сменен модернизмом. Как в аспекте управленческой деятельности следовало бы понимать классицизм? Нам представляется, что классицизм в управлении означает строгое следование историческим образцам, а именно, образцам авторитарным. И это вовсе не оценка, а констатация сущности определенной управленческой парадигмы, предполагающей установление конкретного канона управления конкретным субъектом – автором. А сами решения, принимаемые таким автором, принимаются им в строгом соответствии с традицией и общепризнанными авторитетами – так всегда делали, значит так и должно быть. Автором управленческого канона может быть античный господин, средневековый сеньор, владелец современного бизнеса, уполномоченный топ-менеджер, государственный или муниципальный чиновник и т.п.

Модернистская парадигма управления.

Термин «модернистский» (лат – современный). Термин возник в конце XIX и получил широкое развитие в начале XX века – экспрессионизм, абстракционизм, сюрреализм, «поток сознания» в литературе, театр абсурда и т.д. Как в аспекте управленческой деятельности следует понимать модернизм? Нам представляется, что модернизм в управлении означает отказ от признания раз и навсегда принятых и априори неусомневаемых канонов, от строгого и неотступного следования традициям и авторитетам. И в этой, модернистской управленческой парадигме предполагается установление конкретного канона управления конкретным субъектом – автором. Но ссылка на традицию и авторитет больше не является критерием выбора. На первый план выходят критичность и рациональность. Правильным теперь считается не то, что освящено традицией и авторитетом, а то, что рационально обосновано, логически выстроено и, в конечном счете, целесообразно. Автор канона на самом деле становится автором – создателем, демиургом. Именно в русле модернистской парадигмы в конце XIX и начале XX века возникают различные каноны организации и управления.

 

Гипермодернистская парадигма управления.

Гипермодернистский (лат – сверхсовременный). Гипермодернизм концептуально возник в начале XX века в шахматах (Брейер, Рети, Нимцович), вскоре был освоен и применен в аналитической стратегии военного искусства (Лиддел-Харт, Галактионов, Гудериан), но развивался он относительно недолго, всего несколько десятилетий. Да и сам термин не получил достаточно широкого распространения, хотя и отражает весьма значимую тенденцию. Как понимать эту очередную, гипермодернистскую, парадигму в аспекте управленческой деятельности? Понимаем мы ее следующим образом. Концепции авторства и рациональности сохраняются, но гипермодернизм справедливо полагает, что сама рациональность может пониматься автором по-разному, логика – не единственна, автор вправе создавать не только разные каноны управления, но и создавать их по разным рациональным основаниям. А сама проблема выбора подходящих оснований остается личной проблемой самого автора.

 

Постмодернистская парадигма управления.

Постмодернистский (лат – постсовременный). Постмодернизм – порождение новой цивилизационной реальности нескольких последних десятилетий. Возникший после Второй мировой войны, постмодернизм проник во все сферы жизни и сейчас представляет собой ведущую социокультурную тенденцию. Постмодернизм радикально рвет с прошлым и меняет саму исходную мировоззренческую позицию. С точки зрения постмодернизма, не только основания рациональности не единственны, но и само авторство не единственно. Лозунг постмодернизма – множественность позиций, множественность точек зрения, множественность логик, множественность оснований рациональности, множественность вариантов личного выбора – радикальный плюрализм. Ситуация такова: автор – не один, авторов много, и каждый автор имеет право быть в своем роде единственным – уникальным. И что же это значит для нас, в аспекте нашего продвижения? А это значит, что и создателей конкретного управленческого канона много, каждый такой канон «шьется по фигуре», всякий раз как в первый раз и не одним автором, а соорганизованным авторским коллективом – командой. Знакомо? Да, основной тенденцией нашего продвижения является тенденция постмодернистская. Основной, но не единственной! Есть и более глубокие корни.

 

Более глубокие корни.

В постмодернистской парадигме неявно имеется системообразующий конфликт, который может и должно быть использован для дальнейшего развития. В чем же состоит это внутреннее противоречие?  Все просто. Если авторов много, и каждый из них имеет свое неотъемлемое право на свою особую позицию и на свой единственный личный свободный выбор, то тогда он имеет право и на свободный выбор своей управленческой парадигмы. И не только на выбор из чего-то готового, он имеет право свободно создавать то, что считает нужным. Он имеет право свободно мыслить и свободно творить, занять своего рода творческую мета-позицию. В нашем изложении мы как раз и попытались придерживаться именно такой творческой мета-позиции – свободно мыслить и свободно творить. Как вообще это эффективно делать? Но это уже проблематика части 3.

В части 1 мы рассматривали индивидуальную и коллективную систему деятельности (предприятие, организацию, учреждение, политическую партию, научно-исследовательский коллектив, спортивный клуб, семью и т.д.) И рассматривали мы ее в части 1 как объект управления – и ее создание, и становление, и ее функционирование, и ее развитие. Принципиально важной особенностью нашего изучения было то, что управляющий субъект работал с субъектно населенным объектом именно как с объектом, внутри которого есть субъекты, и ведут они себя как субъекты, но система деятельности объекта как целого – отсутствует. Эту систему надо создать, отладить и сопровождать внешним управлением.

Но, во-первых, кто этот внешний управляющий? В части 1 неявно предполагалось, что он существует, и именно ему были адресованы изложенные в этой части методологические, технологические и технические материалы.

А, во-вторых, выстроив собственными усилиями новую систему деятельности субъектно населенного объекта в соответствии с этими материалами, управленец получил качественно новую систему – систему, обладающую собственным внутренним контуром самоуправления.

Ключевым объектом нашего рассмотрения в части 2 как раз и была сложная самоуправляемая система со всеми уровнями и эшелонами внутрисистемной архитектуры.

В части 2 фокус нашего рассмотрения сместился и раздвоился – мы теперь уже смотрим на систему одновременно и изнутри (так, как в части 1), и снаружи. Таким образом, теперь мы работаем с системой и в целом (на уровне всех ее подсистем), и как с целым (в надсистеме, где исходная система – лишь одна из многочисленных подсистем) – работаем и тут, и там, и одновременно пытаемся эффективно управлять. Вот такая произошла смена фокусировки нашего исследования.

Такой новый взгляд порождает и совершенно новые феномены:

  • появляется трехпланшетное отображение конъюнктуры вместо монопланшетного функционально-позиционного расклада;
  • базовой единицей описания процесса управления режимом развития системы вместо шага развития становится элементарная сотовая ячейка;
  • появляется концепция штаба и организационного проекта;
  • обобщается принцип оптимума;
  • радикально изменяется морфология управленческой деятельности.

Но главное, изменяется роль и позиция самого управляющего субъекта. Формируемая им мета-позиция по отношению к системе как целому, как раз и порождает концепцию стратегического управления, изучению которой мы уделили в части 2 так много времени.

В нескольких главах части 2 мы занимались основами организационного проектирования и его глубокими процессуальными связями с методологией и технологией стратегического управления. Наконец, в завершающих главах части 2 мы уделили внимание философско-методологическому и культурологическому аспектам процессуального управления.

Теперь пришло время перейти к части 3. В части 3 фокус исследования вновь смещается. Теперь управляющий субъект эффективно управляет самим собой и как объектом саморазвития, и как субъектом вовне себя направленной управленческой деятельности, описанной в частях 1 и 2.

Отдельно рассматривается проблематика управления творческой деятельностью, а проблематика управления мыслительной деятельностью детально изучается в управленческом аспекте.

Часть 3

Так же, как в начале части 2, мы перед изложением материала части 3 кратко восстановим содержание части 2. В части 2 мы достаточно детально осветили следующие тематизмы:

  • стратегическое управление;
  • самоуправляемая система;
  • шаг стратегического развития;
  • накрывающая внутренняя триада процессуальных состояний;
  • траектория существования системы как управляемый процесс;
  • стратегическая операция и стратегия развития;
  • контекстуально вложенные реальности;
  • «матрешечные» системы;
  • морфология позиционного взаимодействия;
  • фазовая траектория и динамика процесса;
  • устойчивость и лабильность процессов;
  • точки бифуркации и каскады бифуркаций;
  • процессуальные кризисы и их типы;
  • сложность, случайность, свобода;
  • методология естественнонаучная и методология системодеятельностная;
  • формирование управляющей команды;
  • штаб как организационная форма, штабная деятельность;
  • исследование самоуправляемой системы, конъюнктура и ее анализ;
  • диагностика самоуправляемой системы, системная нозология;
  • стратегическое самоопределение и стратегическое целеполагание;
  • организационный проект и организационное проектирование как управляемый процесс;
  • игровое моделирование;
  • организация управляющих воздействий;
  • управление динамикой процесса;
  • принцип оптимальности и алгоритм его применения;
  • морфология процессуального управления;
  • контрарное управление;
  • хронотопика процессуального управления;
  • драматургия процессуального управления;
  • стратегическая нормативность;
  • стратегическая технологичность;
  • демиургия процессуального управления;
  • парадигмы управленческой деятельности.

В Послесловии к части 2 мы уже зафиксировали тот путь, которым пойдем дальше. В части 3 нам предстоит разработать технико-технологические основы деятельности еще более высокого слоя: управляющий субъект должен суметь эффективно управлять самим собой и как объектом саморазвития, и как субъектом вовне себя направленной управленческой деятельности, описанной в частях 1 и 2.

Итак, в части 3 фокус нашего внимания вновь смещается. Теперь нас интересует сам субъект процессуального управления как фундаментальная система управленческой деятельности как таковой. Система эта фундаментальна, поскольку имена она лежит в основе всего вышерассмотренного материала. Именно он, субъект процессуального управления, одновременно являющийся для самого себя и объектом саморазвития, и субъектом управления этим саморазвитием, оказывается главной сущностью любой деятельности и, в особенности, деятельности управленческой.

На передний фронт выходит проблематика мыслительной деятельности, феномены сознания, технология понимания, структуры знания. В этом контексте мы также детально рассмотрим, в управленческом аспекте, проблематику управления мыслительной деятельностью, а затем и проблематику управления творческой деятельностью. В первую очередь, мы будем рассматривать это в связи с инновационной и эвристической проблематикой.

В конце части 3 мы вновь вернемся к некоторым мировоззренческим вопросам.

Подведя в Послесловии к части 2 промежуточные итоги и предварительно обозначив в Предисловии к части 3 дальнейшие цели и задачи, давайте теперь обернемся и посмотрим на феномен восхождения как на целое. И внимание наше мы сейчас сосредоточим на оценке фактической проработанности технико-технологической проблематики. Иначе говоря, нас теперь будет интересовать анализ того, насколько способы, приемы и инструменты, обсужденные в частях 1 и 2, обеспечивают эффективную организацию и управление на каждом уровне и эшелоне системы деятельности, насколько они обеспечивают переходы от уровня или эшелона к следующему уровню или эшелону в ходе восхождения. Мы сразу увидим, что осталась некоторая полностью не технологизированная область системы деятельности, а именно, деятельность на уровне общесистемного управления. Пока остались без ответа некоторые важные вопросы. Чем обеспечивается эффективность субъекта на уровне общесистемного управления? Кем и чем может управлять субъект, повышая свою эффективность? Ведь во внутрисистемной мета-позиции больше никого нет. Остается мышление, мыслительная деятельность. А это значит, нам нужно вскрыть управленческую сущность мыслительной деятельности.

Первое замечание.

В части 2 мы говорили о стратегической мета-позиции, мета-позиции по отношению в системе как целому. Сейчас мы говорим о внутрисистемной мета-позиции, мета-позиции ко всем слоям контекстуально вложенных реальностей изнутри самой системы, не выходя за ее мембрану. Следовательно, мыслительная деятельность есть деятельность управленческая. Это управление самим собой как инструментом управления, и оно занимает соответствующее место в целостной архитектуре системной деятельности.

Итак, мыслящая личность, и она же личность – субъект управления. Мыслящая личность занимается проблемой формирования управляющего субъекта. Но ведь это она же и есть. Так кто же кого формирует?

Мышление как системная деятельность.

Если мы будем рассматривать мыслительную деятельность как деятельность системную, то нам следует применить к мыслительной деятельности общую схему системы деятельности:

  • субъект мышления и его цели;
  • объект мышления и выделяемый субъектом предмет мышления;
  • способы и средства осуществления целенаправленных действий;
  • условия и обстоятельства осуществления процесса мышления;
  • продукты мышления;
  • результаты мышления.

Будем разбираться по порядку. Субъект мыслительной деятельности – кто это? Ну, какой здесь вопрос, вроде бы все очевидно. Этот субъект и есть сама мыслящая личность. Но не все так просто. Мыслящий субъект ведет внутренний диалог. Диалог с кем, о чем и зачем? «Мышление – внутренняя речь» – Выготский. Речь, обращенная к кому? Вспомним часть 1 – что порождает режим саморазвития и рефлексивный выход второго рода? Мы помним, что проблема уровня чистого управления как раз и состоит в его (субъекта) неадекватном способе действования, в его недостаточном уровне управленческой вооруженности. Но тогда, целевая ситуация нового уровня – «новый» субъект уже умеющий справиться с указанной задачей, его (субъекта) новый, уже адекватный способ действования, его новый,  уже достаточный, уровень управленческой вооруженности.

Несколькими главами позже мы будем подробно говорить о моделях и моделировании. Сейчас, несколько забегая вперед, но подчиняясь логике нашего обсуждения, мы скажем, что собеседником во внутреннем диалоге является модель потенциального живого собеседника – другой личности.

Итак, субъект мыслительной деятельности есть сама мыслящая личность. Объект мыслительной деятельности субъекта – актуальное состояние его же собственной управленческой вооруженности. Предмет мыслительной деятельности субъекта – дефицит его управленческой вооруженности, порождающий неадекватный, а потому – неэффективный способ действования его как субъекта на уровне чистого управления. Самоопределительные критерии субъекта мыслительной деятельности – «технические требования к новому субъекту», уже эффективному и успешному на уровне чистого управления.

Цель мыслительной деятельности субъекта – его новый и уже достаточный уровень управленческой вооруженности, порождающий новый и уже адекватный способ действования. Способы и средства осуществления мыслительной деятельности (пока предварительно) – некоторый особенный способ моделирования и соответствующие средства. К более полному и более точному ответу мы подойдем позднее.

Условия и обстоятельства осуществления процесса мышления:

  • проблемная для субъекта ситуация на уровне чистого управления;
  • актуальное состояние управленческой вооруженности субъекта;
  • актуальная способность субъекта к творческому акту (об этом детально будем говорить позднее).

Продукт мышления – новый уровень управленческой вооруженности субъекта. Результат мышления – субъект, освоивший способ повышения собственного уровня управленческой вооруженности.

И вновь, по тому же принципу, как и в общем случае, определим триаду процессуальных состояний.

Процессуальные состояния мыслительной деятельности.

Триада процессуальных состояний мыслительной деятельности:

  • проблематизация – это процессуальное состояние порождается фактическим наличием проблем на уровне чистого управления (естественно, с учетом всех контекстуально вложенных реальностей, вплоть до проблематики предметной деятельности) и обусловлено потребностью их осмысления (так нужно же понять в чем дело и что с этим делать);
  • творчество есть творение нового концепта (об этом будем подробно говорить в дальнейшем изложении) – и это самое сложное в мышлении, а живое мыслительное действие есть собственно понимание – конструирование новой концепции на основе уже созданного нового концепта;
  • процессуальное состояние рефлексии в данном случае представляет собой структурирование, объективацию и фиксацию продуктов понимания в виде структур знания, а также рефлексивное осознаниепройденного самим собой пути и нового состояния самого себя как субъекта управления собственным саморазвитием.

Второе замечание.

Поговорим о связи между уровнем общесистемного управления, эшелоном мыслительной деятельности и мета – позицией стратегического управляющего. Из всего изложенного выше в этой книге следует, что уровень общесистемного управления обеспечивается рефлексивно эшелоном мыслительной деятельности, а выход в стратегическую мета-позицию по отношению к системе деятельности как целому возможен лишь на основе полного освоения и отстройки всех ниже вложенных уровней и эшелонов.

Сознание.

Сознание – что это такое? «Сознание есть то, что оно не есть, и не есть то, что оно есть» – Ж. П. Сартр. Сознание – совместное, коллективное, социально закрепленное знание. Сознание – отношение к миру, осуществляемое через социально закрепленную на данный момент семиотическую систему знаний. Мы не намерены заниматься ни философскими, ни психологическими, ни социологическими изысканиями в этой области. Через несколько строк упомянем лишь значимое для нас учение Ф. Бэкона об идолах сознания. Сейчас наша задача – осветить собственно управленческий аспект этой проблематики. Мы всегда смотрим на мир, а значит, на объекты и предметы управления через семиотику естественной для нас системы знаний. Именно эта система задает для нас сетку различений и идентификаций субъектов, объектов, предметов, действий, позиций, ролей и т.д. В начале XVII века Френсис Бэкон сформулировал учение о том, что в сознании неизбежно присутствуют некие идолы (призраки), довлеющие над сознанием, но самим сознанием в себе самом не различаемые:

  • идол площади. Этот идол диктует нам думать именно так потому, что так ведь все думают, все это говорят, и по телевизору так сказали. Это – точка зрения площади;
  • идол театра (авторитетов). Этот идол диктует нам думать именно так потому, что так думали, так говорили и Аристотель, и Маркс, вот и сам Петр Иванович тоже это говорит, и Федор Кузьмич вчера по телевизору так сказал. Это – точка зрения авторитетов;
  • идол пещеры. Этот идол диктует нам думать именно так потому, что так нам диктует думать наша культура, встроенная в нас воспитанием, обучением, самим образом жизни. Это – точка зрения нашей культуры нашего социума;
  • идол рода. Этот идол диктует нам думать именно так потому, что мы – люди, и нам очень сложно думать, как дельфины или как слоны.

Идолы в этом перечне расположены по нарастанию трудности борьбы с ними. Преодоление того или иного идола сознания неизбежно ведет к формированию в сознании новой когнитивной парадигмы.

Введение в существующую социокультурную норму новой когнитивной парадигмы изменяет и нас самих, и наше отношение к миру, и наши способы взаимодействия с миром, и саму нашу жизнедеятельность в этом мире. А значит, здесь присутствует управленческая проблематика и очень глубокая. Об этом – позже. Конечно же, данная книга также вводит свою специфическую семиотическую систему и, тем самым, как-то изменяет взгляд на мир и на взаимодействие с этим миром. Ее написание и публикация, тем самым, тоже есть управленческое воздействие особого рода. Конечно, это так.

Итак, подводим предварительный итог и ставим новый вопрос. Управление уровнем предметной деятельности осуществляется с уровня чистого управления, естественно, проходя на этот уровень через эшелон предметного управления, позиционный конфликт и первый рефлексивный выход. Управление уровнем чистого управления осуществляется с уровня управления общесистемного, естественно, проходя на этот уровень через коммуникативный разрыв и второй рефлексивный выход. Эффективность общесистемного управления обеспечивается из эшелона мыслительной деятельности, выступающей как деятельность самоуправления управляющих субъектов самими собой. Вопрос – возможно ли управлять и мыслительной деятельностью тоже? И, если можно, то как?

Если мыслительную деятельность мы рассматриваем как деятельность системную, то мы вправе говорить и об управлении ею. В главе 29 было зафиксировано, что мыслительная деятельность есть деятельность, по существу, инструментальная, что это деятельность по «изготовлению» самого себя как инструмента для эффективного управления собственным поведением и в целом, и как целым. Скажем это еще раз и по-другому. Личность является одновременно и субъектом вовне себя направленных воздействий, и, в конечном счете, первичным и неотъемлемым инструментом в осуществлении этих самых воздействий. А инструмент нужно изготовить, сделать его эффективным. Модельная деятельность по изготовлению самого себя как инструмента собственного управления и есть мыслительная деятельность. При этом сама мыслительная деятельность представляет собой моделирование коммуникативного взаимодействия с потенциальным живым собеседником – другой личностью. Но, и этой самой модельной деятельностью – мышлением можно и нужно управлять. Вот об этом управлении данная глава.

Итак, далее для нас управление мыслительной деятельностью (и, в первую очередь, своей собственной) есть целеустремленная деятельность по подготовке, изменению и развитию собственного мышления как инструмента собой же осуществляемого внешнего управления. Значит, мы вновь говорим о режиме развития, но развития, осуществляемого не уровне чистого управления (см. часть 1), а на уровнях управления системой в целом (общесистемный уровень управления) и как целым (стратегический уровень управления – см. часть 2).

Попробуем построить управление режимом развития мыслительной деятельности в такой же концепции, как мы это делали по отношению к системе деятельности общего вида в части 1. Это будет специальный частный случай применения нашей концепции.

Можем ли мы говорить о шаге развития системы мыслительной деятельности? Конечно, можем. Для различения с шагом развития в общем случае, будем называть этот специальный шаг развития шагом продвижения. Так же, как и в части 1, будем полагать, что каждый такой шаг представляет собой цепочку (линейно упорядоченную последовательность) системных процессов. Итак, шаг продвижения – системно-целостный отрезок режима развития мыслительной деятельности, состоящий, в свою очередь, из специальных системных процессов.

В аспекте текущего рассмотрения, режим развития системы мыслительной деятельности – управляемый процесс. Значит, существует управляющая система, осуществляющая на исходную систему мышления специальные управляющие воздействия, специальные операции. Очевидно, что управляющей системой в данном контексте может быть как сам мыслящий, так и внешний управляющий. Так же, как и раньше, последовательность, операций, обеспечивающую достижение конечных целей режима развития, назовем программой развития системы мыслительной деятельности.

Шаг продвижения.

Попробуем сконструировать общую схему управления режимом развития системы мыслительной деятельности. Как и раньше, мы применим тот же тезис: шаг продвижения системы мыслительной деятельности образован двумя одновременно вложенными и наложенными подсистемами – системными процессами и процессуальными состояниями.

Системные процессы мыслительной деятельности.

Итак, мы вновь, но в специальном случае, применяем все ту же концепцию системных процессов. Мы различаем следующие системные процессы любой системы мыслительной деятельности:

  • анализ актуальной ситуации мышления;
  • самоопределение продвигающего (возможно, себя самого) субъекта;
  • целеполагание продвигающего (возможно, себя самого) субъекта;
  • организация продвигающих воздействий;
  • практическое осуществление продвигающих воздействий.

Так же, как и раньше, совокупность системных процессов образует цепь – линейно упорядоченную последовательность. И вновь, поступим так же, как и раньше, изучим технические вопросы. Обнаружится много нового.

 

Техника осуществления системных процессов мыслительной деятельности.

Анализ актуальной ситуации мышления.

Мы говорим об анализе ситуации мышления. А что мы в данном случае должны понимать под термином «ситуация»? В данном контексте мы должны говорить и о ситуации-оригинале, и о деятельности мыслительного моделирования ситуации-оригинала, и о конкретном устройстве мыслительной модели ситуации-оригинала.

В ситуации мыслительного моделирования в целом присутствуют:

  • сам моделирующий субъект и его ситуация-оригинал. Ведь, если он занимается анализом ситуации собственного моделирования, то ему это зачем-нибудь нужно – значит, он хотя бы мотивационно в нее включен. Его ситуация- оригинал есть проблемная для него ситуация на уровне чистого управления. Именно ее проблемность и не дает ему возможность выйти в позицию общесистемного управления. А корень проблемы – в недостаточности у данного субъекта актуальных способов и средств его мышления для эффективного управления собой в ситуации-оригинале;
  • создаваемая субъектом модель управления собой в ситуации-оригинале. Ее предназначение инструментально – создать новые способы и средства собственного мышления;
  • субъект одновременно создает модель ситуации-оригинала, и входит, и в саму эту модель как модель самого себя, что дает ему возможность этой моделью управлять, и извне, и изнутри;
  • в модель входят и модели других (по крайней мере, одного), коммуницирующих с субъектом анализа и при этом автономно мыслящих, акторов. Модель каждого актора играет в ситуации некоторую модельную роль и занимает некоторую модельную позицию;
  • в модель входят также модели статистов, учитываемых в модели коммуникативно пассивных персонажей;
  • значимые факторы – условия. В данном контексте условия ситуации относятся и к внутреннему содержанию модели, и к моделируемой ситуации-оригиналу. Именно эти условия определяют и условия деятельности акторов в ситуации-оригинале, и ресурс ситуации-оригинала в целом, и особо – эвристический ресурс модели;
  • незначимые факторы – обстоятельства. Как и раньше, обстоятельства в ходе изменения ситуации могут стать значимыми факторами – условиями.

Как же такую матрешечную ситуацию анализировать?

Во-первых, описываем всю доступную нашему описанию совокупность факторов ситуации-оригинала и выделяем среди них значимые для нас факторы, в том числе, наш целевой ресурс.

Во-вторых, из множества всех персонажей, населяющих ситуацию-оригинал, различаем акторов и статистов, выбираем и описываем каждого актора, строим топику ситуации-оригинала. Затем проводим сценарное прогнозирование вариантов дрейфа ситуации-оригинала. Для этого используем ту же технику анализа ситуации и прогноза ее развития, которую мы описывали в главе 7 части 1.

 

Самоопределение управляющего мыслительной деятельностью.

Есть нечто, что в актуальной ситуации процесса мышления заставило нас эту ситуацию анализировать – некие фактические проблемы или угроза их возникновения в будущем. Как и ранее, приходится обратиться к самому себе и спросить самого себя: «А почему я не справляюсь с этими проблемами на уровне чистого управления? Что в моей актуальной мыслительной деятельности не дает мне возможность справиться с этими проблемами? Мне лично». Осуществить процесс самоопределения по отношению к собственному мышлению, означает уже не только определить самого себя, но и переопределить собственный способ мышления.

Где же лежат самоопределительные критерии в данном случае? Ответ очевиден – самоопределительные критерии субъекта управления мыслительной деятельностью лежат на уровне общесистемного управления (конечно же, и на мета-уровне стратегического управления, если субъект управления на этот мета-уровень вышел). Иначе говоря, мышлением следует управлять так, чтобы новое, целевое состояние его (субъекта) мышления позволило ему успешно управлять своим коммуникативным взаимодействием на уровне общесистемного управления.

Целеполагание управляющего мыслительной деятельностью.

Мы уже понимаем, что «то, чего я хочу» – это самоопределительные критерии желаемого, но не определение того, что же это такое – желаемое. Осуществляя целеполагание по отношению к мышлению, мы совершаем особое управленческое проектирование – проектирование целевого состояния собственного мышления. Но, если самоопределительные критерии субъекта управления мышлением лежат на уровне общесистемного управления, то, где лежат целевые состояния мыслительной деятельности? Вернемся к триаде процессуальных состояний. Зачем мы в проблемной ситуации вообще стали мыслить? Чтобы понять и достигнутое новое понимание закрепить для новой управленческой практики.

Но ведь это и есть содержание указанной триады. Значит, следует последовательно достигать состояний проблематизации, творческого действия и рефлексии как накрывающей триады текущего шага продвижения. Продукт и результат состоявшегося шага продвижения должны соответствовать нашим самоопределительным критериям успешности. Вот сущность системного процесса целеполагания в данном контексте.

Программирование и планирование мыслительной деятельности.

Можно ли говорить об операциях, продвигающих мыслительную деятельность (коротко: о продвигающих операциях)? Конечно, можно. Продвигающая операция – осуществляемое субъектом управляющее воздействие, целенаправленно преобразующее актуальную ситуацию процесса мыслительной деятельности.

Так же, как и раньше, выделим в динамике проведения продвигающей операции три фазы. В начальной фазе операции происходит дестабилизация исходной ситуации мышления. Исходная ситуация мышления привычна, стабильна, и существенно изменить ее без дестабилизации невозможно. Начальная фаза – очень острая, самозатратная и рискованная. Момент перехода от первой ко второй фазе операции является точкой бифуркации. Как и раньше, в этот момент ситуация максимально лабильна и податлива к управляющему воздействию.

Во второй фазе операции прежняя структурная устойчивость ситуации мышления уже разрушена. Здесь все определяют программа или план, или стратегия продвижения. Об этом несколько дальше. Конечные цели продвигающей операции в целом должны быть достигнуты именно на этой ее фазе. Момент перехода от второй к третьей фазе операции вновь является точкой бифуркации. В этот момент ситуация мышления скачком стабилизируется и теряет податливость к управляющим воздействиям.

Третья фаза операции – фаза стабилизации новой ситуации. Можно определить и программу продвижения как последовательность операций, обеспечивающую достижение конечных целей продвижения. Можно определить и о плане продвижения. Планом продвижения мы, по аналогии с предыдущим изложением, называем программу продвижения, «одетую» во все необходимые для ее осуществления ситуационные ресурсы. Что это за ресурсы в данном случае? Это – творческий ресурс личности. Тезис для нас важнейший. Дальше мы об этом будем отдельно говорить.

 

Практическое осуществление продвигающих операций.

Запланированные мыслительные операции нужно практически осуществить. Могут ли и здесь быть проблемы, и какими именно они могут быть? Конечно, проблемы могут быть. Вот приблизительно такие:

  • отсутствие продвигающих операций. Огромное большинство людей мыслят так, как привыкли мыслить. Изменение системы собственной мыслительной деятельности они воспринимают как страшную угрозу близкую к личностной катастрофе. Справиться с управлением самим собой не могут, но винят в этом весь окружающий их мир. «Дребезг», о котором мы писали в главе 7 части 1, здесь очень глубокий, так возможные изменения привычного способа мышления затрагивают глубинные структуры личности;
  • фиктивные продвигающие операции. В этом случае человек изображает собственное интеллектуальное продвижение, цитирует крупных авторитетов, ссылается на значимые первоисточники и т.д. А где же он сам? А его самого во всем этом нет. И зачем он тогда это делает? Чтобы соответствовать неким социальным образцам, чаще всего, им же и созданным. Социуму это его соответствие, как правило, совершенно безразлично;
  • возможны и безответственные продвигающие операции. Операции вроде бы совершаются, получается то, что получается – ну и ладно;
  • бывают и другие болезни действия.

Итак, описание всех системных процессов мыслительной деятельности и техники осуществления каждого из них завершено. Идем дальше.

В конце предыдущей главы мы сказали, что понимание в собственном значении этого слова есть живое мыслительное действие и представляет конструирование новой концепции. Сущность понимания – схватывание, увязывание в единой концептуальной модели всех контекстуально вложенных реальностей изучаемого системного объекта. Эта деятельность может и должна осуществляться на уровне чистого мышления. Отсюда вытекает новая тематика в нашем продвижении – изучение моделей и их моделирования.

Модель (буквально лат – modulus, мерило). Модель – предметная, семиотическая или мыслительная система, воспроизводящая в заданном аспекте свойства системы-оригинала. Моделирование – конструирование, создание и использование моделей для изучения системы-оригинала, а иногда и воздействия на систему-оригинал. Итак, есть система-оригинал и система-модель. Чем и как они связаны? Как обеспечить адекватность модели? Чем она обеспечивается?

Выделяем объективную и субъективную составляющую в обеспечении модельной адекватности. Объективная составляющая – собственно свойства системы-оригинала, такие, каковы они есть независимо от нас (на самом деле, такие, какими мы их различаем и включаем в свою систему деятельности – опредмечиваем). Субъективная составляющая – избранный нами моделируемый аспект. Аспект (буквально лат– aspectus взгляд). Система-модель и система-оригинал никогда не совпадают полностью. «Называть две вещи совершенно одинаковыми – значит называть одну и ту же вещь разными именами» – Готфрид Лейбниц. Конструируя модель, мы всегда выделяем нужный нам (субъекту) аспект моделирования.

Субстрат модели.

Субстрат объекта и субстрат модели. Очевидно, что в общем случае эти субстраты – различны. Следовательно, у нас должны быть основания для выбора субстрата модели или, по меньшей мере, знание того, каким субстрат модели может быть. Как мы уже чуть раньше сказали, принципиально эти субстраты – физический (предметный), знаковый (семиотический) и идеальный (мыслительный). Мы употребляем общепринятые термины, чтобы сохранять культурную традицию, хотя приведенные в скобках именования модельных субстратов, на наш взгляд, точнее отражают их сущность.

Физическое моделирование предполагает изготовление моделей из «вещественного» субстрата в широком значении этого слова – из вещей (возможно, других вещей), из вещества (возможно, другого вещества), из людей (возможно, других людей), их связей и отношений и т.д.

Приведем классические примеры физических моделей разных уровней (об уровнях моделирования поговорим подробнее через несколько строк) – «самолетик» в аэродинамической трубе; шахматы, го и другие подобные игры; куклы и манекены; имитационные модели сложных систем (об имитационных моделях тоже чуть позднее).

Знаковое моделирование предполагает изготовление моделей из «знакового» субстрата, опять же в широком значении этого слова – из образов, собственно знаков, символов и т.д. (о семиотическом моделировании предстоит отдельный большой разговор дальше). Приведем классические примеры знаковых моделей разных уровней – любой язык, какой-либо текст, схема, рисунок, чертеж, формула, математическая или алгоритмическая модель, компьютерная программа, научная теория, любое обозначение, разметка, шифры, коды и т.д.

Мыслительное (идеальное – не от слова «идеал», а от слова «идея») моделирование означает порождение версий возможных концептов, концепций и т.п. в мыслительной деятельности самого моделирующего субъекта. Эти модели формируются на досознательных пластах мышления – в еще не артикулированном, не вербализованном и не объективированном виде, но на следующем этапе моделирования могут быть преобразованы в модели физические или знаковые.

Субстратные уровни моделирования систем деятельности.

В соответствии с нашим системодеятельностным подходом, мы все время рассматриваем всякую реальную систему, как систему некоторой деятельности. И точно так же, как исходная деятельность является многоуровневой, эшелонированной и слоистой, так должны использоваться и модели разных уровней, эшелонов и слоев.

Различаемые нами уровни моделей систем деятельности: плацдарм, полигон, макет, планшет и экран.Последовательно обсудим каждый из уровней.

Экран сознания – уровень мыслительного моделирования. На этом уровне формируется уже артикулированный и вербализованный во внутреннем диалоге субъекта замысел всей моделирующей деятельности и в целом, и как целого. В замысле фиксируются в форме исходной когнитивной («знаниевой») структуры: система — оригинал, потребность в создании ее модели, цели моделирования, смысл и способ моделирования, сущность предполагаемой модели, варианты ее дальнейшего применения и использования.

Планшет (буквально фр – дощечка, плоскость для нанесения изображения). На этом уровне моделирования исходная когнитивная структура замысла объективируется и фиксируется в форме семиотической модели – текста, схемы, теории, как мы об этом писали чуть выше. После этого, уже в объективированном виде, планшет может быть использован как инструмент управления.

Макет (буквально фр – предварительный образец). Макетирование это уже уровень физического моделирования. Однако, с существенными особенностями: субстрат модели произволен, но аспект моделирования жестко выдержан. Так, манекен в магазине готового платья совершенно не человек ни биологически, ни социально, никак иначе, но форма, рост, размер и другие антропометрические характеристики выдержаны. Шахматы – набор деревянных, металлических или пластиковых фигур, но шахматная партия в целом – адекватный макет средневекового сражения.

Полигон (буквально греч – многоугольник, огражденное место). На полигоне проходят испытания и проверку, получают оценку и иногда развитие: процессы, вещества, вещи, изделия, люди, их связи и отношения, обученность людей и их готовность соорганизовано и эффективно действовать. Полигонное моделирование – это, безусловно, уровень физического моделирования. При этом субстрат модели идентичен субстрату оригинала, аспект моделирования также выдержан, но условия осуществления деятельности на полигоне отличаются от условий плацдарма. Примеры очевидны: испытательный полигон для новой техники, учебный полигон для подготовки войск, полигон для проверки новых технологий и т.п.

Плацдарм (буквально фр – площадь для размещения войск и их действий). Плацдарм – хронотоп (единство места и времени) осуществления системы деятельности оригинала. С одной стороны, это – тривиальная модель, поскольку на плацдарме исходная система деятельности моделирует сама себя. Но, есть важный нюанс. Кто субъект моделирования? Ведь с момента фактического старта на плацдарме процесс живой деятельности развивается по своим собственным основаниям, при этом в условиях высокой неустойчивости существенно отличаясь от сути замысла. Как раз управленец и обеспечивает устойчивость процесса, построенного из неустойчивых элементов и разворачивающегося в условиях внутренней и внешней неустойчивости.

Связь между всеми описанными уровнями и практику управленческого применения различных по субстрату и по уровню моделей в их взаимосвязи рассмотрим в главе 34 на весьма сложном, но показательном примере, на примере имитационного моделирования сложных систем.

Адекватность модели. 

Адекватна ли построенная нами модель? Мало ли что мы построили. Как наша модель соотносится с системой-оригиналом? Нужны ясные и определенные критерии модельной адекватности. Различаемые нами критерии модельной адекватности: референтность, релевантность, валидность, репрезентативность и контингентность. Последовательно обсудим каждый из критериев.

Референтность. Референтный (буквально лат – соотнесенный). Критерий референтности модели требует, чтобы у модели был оригинал. Это не всегда так. Многочисленные модели флогистона – вещества горения, созданные химиками в XVIII веке – нереферентны, так как вещества горения в природе нет (теория горения, Лавуазье). Многочисленные модели мирового эфира, созданные физиками в конце XIX века – также нереферентны, так как такого эфира не существует (теория относительности, Пуанкаре, Минковский).

Релевантность. Релевантный (буквально лат – соответственный). Критерий релевантности модели требует, чтобы у модели был заданный аспект моделирования. Это не всегда так. Предположим, что на выборочной модели проводятся анкетные социологические исследования. Цель исследования – выяснить электоральный рейтинг конкурирующих кандидатов. Критерий референтности выдержан – и электорат есть, и кандидаты есть. Задаваемый респондентам вопрос: «Разделяете ли Вы позицию НН по проблеме глобального потепления?». Задаваемый вопрос и получаемые ответы, очевидно, не соответствуют аспекту исследования. Полученная в итоге исследования модель электората – иррелевантна.

Валидность. Валидный (буквально лат – значимый, весомый).  Критерий валидности требует, чтобы поведение модели значимо моделировало поведение оригинала в подобных ситуациях. И это не всегда так. Испытательный полигон новой техники. Опытный образец должен пройти проверку на выносливость по трудным дорогам на длинных дистанциях. В силу различных организационных обстоятельств, фактически опытным образцом пройдено 50 км по трассе. Критерий референтности выдержан – да. Критерий релевантности – тоже, проверяем именно то, что нужно. Но, длина дистанции и условия пробега явно недостаточны, и никаких значимых выводов об успешности деятельности оригинала сделать невозможно – данная полигонная модель не валидна.

Репрезентативность. Репрезентативный (буквально лат – представляющий). Критерий репрезентативности требует, чтобы структура и архитектура модели адекватно представляла структуру и архитектуру оригинала. Это не всегда так. Пусть у нас та же выборочная модель, на которой проводятся анкетные социологические исследования. И пусть у нас та же цель исследования – выяснить электоральный рейтинг конкурирующих кандидатов. И критерий референтности выдержан, и вопрос поставлен релевантно: «За кого бы вы проголосовали, если бы выборы состоялись в ближайшее воскресенье?». И опрошено достаточно много респондентов – обеспечен критерий валидности. Но, в выборочной модели не воспроизведена структура электората – ни демографическая, ни территориальная, ни этнокультурная, ни профессиональная. Модель не репрезентативна.

Контингентность. Контингентный (буквально лат – непредвиденный). Критерий контингентности модели требует, чтобы модель была устойчивой при воздействии на нее заранее непредвиденных флуктуаций условий. И это не всегда так. Например, в игровую модель корпорации (а это – выборочная модель, об игровом моделировании мы говорили в части 2, и еще будем говорить несколько ниже) репрезентативно включены все модельно значимые управленцы, позиционеры конфликтующих кланов, ключевые функционеры. В последний момент один из значимых позиционеров заболел. Все пропало? Модель развалилась? Если это так, то не выдержан критерий контингентности. Модель должна иметь «запас надежности». В данном случае – позицию клана в модели должны быть способны удержать и другие включенные в модель позиционеры. А об этом проектировщикам следует заранее позаботиться.

Моделирование и управление.

Управленческая деятельность как таковая вся и насквозь пронизана моделями и моделированием. Она модельна по своей природе. Разработка проектов, программ, планов и стратегий, проведение штабов, производственных совещаний, стратегических сессий, специальных семинаров, различного типа игр, принятие конкретно каждого управленческого решения как совершение акта выбора – модельны. Возможна ли управленческая деятельность без модели управления? Совсем-совсем без моделирования –нет, конечно, невозможна. Но управленческая деятельность без целостной, накрывающей модели общесистемного и стратегического управления встречается довольно часто. Возникает так называемое управление ad hoc – управление по месту, по случаю, каждый раз – как в первый раз. С нашей точки зрения, такое управление априори неэффективно – не формируется стабильное функциональное поле, повсеместно – диффузия ответственности, архитектура управления фактически отсутствует (чаще всего, принимает форму ФДП-управления).

Сначала о терминологии. Можно говорить:

  • о естественнонаучных исследованиях, т.е. о науке в общепринятом ее понимании (англ – science);
  • об исследованиях в области философии, культурологи, искусствоведения и других гуманитарных областях (англ – general knowledge);
  • о специальных исследованиях (англ – special studies). К области специальных исследований относится и рассматриваемая нами сейчас семиотика.

Семиотика (буквально, греч – учение о знаках). Семиотика – область специальных исследований, занимающаяся знаковыми системами как таковыми. Для желающих ознакомиться с этим обширным предметом специально рекомендуем работы Чарльза Пирса, Филиппа де Соссюра, Пражской лингвистической школы, Копенгагенского лингвистического кружка, русской формальной школы, рекомендуем многие работы Михаила Бахтина и Юрия Лотмана, работы антропологической школы Леви-Строса, исследования Умберто Эко и другие замечательные исследования. В нашем, управленческом аспекте, семиотика дает возможность всю исходную реальность деятельности (со всеми ее уровнями и эшелонами) рассматривать как объект знакового моделирования и построения на этой основе новой – знаковой (часто говорят – знакотканной) реальности.

Как связаны между собой семиотика и управленческая деятельность? Что мы имеем в виду, когда говорим о семиотике процессуального управления? Как моделирование вообще, так и знаковое моделирование в частности, а следовательно – и семиотика как таковая связаны с управленческой деятельностью самым тесным и естественным образом. Мы детально обсудим это в главе 34 на полноценном примере имитационного моделирования сложных систем.

В семиотике выделяют три ее составляющих: прагматику, синтактику и семантику. Последовательно их рассмотрим в нашем аспекте исследования.

Прагматика (буквально греч – относящаяся к деятельности). Прагматика – область специальных семиотических исследований, посвященных практическому применению, употреблению и использованию знаковых конструкций в устной и письменной речи – в деятельности общения.

Для нас в аспекте нашего изучения, прагматика предоставляет возможность:

  • описания исходной предметной деятельности;
  • управления субъектами предметной деятельности с целью их координации (эшелон предметного управления);
  • функциональной соорганизации предметных управляющих с переходом к командоформированию (уровень чистого управления);
  • общения, речи (как способа осуществления этой деятельности);
  • языка (инструментария общения).

Введем понятие дискурса. Дискурс (буквально, фр – связная речь). Для нас дискурс – связная речь в управленческом аспекте, т.е. речь как целенаправленное управляющее воздействие. Дискурс – речь, погруженная в жизнь (речь, понимаемая в самом широком значении этого термина – вербальная, писанная, жестовая, мимическая и т.д.). В дискурсе различают три компонента рассмотрения: семиотический компонент, практический и ментальный.

Семиотический компонент дискурса рассматривает дискурс с точки зрения его логической связности (когерентности), адекватности применяемых в дискурсе вербальных, жестовых и других знаков, правильности построения предложений, точности формулирования суждений и т.д.

Практический компонент дискурса апеллирует к осмысленности применения дискурса как управленческого воздействия. Вспомним главы 7 и 10 части 1, где мы описывали произвольного позиционера, обсуждали способы конструирования эффективных управляющих воздействий, формулировали концепцию двух логик. Фактически мы при этом использовали аппарат прагматики и, в частности – идею дискурса.

Ментальный компонент дискурса обращается к мотивационной иерархии личности – объекта управляющего воздействия, к ее аксиологическому ландшафту, ее личной истории становления (вспомним главы 10 и 11 части 1).

Отдельно остановимся на очень важной для дальнейшего изложения тематике – поговорим о системодеятельностных фреймах. Дело в том, что слияние всех трех компонентов дискурса в целостное управляющее действие моделируется на основе описания стандартных практических ситуаций – фреймов, описания вариантов развития этих ситуаций – сценариев и описания стандартных для самого управляющего субъекта способов организации проектирования, программирования и осуществления действий. Но, ведь совершенно очевидно, что все это определяется морфологией системных процессов и процессуальных состояний (вспоминаем главу 8 части 1 и главу 23 части 2). Вследствие этого, мы предлагаем в дальнейшем изложении говорить о целостных системодеятельностных фреймах как управляющего субъекта, так и субъекта – адресата воздействия. Такой системодеятельностный фрейм фактически является привычной для субъекта моделью системы деятельности и включает в себя все составляющие этой системы.

Синтактика (буквально греч – построение, порядок). Синтактика – область специальных семиотических исследований, посвященных построению предложения, текста в целом как знакотканного объекта, обеспечению его когерентности (логической связности), особенностям текста как «начинки» дискурса. Помните, есть логика дискурса и есть логика действий. Синтаксические конструкции модельно отражают морфологические инварианты структуры системы деятельности как таковой. Вследствие этого, даже «пустая» синтаксическая форма является априори содержательной. Если даже вообще ничего конкретно не определено – указаны и неопределенный субъект воздействия, и неопределенный объект воздействия, и неопределенный способ воздействия и т.д.

Напомним знаменитую «глокую куздру», которая «штеко будланула бокра и куздрячит бокренка». Ничего не определено, но структура ситуации в целом – определена совершенно точно! Когда мы и в части 1 и в части 2 говорили о морфологии деятельности, мы по сути, оперировали синтаксическим аппаратом.

Семантика (буквально греч – нечто обозначающее, знак). Семантика – область специальных семиотических исследований, посвященных изучению отдельных знаков, их значениям, содержанию текстов, их референтности и т.п. Знак – то, что обозначает, т.е. предполагается, что у знака есть значение. Знак – материальный носитель значения. Основное значение знака называют денотатом, а процедуру расшифровки знака – денотацией. Коннотацией называется наличие дополнительных нюансов значения, уточняющих значение основное. Когерентная система семантических единиц называется текстом. Предполагается, что у текста есть содержание. Сравним определения текста и дискурса. Текст – содержательное наполнение, «начинка» дискурса. Идем дальше. Мы различаем разные уровни знаков прагматически – в зависимости от их адресации к различным фрагментам системодеятельностного фрейма адресата.

В соответствии с этим, мы различаем несколько уровней знака:

  • сигнал. Знак как сигнал адресован непосредственно операционному фрагменту системодеятельностного фрейма адресата и работает по схеме «стандартный переданный сигнал – стандартное ответное действие». Понятно, что эволюционно и генетически, это – первичный знаковый уровень;
  • образ. Знак как образ адресован онтологическому фрагменту системодеятельностного фрейма адресата и работает по схеме «переданная совокупность сигналов – онтологическая картина стандартной ситуации – операционный фрагмент привычного системодеятельностного фрейма – стандартное ответное действие»;
  • собственно знак. Иногда, чтобы отличить знак как таковой от знака вообще, называют знак как таковой как-то иначе, например – «глиф». Знак как таковой (глиф) адресован системодеятельностному фрейму адресата как системному целому, т.е. адресован ядру его (адресата) системы деятельности и работает по иной схеме «переданный знак (глиф) – ответное стандартное поведение»;
  • символ. Знак как символ адресован субъекту, управляющему собственной мыслительной деятельностью и предназначен для того, чтобы мотивировать субъекта-адресата отнестись к собственному привычному системодеятельностному фрейму как объекту управляемого изменения. Для нас символ будет особенно важен в дальнейшем. Очевидно, что семантически один и тот же знак (и даже один и тот же текст) может оказаться знаком (или текстом) различных уровней в соответствии с его прагматическим предназначением.

Референция и референты.

Референция (буквально лат – отнесенность). Референция – отнесенность включенных в текст знаков к объектам и/или предметам первичной деятельности. Референция представима также, как модельная связь первичной и знакотканной реальностей. В связи с этим, можно вспомнить все то, что мы говорили о референтности как о критерии модельной адекватности в предыдущей главе. Референт – объект или предмет первичной реальности, к которому относится значение знака (денотат).

И, в завершение главы – еще несколько замечаний. Первое замечание. Возможны ли значимые знаки без значений? Да, конечно. Опять вспоминаем «глокую куздру». Ни одно слово в этом предложении не имеет денотата, содержание отсутствует, но общий смысл есть. Второе замечание. Возможны ли значимые значения без обозначаемых их знаков? Да, конечно. Когда была задумана эта книга, уже было понятно, о чем она будет написана, но обозначающего названия у нее еще не было. Третье замечание. Возможны ли значимые знаки и их значения без референтов. Да, конечно. Опять вспоминаем о флогистоне и мировом эфире.

В предыдущей главе мы обсудили семиотику процессуального управления, и это дает нам основания для совершения следующего шага. В этой главе мы будем детально рассматривать важнейшие для дальнейшего изложения понятия — «концепт» и «концепция». Как мы дальше увидим, концепция вырастает из концепта, но для управления мыслительной деятельностью первична как раз концепция. Что мы имеем в виду? Вспомним главу 29, а именно — процессуальные состояния мыслительной деятельности. Нас сейчас интересует процессуальное состояние мыслительного действия – понимание.

Сформулируем следующее утверждение: понимание как процессуальное состояние действования в триаде мыслительной деятельности есть создание концептуальной модели новой (т.е. до осуществления этого действования еще непонятой) целостности.

Концепция (буквально лат – увязывание). Совершенно точно, все так и есть – концепция (концептуальная модель) именно увязывает совокупность неких явлений в системное, а потому – понятное для нас, целое. Если теперь вновь вернуться к триаде процессуальных состояний мыслительной деятельности, то очевидно, что концептуальная модель представляет собой когнитивный (знаниевый) конструкт и является рефлексивно оформленным продуктом понимания. И, все же, так что же это такое – концепция?

Концепция есть семиотическая модель, построенная из особых семиотических единиц – концептов. Значит, в корне всего построения лежит некий загадочный концепт. Да, это так.

В свете нашего управленческого исследования мы будем понимать под концептом системную семиотическую единицу, сущность которой состоит в целостности связки:

  • знакденотат (значение знака);
  • денотатреферент (предмет или предметная область, к которой применимы и знак, и его денотат);
  • референтпрактика синтаксического знакоприменения (практика построения на основе знака, его денотата и их референта когерентных текстов);
  • практика синтаксического знакоприменения;
  • практика прагматического знакоприменения (т.е. практика построения дискурсов и их инструментального использования в управленческой деятельности).

Итак, концепт есть фундаментальная семиотическая единица, и служит субстратом концептуального моделирования. Если вновь вернуться к триаде процессуальных состояний мыслительной деятельности, то выясняется, что создание концепта есть акт творчества в чистом виде, а сам факт появления уже сотворенного концепта является точкой сборки, сущностным ядром всего процесса мыслительной деятельности. Вопрос: следует ли при создании новой концепции непременно создавать и новый концепт? Нет, это необязательно и, чаще всего, этого и не требуется.

Один из основополагающих принципов рационального познания – принцип («бритва») Оккама гласит: «Не создавай новых сущностей без необходимости». Сущности Уильяма Оккама – это и есть наши концепты. Таким образом, Оккам нам говорит, что, приступая к пониманию еще непонятого, а значит – приступая к созданию новой концепции, следует пользоваться уже существующими концептами (сущностями Оккама) и заниматься сотворением новых концептов лишь в случае самой крайней необходимости, т.е. только в том случае, когда на основе уже существующих концептов построить адекватную концепцию никаким образом не удается.

Разработка методологических основ и даже технологических подходов к решению проблемы порождения нового концепта как фундаментального творческого акта будут посвящены несколько завершающих глав книги. А сейчас мы остановимся на методологических основах собственно концептуального моделирования.

 

Концептуальное моделирование.

Итак, сама необходимость в осуществлении концептуального моделирования – необходимость понимания. Сначала несколько слов о герменевтике. Герменевтика (буквально греч – истолкование). Герменевтический подход к пониманию неведомого предлагает рассматривать проявления неведомого как текст и даже как дискурс. В нашем, управленческом, аспекте изучения это дает нам возможность применить весь тот аппарат и весь тот инструментарий, который мы развили ранее (главы 7 и 10 части 1, сквозное применение в части 2, глава 32 части 3 и т.д.). Но, если понять – значит усвоить содержание текста и даже – расшифровать смысл дискурса, то эти содержание и смысл там, в этом, в чем-то еще неведомом, уже должны быть. Ясно, что это слишком сильное и слишком ограничивающее требование, и мы не можем его однозначно принять. Ведь содержанием и смыслом обладает лишь то, за чем уже стоит субъект-создатель и носитель этого смысла. В связи с этим опять вспомним часть 2 – о естественном и искусственном, о драматургии и демиургии управления.

Действительно, является ли субъектно населенный объект (например, предприятие) образованием естественным или искусственным – кем-то созданным? И – да, и – нет. И так, и не так. Предприятие создано всеми населяющими его сейчас и населявшими его ранее субъектами, конечно, в разной мере участия каждого, на разных контекстуальных слоях, на разных уровнях и эшелонах системы деятельности, но – всеми. Оно создано многослойно и многоуровнево: отчасти – каждым субъектом, совокупно – всеми субъектами, но не является ни продуктом, ни результатом ничьей конкретно деятельности. Исследуя предприятие, мы не можем отыскать в нем, как в некотором целом, какой-то единый смысл или, хотя бы, единое содержание. Объект слишком сложен – он субъектно населен и самоуправляем.

Что же тогда для управленца значит – понять? Мы полагаем, что стратегический управляющий самсоздает (придает, приписывает) и содержание, и смысл всей изучаемой им феноменологии, исходя из своей выделенной мета-позиции, и на этой основе формирует концептуальную модель.

Создание той или иной концепции – не произвол управляющего. Есть единственное, но жесткое ограничение – концептуальная модель должна быть адекватной (о критериях модельной адекватности – см. главу 31 части 3).

Откуда же берутся новые концепты? Где их источник? Ясно, что первоисточник порождения новых концептов – уникальный внутренний мир их автора, будущего создателя новой концепции, потенциального демиурга нового мира. Этот уникальный внутренний мир личности, возникший и как продукт и как результат ее (личности) уникальной личной истории (см. часть 2), назовем личностным системодеятельностным контекстом данного субъекта. Личностный системодеятельностный контекст данного субъекта можно представить как систему взаимосвязанных системодеятельностных фреймов (смотри предыдущую главу). В дальнейшем этот, введенный нами только что, новый концепт – «личностный системодеятельностный контекст» нам еще понадобится.

В завершение данной главы мы зафиксируем очевидное, но очень важное для дальнейшего требование. Созданная нами концептуальная модель должна быть:

  • адекватной по всем критериям модельной адекватности;
  • эта адекватность должна быть обеспечена одновременно и в семантическом, и в синтаксическом, и в прагматическом, и в практическом аспектах.

Это требование обусловлено инструментальной управленческой природой любой концептуальной модели. Концепция – инструментальна, она нужна для того, чтобы понять и суметь!

Управленец всегда имеет дело со сложными, как правило, самоуправляемыми системами деятельности. Сложности стратегического управления такими системами мы подробно обсуждали в части 2. В данной главе мы посмотрим на эту проблематику с точки зрения моделирования сложных систем, а именно – имитационного моделирования.

Ситуация. Стратегический управляющий и самоуправляемая система деятельности. Субъект и объект.

Объект внутренне очень сложен. А это значит, что его поведение как целого во внешнем мире лишь очень условно предсказуемо вообще, а для нас – в высокой мере случайно.

Ситуация в целом – уникальна и, вследствие этого, последствия принятия и реализации каких-либо управленческих решений – необратимы. В этих условиях риск принятия неадекватных решений высок и цена последствий этой неадекватности – тоже высока. Что стратегическому управляющему делать? Моделировать! Что именно моделировать? Моделировать поведение объекта в условиях неустойчивости и неопределенности, внутренний потенциал его развития. А как именно моделировать – физически, семиотически, еще как-нибудь?

Наш ответ – моделировать имитационно. Что это значит?

Имитация (буквально лат — подражание). Имитационной моделью субъектно населенного объекта мы назовем адекватную по всем критериям (референтность, релевантность, валидность, репрезентативность, контингентность) многослойную выборочную модель, отображающую:

  • субъектно населенный объект как целое и его поведение как целого во внешнем мире (в его возможных надсистемах);
  • его внутреннюю иерархию и архитектуру управления;
  • функционально – позиционный расклад;
  • персональное наполнение всех его уровней и эшелонов;
  • личностный потенциал населения всех его уровней и эшелонов.

Адекватной имитационной моделью сложной системы является имитационно-моделирующая игра. На этом примере и рассмотрим нашу концепцию. В части 2 мы уже говорили об игровом моделировании. Что делает игровую модель адекватной имитационной моделью? Ответ очевиден – соответствие только что приведенным критериям модельной адекватности.

А это означает, что игровая модель должна быть:

  • референтной, т.е. иметь систему – оригинал (то, что игровая модель моделирует – предприятие, рынок, социум и т.п.);
  • релевантной, т.е. отражать сущность актуальной проблематики – актуальные проблемы архитектуры, иерархии, топики, функционального поля и т.п. системы-оригинала;
  • репрезентивной, т.е. наполнение модели должно адекватно отображать всю проблемную ситуацию системы-оригинала (ее факторы, акторов, условия, обстоятельства и т.д.);
  • валидной, т.е. проблематика системы-оригинала должна быть значимо представлена факторами и акторами модели;
  • контингентной, т.е. иметь запас устойчивости на случай непредвиденных возмущений.

К сожалению, множество практически осуществляемых игровых моделей этим критериям модельной адекватности не соответствуют. Идем дальше.

Имитационная модель – многослойна. Во-первых, создание и функционирование имитационной модели, а затем – и дальнейшее практическое использование полученных в ходе имитационного моделирования продуктов и результатов, в общем случае, предполагают осуществление всех стратегических этапов, подробно изученных в части 2. Как правило, это исследование, диагностика, организационное проектирование, стратегическое управляющее воздействие и консорт (сопровождение). Во-вторых, на каждом этапе осуществляется моделирование на соответствующих этому этапу субстратных уровнях.

Уже на первых стратегических этапах – на этапах исследования системы-оригинала и встроенных в тело исследования фрагментах системной диагностики, на экране сознания каждого исследователя и каждого диагноста формируется его собственная мыслительная модель актуальной конъюнктура системы-оригинала. К моменту начала штабной диагностики, эти мыслительные модели становятся моделями планшетными, т.е. каждый участник штаба формирует свою индивидуальную планшетную модель системы-оригинала.

Как мы знаем, штабная работа предполагает соорганизацию индивидуальных представлений и формирование общекомандной планшетной модели. Технологию командоформирования вообще мы рассматривали в части 1, а отдельно штабное командоформирование – в части 2. Таким образом, в ходе штабной постановки диагноза формируется общекомандная планшетная модель актуального состояния системы-оригинала.

Далее, когда штаб управляющей команды создает концепцию организационного проекта для данного, всегда в чем-то уникального состояния системы, он тем самым формирует общекомандную планшетную модель проектного состояния системы-оригинала и плана осуществления стратегического воздействия на нее. В итоге штаб формирует целостную общекомандную планшетную модель шага стратегического развития системы-оригинала – организационный проект управляющей команды.

Но каким способом штаб эту общекомандную планшетную модель создает? Тоже путем соответствующего моделирования. А именно, штабное игровое взаимодействие есть макетное моделированиевозможных вариантов полигонного осуществления шага стратегического развития системы-оригинала. «Фигурами» в этой макетной игре являются версии организационного проекта, а игроками – члены управляющей команды.

Затем наступает этап практического осуществления шага стратегического развития системы-оригинала. Как правило, и это тоже происходит как соответствующее моделирование.

Какое моделирование? Полигонное. Корпоративная игра, игры открытого и полуоткрытого типа, игровые и предметные семинары, стратегические сессии, воркшопы и т.п. – представляют собой полигонные моделирежимов функционирования, развития и саморазвития исходной системы деятельности.

И, наконец, консорт – управленческое сопровождение самодвижением системы после осуществленного на нее управляющего воздействия. Это – тоже моделирование? Да, конечно. Это тривиальный уровень моделирования – плацдарм.

Важный аспект.

Все указанные выше модели оказываются концептуально вложенными слоями целостной «матрешечной» системы деятельности разных управляющих субъектов из различных слоев. Так, появление индивидуальных планшетов не устраняет мыслительные модели участников штаба, напротив – именно эти мыслительные модели вначале наполняют содержанием соответствующие индивидуальные планшеты, а затем, адаптивно изменяясь в ходе штабного макетирования, приводят к игровым изменениям этих планшетов.

Точно так же, появление общекомандного организационного проекта не только не отменяет, но прямо предполагает сосуществование в формате будущей полигонной модели конкурирующих, стыкующихся, перестраивающихся и изменяющихся мыслительных и планшетных моделей, как отдельных управленцев системы-оригинала, так и их групп.

Точно так же, в ходе консорта (т.е. уже на плацдарме) все акторы действуют в соответствии со своими слоеными моделями.

И еще одно замечание – в завершение данной главы. Управляющий субъект должен быть сложнее, чем управляемый им объект, на порядок сложнее, иначе он не сможет эффективно моделировать всю концептуально вложенную конструкцию, не сможет принимать адекватные решения и будет неэффективным. Это известное положение кибернетики сохраняет свою полную актуальность и в аспекте нашего рассмотрения.

Прямой перенос.

Как мы отмечали в предыдущей главе, игра есть полигонная модель всех уровней и эшелонов системной деятельности, разворачивающейся на исходном системодеятельностном плацдарме. Разработка организационного проекта в формате штаба есть внутрикомандная игра в макетирование оргпроектируемой полигонной модели. При этом разработка индивидуальных версий организационного проекта происходит на планшетах и на экранах сознания членов управляющей команды – на штабе, и участников игры – на игровом полигоне. Последующая реализация организационного проекта есть фактический перенос исходной системодеятельностной реальности в реальность модельную. Зачем нам нужен прямой модельный перенос?

Цели прямого модельного переноса.

Целями прямого переноса системы деятельности в модель могут быть и обычно бывают:

  • управленческое осредствление, т.е. освоение через практику участия в полигонной модели, осмысленную и отрефлексированную как личный опыт, новых более эффективных знаний и умений;
  • функциональная соорганизация и командоформирование;
  • управленческое проектирование и программирование – разработка проектов, программ, планов, стратегий и т.п.

Существует принципиальная возможность моделирования любых систем деятельности. Но, от проектировщика будущей модели требуется еще в исходный момент перед началом собственно проектирования выбрать нужный ему тип модели. Это тоже критерий адекватности, но более высокого уровня. Иначе говоря, сейчас речь идет о том, что адекватность акта выбора проектировщиком типа модели должна наперед обеспечить ему (проектировщику) конструктивные возможности обеспечить адекватность модели как таковой.

И еще раз напоминаем о критериях модельной адекватности, но уже в частном случае прямого модельного переноса. Все эти критерии – референтность, релевантность, репрезентативность, валидность и контингентность, безусловно, остаются в силе.

Обратный перенос.

Но, все когда-то заканчивается, и с полигона придется вернуться на плацдарм. «Возвращаемся мы с покоренных вершин, оставляя в горах свое сердце». Возвращаясь на плацдарм, субъект управления возвращается в исходную системодеятельностную реальность уже с новыми способами и средствами. Он, субъект стал другим, новым. И в этом есть проблема. В чем же состоит эта проблема? А проблема состоит в том, что мы на полигоне изменились, а мир об этом еще не знает. Адекватность применения освоенных нами в полигонной модели новых способов и инструментов в неизменившихся, оставшихся прежними условиях и обстоятельствах отнюдь не самоочевидна.

Стандартные системодеятельностные фреймы генерируют и стандартные способы действий, стандартные форматы деятельности. А наши личные системодеятельностные фреймы за время жизни в модели изменились. И новые способы, и средства далеко не всегда адекватны прежним системодеятельностным фреймам. Мы изменились, а мир остался прежним. Вследствие этого, и возникает проблема эффективного возвращения субъекта на плацдарм в его новом состоянии.

Очевидно, что новое качество субъекта, т.е. новое качество его системы деятельности, требует или применения новых способов адекватных в прежней реальности, или применения новых способов формирования соответствующих адекватных ситуаций.

Первое условие – успешное применения новых способов в прежней реальности возможно лишь ситуативно, только в тех случаях, когда формат актуальной ситуации хоть как-то вписывается в новые системодеятельностные фреймы субъекта. Если первое условие выполнено, то деятельность может быть высокоэффективной, но выполнимость такого условия – эвентуальна (возможна при подходящем случае) и от воли субъекта не зависит.

Второе условие – применение новых способов формирования соответствующих предметно-управленческих ситуаций, напротив, является конструктивным и открывает новые перспективы процессуального управления. Ключевое основание для формирования субъектом новых ситуаций – новое качество системы деятельности самого управляющего субъекта.

Если раньше, в главе 31 мы вводили критерии адекватности модели ее системе-оригиналу, то сейчас перед нами противоположная задача – нужно задать правила, обеспечивающие практическую значимость самого моделирования для пост-модельной деятельности. Очевидно также, что эти правила должны быть адресованы разработчикам организационного проекта и учтены ими при проектировании, поскольку подготовить носителя новых навыков деятельности к условиям пост-модельной деятельности можно только в формате самой же модели.

Попробуем сформулировать правила обратного модельного переноса.

Правило 1. Организационный проект полигонной модели должен обеспечить модельную адекватность этой модели. Понятно, что это правило одинаково относится и к прямому, и к обратному модельному переносу.

Правило 2. Организационный проект полигонной модели должен предусматривать осредствление участников полигона не только новым способам и средствам деятельности, но способам и средствам ауторефлексивного различения и идентификации освоенных ими новых системодеятельностных фреймов.

Правило 3. Организационный проект полигонной модели должен предусматривать осредствление участников полигона способам и средствам различения и предметных, и всех уровней, и эшелонов управленческих ситуаций, могущих возникнуть в его пост-модельной реальности.

Правило 4. Организационный проект полигонной модели должен предусматривать осредствление участников полигона способам и средствам формирования соответствующих предметных и управленческих ситуаций в его пост-модельной реальности.

Экономика «красного» океана.

Начнем с общеизвестных положений. В основании любой, сколь угодно развитой, социально-экономической системы лежат хозяйственные акты повседневной материальной жизни людей. Неисчислимые рутинные действия, алгоритмы которых передаются по наследству из поколения в поколение, доведенные временем до автоматизма, не требуют принятия никаких управленческих решений и многое решают сами, иногда даже не затрагивая нашего сознания. Это экономика повседневности – тоже экономика, но еще дорыночная.

Рыночная экономика, экономика обмена не отменяет экономику повседневности, а вырастает из нее, выстраивается над ней. Наиболее существенной чертой доиндустриальной, но уже рыночной экономики представляется сосуществование жесткого, неподвижного и тяжеловесного механизма примитивной экономики натурального типа с локальным и ограниченным, но живым и мощным ростом первоначальной рыночной экономики и эмбрионов классического капитализма. Постепенно, очень постепенно, рыночная экономика становится связующим звеном между миром производства, где все рождается, и миром потребления, где все потребляется, т.е. уничтожается.

Точно так же, как рыночная экономика не отменяет экономику повседневности, капиталистическаяэкономика не отменяет ни экономику повседневности, ни экономику рыночного обмена. Она вырастает над экономикой рыночной в условиях, когда технико-технологический уровень развития производства позволяет получать прибавочный продукт в объемах, достаточных для регулярного инвестирования в его расширенное воспроизводство.

Мы не будем подробно останавливаться на марксистском и пост-марксистском анализе капитализма. Мы лишь отметим принципиально важный для нас факт – характерной особенностью классического капитализма является рыночная конкуренция однородных производителей, однородных продавцов, однородных покупателей и однородных потребителей. Это экономика «красного океана».

Когда кому-либо из них (производителю, продавцу, покупателю или потребителю) удается вырваться из множества ему рядоположенных субъектов рынка, он оказывается в монопольной позиции и в эксклюзивной, выигрышной позиции. К этой «над-рыночной» позиции все и стремятся, но попасть в нее трудно. Оказывается, что в конечном счете побеждают инновации.

 

Экономика «синего» океана.

Как мы только что отметили, насыщенность «красного океана» заставляет, буквально выталкивает предпринимателя-инвестора к поиску перспективных инноваций. По мере сгущения красного океана, эта интенция усиливается и постепенно степень инновационности бизнеса становится определяющим фактором его рыночной успешности. Уже сложилась и продолжает развиваться принципиально новая экономическая ситуация – и макроэкономическая, и микроэкономическая. «Когда знание в своей систематизированной форме применяется в практической переработке наличных производственных ресурсов (в виде изобретений или организационных усовершенствований), то можно сказать, что именно они (знания), а не труд есть источник стоимости» — Д. Белл.

Эффективный инноватор и его пионерские разработки становятся определяющим фактором интегрального успеха в этой новой ситуации. Уже не работник классического капиталистического предприятия определяет класс бизнеса, а создатель нового – творец. И вновь побеждают инновации. Это экономика «синего океана».

Фактически, на наших глазах складывается новая глобальная политэкономическая система. «На нашей планете возникает новый способ производства, более передовой, чем предыдущий – индустриальный. Он основывается на гибких системах производства, где знания, квалификация, творческие способности личности(выделение наше) приобретают первоочередное значение. А это, безусловно, ведет к глубочайшим изменениям во всех сферах жизни» – Элвин Тоффлер.

Действительно, если кто-то владеет землей и выращивает на ней урожай, то никто иной не может на этой же земле одновременно с ним выращивать и свой урожай тоже. Если кто-то имеет в своей собственности производственный конвейер, то этот же конвейер не может одновременно использоваться как средство производства еще и кем-то иным. А вот владение некоторой информацией совершенно не исключает возможность владение этой же информацией кем-либо иным. Но, что же тогда становится неотъемлемой и неотчуждаемой собственностью личности? Способность личности творить, осуществлять творческую деятельность.

А, это делает актуальной потребность в формировании методологии и технологии особенной деятельности – деятельности по созданию Нового.

 

Инноватика.

Инновационная деятельность. Инновационная деятельность не может быть ограничена одним лишь инноватором и его авторскими продуктами. Инновационная деятельность как система предполагает участие в этой системе деятельности, по меньшей мере, двух акторов – инноватора и инвестора.

Инноваторы и их инновации. Инвесторы и их инвестиции. Инвестор и инноватор – люди из разных контекстов реальности, люди из разных миров. Поэтому, проблема в их взаимодействии, в их связях и отношениях – проблема почти неизбежного коммуникативно-когнитивного разрыва. Эта проблема инновационной деятельности осознанна, принимаются усилия по ее преодолению. Однако все происходящее напоминает поиски наугад: венчурные фонды, инвестиционные фонды, инновационно-инвестиционные фестивали и прочие организационные формы проводятся в надежде удачно «поженить» инноватора и инвестора. Каковы основания надеяться на то, что это получится? Это неясно, четких оснований нет.

Метаморфоза.

Метаморфоза (буквально греч – преображение) и означает обретение новой формы, нового образа при сохранении глубинной внутренней сути явления. Представление о метаморфозе как об отдельном и особенном виде деятельности возникло именно в связи с нашим пониманием сущностного разрыва между инвестиционной и инновационной составляющими системы инновационной деятельности. Чуть раньше мы сказали о том, что инноваторы и инвесторы живут в разных мирах – руководствуются совершенно разными ценностными ориентирами, стремятся к совершенно разным целям и, соответственно, занимаются принципиально разными видами деятельности. Инвестор вкладывает имеющиеся у него инвестиционные ресурсы в практический бизнес и стремится максимизировать получаемую от этого бизнеса прибыль. По словам идеолога монетаризма Милтона Фридмана – «считать, что у бизнеса могут быть цели иные, чем увеличение прибыли – подрывная социальная доктрина». Но добиваться достижения этой цели инвестору приходится в условиях конкурентной борьбы с иными инвесторами – производителями аналогичных товаров и услуг. Такова жизнь в «красном океане».

Отсюда и вырастает у инвестора интерес к «голубому океану» – бесконкурентному сегменту рыночного пространства. Но, в готовом виде «голубого океана» нет – его нужно создавать собственными усилиями, и сделать это можно только на основе каких-то инновационных идей. Так неизбежно рождается интерес инвестора к инноваторам. Но инноваторов и инноваций много – как инвестору выбирать?

Со своей стороны, инноватор вкладывает имеющийся у него интеллектуальный и творческий потенциал в порождение и развитие принципиально новой идеи – инновации. Ценностные критерии инноватора – предметная адекватность и интеллектуальная новизна разработки. Конечно, инноватору хотелось бы, чтобы его идея практически осуществилась. Это принесло бы ему и материальные и социокультурные дивиденды. Но, практическое осуществление идеи – это уже не сама идея, а бизнес, финансово-хозяйственная деятельность. Ну, при чем здесь инноватор? Он этим не занимается. Не его это работа. А чья? Отсюда и вырастает интерес инноватора к инвесторам-предпринимателям, бизнесменам, топ-менеджерам. Но, дежурных инвесторов (которые всегда к Вашим услугам) не существует – за интерес инвестора и за его готовность вкладывать деньги именно в эту инновационную идею нужно бороться и не вообще бороться, а очень конкретно, за вот именно этого конкретного потенциального инвестора и за именно вот этот инновационный проект. А какого именно – этого инвестора? Инвесторов, предпринимателей, венчурных фондов и многого подобного – много. К кому из них идти, кого из них и как привлекать?

Итак, суммируем. Инвестор располагает инвестиционным ресурсом, нуждается в инновационных идеях, но не имеет четких способов найти и отобрать нужных инноваторов.  Инноватор располагает инновационным ресурсом, нуждается в инвестициях, но не имеет четких способов найти и привлечь подходящих инвесторов.

Налицо разрыв в системе деятельности «инноватор – РАЗРЫВ – инвестор».

Отсутствует среднее звено цепочки, которое бы умело:

  • разработать на основе отдельных инноваций или сочетания нескольких инноваций веер перспективных версий принципиально новых видов бизнеса – это и есть технология прямой метаморфозы в нашей концепции;
  • найти и привлечь подходящих инвесторов на основе разработанного веера новых версий бизнеса;
  • совместно с инвестором и инноватором осуществить проектирование, планирование и запуск практически работающего бизнеса.

Соответствовать таким требованиям очень сложно. Вместо этого, на рынке в огромном количестве множатся структуры – суррогаты среднего звена.

Если же мы хотим по-настоящему подойти к этой проблематике, то нужно ставить вопрос о технологии специальной деятельности, в частности, о технологии метаморфозы.  Эта часть общей технологии среднего звена является особенной и нетривиальной. Это легко понять. Из опытов Попова и Маркони и, тем более, из уравнений Максвелла напрямую никак не следуют такие бизнес-версии как радиолокация, радио, телевидение, телефон, интернет и прочее. Да, все это потенциально присутствует, но не в самой инновации, а в возможных путях ее практического применения. Но, вскрытие этих возможностей и их практическая реализация – это иная, особенная и нетривиальная работа.

Фактически, метаморфоза представляет собой второй этап инновационной деятельности – изобретение второго рода, поскольку порождение версий пионерского, ранее небывалого бизнеса есть такой же творческий акт, как и создание инновационной идеи, на основе которой эта версия строится. Именно этот, очевидный с нашей точки зрения, факт не освоен в достаточной степени и, главное, деятельность метаморфозы социально не институирована.

А это особая профессия, требующая совершенно особых знаний и умений. Действительно, как – каким способом, взяв в руки нечто ранее невиданное, разработать на основе этого невиданного бизнес новых товаров и услуг, удовлетворяющих все более высокие потребности людей? Причем, чаще всего, на этом этапе сама возможность удовлетворения этой потребности широким кругом людей еще не осознается.

Но это – прямая метаморфоза. А можно говорить и о метаморфозе обратной.  Что, если исходная ситуация обратная – есть идея нового бизнеса, и нет предметных инноваций, на основе которых эту идею можно осуществить. В этом случае, приходится проделать обратную работу – организовать и управляемым образом осуществить «обратную метаморфозу» – переход от идеи инновационного бизнеса к разработке обеспечивающей эту идею предметной инновации.

Эвристика.

И в первом, и во втором случае, нам придется заниматься деятельностью по созданию чего-то Нового, по созданию чего-то ранее не существовавшего и не существующего сейчас. Откуда это Новое взять? Его нужно создать, сотворить. Понятно, что для этого необходима соответствующая деятельность? Что же это за деятельность?  Очевидно, что это – творческая деятельность. Можно ли говорить о творчестве как о системной деятельности? Можно ли творческой деятельностью управлять? Если – можно, то – как? Нужны принципы, нужна технология, нужен инструментарий.

Итак, актуальна проблематика – проблематика разработки и методологии, и построенной на ее основе технологии управления творческой деятельностью, деятельностью по созданию Нового. Осознается ли эта проблема? Да, безусловно. Разработаны многочисленные техники и методики – мозговой штурм, синектика, ТРИЗ (АРИЗ), морфологический ящик Цвикки и еще многие десятки аналогичных технико-технологических моделей.  На наш взгляд, успешность применения любой из этих моделей определяется личным мастерством и даже – искусством конкретного пользователя. Считается, что так и должно быть – речь ведь идет о творчестве. Но нас такое положение дел не устраивает, и мы, опираясь на применяемый нами подход, намерены сформулировать методологические основы эвристики, понимая в дальнейшем под этим термином деятельность по управлению творчеством.  Этим мы в дальнейшем и займемся.

Итак, мы поставили перед собой задачу сформулировать методологические основы эвристики – деятельности, состоящей в управлении творчеством. Более того, мы хотим, опираясь на эти принципы, сформировать и технологические основы такого управления. Как это сделать?

Постановка проблемы.

Итак, есть необходимость сотворить новые способы и новые средства понимания.  Именно – Новые. Новое и его создание. Что такое – Новое? О чем это? Нового ни в чем уже существующем нет и быть не может!  Его нет ни вообще – актуально, ни в каждой конкретной данности – фактуально. Новое – не актуально, и не фактуально, оно – потенциально. Новое существует только в возможности состояться – быть актуализированным. Так как же его создать – Новое?

Суть проблемы – нужны принципы, способы и средства создания новых (еще не существующих) принципов, способов и средств.

Ранее, в главе 29 мы рассматривали мышление как системную деятельность, а в главе 30управление этой деятельностью. Вспоминаем системные процессы и процессуальные состояния мыслительной деятельности и вновь фиксируем место творческой деятельности в триаде процессуальных состояний мыслительной деятельности. Там мы отметили, что творчество по своей природе есть процессуальное подсостояние творения нового концепта. Можно ли рассматривать творчество как специальную деятельность и, соответственно, подходить к этой деятельности с критериальными требованиями системности? Ведь в общем случае процессуальные состояния целостными системами деятельности не являются. Поэтому, сделанное нами предположение о том, что творчество есть особенная, специальная системная деятельность – деятельность по созданию Нового, есть именно предположение. На чем это предположение базируется?

Вспомним, что полное процессуальное состояние действования есть на первой стадии – творение концепта, а на второй стадии – собственно понимание как живое действие. Таким образом, понимание всегда связано с творческой составляющей, с творческой деятельностью. Кроме того, понимание как концептуальное моделирование всегда относится не к объектам и не к предметам, а к явлениям культуры, которые несомненно имеют семиотическую природу. Сама связка «творческий акт – живое понимание», само наличие этой связки в системе мыслительной деятельности, указывает на фундаментальную проблемность ситуации, с которой сталкивается мышление именно как деятельность управления собой в мире, Создание концепта и развертывание на этой основе концепции – способ снятии этой фундаментальной проблемы.

Мы полагаем, что наше предположение о деятельностной природе творчества – конструктивно, и будем в дальнейшем на это предположение опираться при построении требуемых методологических и технологических оснований.

Творчество как системная деятельность.

Вследствие сделанного нами предположения, мы рассматриваем творчество как особенную системную деятельность, как деятельность по созданию Нового. Тогда, применим к этой деятельности как таковой разработанный нами аппарат изучения.

Общая схема творчества как системной деятельности. Субъект творческой деятельности – личность в процессуальном состоянии творческого действия; Творец, здесь и сейчас созидающий нечто Новое, ранее не существовавшее и несуществующее сейчас. Создаст ли де-факто Творец свое творение?  Это никогда заранее неизвестно.

Мотив творческой деятельности – потребность управляющего субъекта в создании концептуальной модели, отсутствие которой делает неэффективной его деятельность на уровнях чистого и общесистемного управления.

Целевое состояние творческой деятельности – наличие нового концепта, конструктивный потенциал которого обеспечил бы пространство возможностей для создания на его основе востребованной концептуальной модели. Много нераскрытых терминов – конструктивный потенциал, пространство возможностей. О чем это? Дальше будем разбираться, нераскрытого еще много.

Объект творческой деятельности. На что такое нужно воздействовать, чтобы это изменить в соответствии со своими целями? Это – тезаурус актуально наличествующих (у данного субъекта – в частности, и в данной социокультуре – в целом), концепций и соответствующих концептов.

Предмет творческой деятельности. Какой фрагмент объекта следует включить в схему творческой деятельности для точной адресации изменяющих объект воздействий?  Ответ, на первый взгляд странный, почти абсурдный, предмет творческой деятельности – отсутствующий концепт. Концептуальная «дырка» как предмет деятельности? Да, это так. Такая это деятельность – творческая. По самой сути этой деятельности приходится воздействовать на отсутствующее, несуществующее, чтобы создать новое существование.

Как? Это о способах. А вот способы творческой деятельности пока еще неизвестны. Пока. Их разработке будет посвящена глава 38. И инструментарий творческой деятельности пока еще неизвестен. Его разработке будет посвящена глава 39.

Продукт творческой деятельности – созданное Творцом нечто Новое, его (Творца) творение. Творение, возникнув в некоторой реальности, тем самым эту реальность необратимо изменило – прежней она уже не станет. Открыв Америку – попробуйте ее закрыть!

Результат творческой деятельности – Творец, ставший Автором, фактическим демиургом – создателем им же созданного Нового. Личность, совершившая творческий акт, уже никогда не станет прежней, преобразование самого себя – необратимо. Научившись плавать – попробуйте разучиться!

Управление творческими процессами.

Возможно ли в принципе системное управление творческой деятельностью как объектом управления? Это – проблема. Управление творческими процессами – как это следует понимать? Можно ли и нужно ли говорить о системных процессах творческой деятельности? Можно ли говорить об управленческом проектировании и программировании творческой деятельности?

Поскольку мы предположили, что творчество – системная деятельности, а именно — деятельность по порождению новых концептов, то ее сущностной основой, субстратом должно быть семиотическое моделирование. Но как новые концепты порождать? И как управлять деятельностью по их порождению? Пока это тайна. Ее и нужно раскрыть. Главы 38, 39 и 40 этому и будут посвящены.

Как мы многократно видели, реальность коллективной системной деятельности и архитектоника стратегического управления этой деятельностью являются многоуровневыми, эшелонированными и многослойными – гетерархированными. И знакотканная реальность не существует сама по себе. Семиотическая концепция всегда – лишь часть общей архитектуры некоторой системной деятельности. Семиотическая концепция – используемый субъектом модельный инструмент процессуального управления. Из триады процессуальных состояний мыслительной деятельности прямо следует, что сама потребность в создании семиотической концепции возникает тогда и только тогда, когда есть состояние проблематизации, т.е. именно тогда, когда для субъекта стали актуальными трудности в схватывании сложившегося положения как целостности. Свершившееся понимание есть фактическое создание концептуальной модели, есть схватывание целостности и, тем самым – модельного присвоения субъектом некоторого фрагмента мирового процесса.

Гомология.

Гомология (буквально греч – учение о подобном). Гомология изучает подобное в разном. Иначе говоря, при переходе от одной системы к системе иной, и не просто иной, а системе совершенно другой природы может существовать нечто все же сохраняющееся – некие инварианты. Инвариант (буквально лат – нечто неизменяющееся). Инвариантность может относиться:

  • к субстрату – разные системы состоят из одного и того же «материала»;
  • к структуре – разные системы состоят из разных субстратов, но устроены в чем-то одинаково;
  • к функции – разные системы состоят из разных субстратов, устроены по-разному, но ведут себя в чем-то одинаково;

«Идея инвариантов – ключ к рациональному познанию реальности» – Макс Борн.

Идея гомологии пронизывает все области знания и все сферы понимания. Математика – высшая алгебра и топология: концепции многообразий, морфизмов, функторов, категорий и т.п. Химия – концепция гомологических рядов органических соединений. Мы, наверное, помним еще со школы: метан, этан, пропан, бутан и т.д.; метил, этил, пропил, бутил и т.д.; метилен, этилен, пропилен, бутилен и т.д. Биология – концепция гомологических рядов Николая Вавилова в ботанике. Все это гомологические ряды.

И перечень сфер их применения открыт: экономика, социология, психология, юриспруденция и т.д.

Гомологическая гипотеза.

Разум, понимаемый как деятельность разумения, понимания как действования по схватыванию целостности.  Но, до акта понимания, до акта создания модели целостности, такой модели еще нет. Это очевидно, даже банально. Каким образом ее создать? Ведь нужно создать то, чего нет – создать Новое. Откуда это Новое взять и как это сделать? Нужен концептуальный скачок. А как его совершить, каким способом? Накапливать эмпирические данные? Но их ведь все равно придется осмыслить, т.е. – концептуализировать. Собирать факты? Как известно, факт концептуально нагружен. Иначе говоря, без концептуализации факта нет, есть просто эмпирика. Во всех этих случаях, нужна концепция, само создание которой – наша цель. Замкнутый круг. Достаточно очевидно, что никакое накопление не приводит и не может привести к формированию синтетического суждения – самой сущности концептуального скачка.

При создании Нового синтез и процессуальность должны преобладать над рассудочным анализом данности, над презентизмом и континуальностью.

Скачок есть скачок, разрыв непрерывности, прыжок через бездну, через Ничто.

Но где взять основания для такого концептуального скачка?

Традиционный ответ – стремись, и придет мистическое озарение, и все темное станет светлым, а все непонятное – понятным.  Ясно, что такой ответ нас устроить никак не может. Нам нужно нечто совсем другое. Что – другое? Нам нужно понимание – понимание того, как следует эффективно понимать.

Очевидно, что глубже актов сознательной деятельности лежат досознательные и дорефлексивные основания и пути схватывания целого. Откуда они берутся? Где в окружающем нас мире их найти?  Их там нет! Вне творящей личности таких оснований нет. Взять их можно только из себя. Где же они там обитают?

Дорефлексивные пути схватывания целого фундируются на уникальной личной истории, осмысленной как личностный опыт принятия свободных решений – актов свободного выбора (см. часть 2). Личность в каждый момент своего существования есть результат всех этих ранее совершенных актов свободного выбора.

Даже актов выбора самой личностью неосознанных и неосмысленных. А что есть продукт этой уникальной личной истории? Ее продукт – стандартные системодеятельностные фреймы, освоенные как навык и, на определенном уровне сложности системы – осознанные и когнитивно закрепленные.

Как мы уже выше отмечали, такой системодеятельностный фрейм является освоенной и привычной для субъекта моделью его системы деятельности. И, как мы тоже ранее уже отмечали, первоисточником порождения новых концептов является уникальный внутренний мир их автора, будущего создателя новой концепции, потенциального демиурга нового мира, а именно – личностный системодеятельностный контекст данного субъекта.

Этот личностный системодеятельностный контекст формируется из различения и выделения субъектом отдельных системодеятельностных реалий различных систем его деятельности, проживаемых им в личной судьбе. Что они собой представляют, эти различаемые и выделяемые субъектом процессуального управления отдельные системодеятельностные реалии?

Мы полагаем, что продукты указанного выделения и различения – классы функционально однородных референтов системы деятельности субъекта.

В системах деятельности низкой степени сложности каждому такому классу референтов соответствует неосознаваемый стандартный системодеятельностный фрейм, семиотическим ядром которого является сигнал. В системах деятельности более высокой степени сложности, но все еще дорефлексивных, такому классу соответствует образ. В системах деятельности высокой степени сложности, обладающих рефлексивным контуром самоуправления, такому классу соответствует собственно знак.

В системах творческой деятельности такому классу соответствует символ. Это очень важный факт для дальнейшего.

Мы не собираемся здесь предметно обсуждать проблематику универсальной алгебры и, тем более, алгебры категорий. Но, соответствующий круг идей нам нужен будет для дальнейшего продвижения, и мы его используем.

Морфизмы.

Буквально, морфизм – отображение формы. В науке (в математике в первую очередь) морфизмы рассматриваются как отображения (полные или частичные) принципа общего устройства (морфологии), происходящие в результате осуществления специальной операции переноса. То есть, морфизмы – это специальные операции, при осуществлении которых происходит перенос некоторых общих свойств устройства исходного системного конструкта на иной системный конструкт. В целях же нашего продвижения, мы будем смотреть на морфизмы в аспекте связки «субстрат – функция – структура».

Особый интерес и в фундаментальной математике, и в ее многочисленных приложениях представляют морфологические инварианты, т.е. те конкретные морфологические свойства, которые после осуществления преобразующей операции – морфизма, сохраняются.

Мы еще в части 1 обсуждали эту тематику, но сейчас разговор будет значительно более глубоким. Теперь нам будут интересны такие морфизмы – гомоморфизмы, которые при произвольном преобразовании и субстрата, и функции исходной системы, сохраняют общий принцип ее внутреннего структурирования – ее морфологию. Если при этом сохраняется не только общий принцип устройства, но и все элементы структуры, гомоморфизм становится изоморфизмом.

Для наших целей такое точное структурное соответствие и не обязательно, и трудноосуществимо. Нам будет вполне достаточно условия гомоморфности. Если же одновременно с этим в качестве исходной системы мы будем рассматривать некоторую концептуальную модель, то получим возможность изучать и гомологию моделей.

Как мы уже писали в начале этой главы, гомология – изучение подобного в разном. Таким образом, говоря о гомологии моделей, мы рассматриваем подобие в принципах устройства совершенно различных моделей. Моделей совершенно различных, и субстратно, и функционально. Наконец, сформулируем гипотезу о глубинном механизме порождения новых концептов.

Гомологическая гипотеза.

Мы полагаем, что новые концепты возникают в творческом акте как продукт гомоморфного переноса принципа общего устройства с уже существующего в системодеятельностном контексте личности фрейма на еще непонятый фрагмент реальности. Мы полагаем, что именно таким образом закрывается «дыра», о которой мы говорили выше.

Но, как возникают сами системодеятельностные фреймы? Мы полагаем, что новые системодеятельностные фреймы возникают на этологическом уровне как продукты естественного отбора из множества возможных моделей адаптивного поведения. Это процесс – естественный, глубочайший, проходящий на уровне основ биологической эволюции.

Примечание.  Этологический уровень. Этология (от греч этос – обычай, обычное поведение) – наука, изучающая поведение животных в обычных, естественных условиях их существования.  В более широком аспекте, этология изучает тот уровень поведения живых существ, который обусловлен их инстинктами, безусловными рефлексами и т.п.

Мы сформулировали гипотетический методологический принцип управления творческой деятельностью, и заложили основы соответствующей технологии. Но этого недостаточно. Нужна еще технико-технологическая проработка – разработка конкретных способов, приемов и инструментария такого управления.

Итак, для полноценной разработки искомого метода – метода управления творческой деятельностью, нам, кроме собственно методологических и основанных на них технологических оснований, нужно сконструировать еще и соответствующий инструментарий. Всем этим мы и займемся в данной главе. И сейчас поговорим об именах, тропах и символах.

Имена и именование.

Почему – об именах? Потому что акт установления субъектом соответствия межу классом функционально однородных референтов системы деятельности и знаком есть акт присвоения субъектом данному классу имени, т.е. его (класса) именование. Итак, имя – знак различенного и выделенного класса функционально однородных референтов системы деятельности. Таким образом, в цепочке «ряд классов функционально однородных референтов системы деятельности – обозначение каждого различенного и выделенного класса отдельным знаком» выделяется еще одно, промежуточное, звено; осознание, осмысление и превращение в концептвыделенного класса в ходе включения его в систему практической деятельности. Можно сформулировать и наоборот: знак – имя класса. Класс – референт знака.

Символы.

Вновь возвращаемся к обсуждению концепции и концепта, и вспоминаем соответствующие главы 32 и 33.  Мы там говорили о том, что возможны различные семантические основания для формирования концепта. Концепт может быть создан на основе и сигнала, и образа, и глифа, и символа.

Для нас особый интерес представляет символьный концепт. Символ – совершенно особое основание формирования концепта. Почему? Если знак вообще – имя класса функционально однородных референтов системы деятельности (классовое имя), то, чем в общем случае могут быть эти образующие класс референты? Не могут ли они сами (классы референтов) быть референтами – классами классовых имен? Могут. Это – символы.

Символ есть имя класса классовых имен.

Такое определение символа выявляет его сущностную многозначность. Действительно, если референтом символа является целый класс классовых имен, то денотатом символа является выделенное множество знаков. Таким образом, символ формирует самим фактом своего возникновения поле возможностей его (символа) знаковой и референтной интерпретации.

С нашей точки зрения, символ как таковой есть принцип моделирования, и выделяет на определенную модель, а целый класс возможных моделей.

Вследствие этого, и символьный концепт не определяет (как концепт знаковый). какую-либо конкретную концептуальную модель.

Символьный концепт есть принцип конструирования концептуальных моделей выделенного символом класса.

Но, если концептуальная «дыра» все же существует?  Значит, недостаточно выделять и фиксировать существующее положение – нужно его изменить.

Необходима некоторая неклассическая процедура, осуществление которой позволило бы изменить исходный символ, а значит – изменить построенный на его основе концепт, и значит – создать развернутую на уже на этой основе недостающую концепцию.

Модификация символа.

Поле для такой возможности, т.е. для собственно управляемой творческой деятельности открывает возможность модификации символа. Модификация – лат преобразование, характеризующееся появлением новых свойств. Что это значит – модификация символа? Основание для возможной модификации символа как раз и состоит в его неоднозначности. Если денотат символа – множество знаков, то ведь множество можно подвергнуть некоторому нужному нам морфизму, т.е. – преобразовать это множество, сохранив его базовую идентификацию. Осуществив это преобразование, денотирующее символ множества знаков, мы, тем самым, произведем и модификацию самого символа. При этом сам символ как семиотическая единица сохранится, но его «знакосодержание» станет иным.  Под знакосодержанием мы в этом контексте понимаем совокупность всех знаков, соответствующих данному символу.

С нашей точки зрения, именно возможность модификации символа открывает принципиальную перспективу управления творческой деятельностью. В главе 37 мы писали о том, что предметом творческой деятельности является концептуальная дыра – пробел в тезаурусе наличных концептов; пробел, не позволяющий сконструировать инструментально адекватную концепцию. И несколько ниже в той же главе 37 мы писали о пока еще непонятных – способе и инструментарии деятельности по созданию новых концептов. Только сейчас все несколько проясняется.

Итак, о способе. Искомый способ состоит в том, чтобы:

  • зафиксировать актуальное отсутствие адекватной концептуальной модели, адекватной именно как инструмента управления и самоуправления на уровне чистого управления;
  • локализовать концептуальную дыру – пробел в тезаурусе наличных концептов как фактическое исходное состояние для инициирования творческой деятельности;
  • найти в тезаурусе наличных концептов актуально наличные символьные концепты, допускающие осуществление процедуры морфизма;
  • осуществить возможные морфизмы, модифицирующие исходный символьный концепт так, чтобы одна из модификаций породила новое, расширенное, знакосодержание символьного концепта, перекрывающее актуальный концептуальный пробел.

Это так, однако сохраняется все еще не проясненной проблема техники и инструментария. С помощью чего, пользуясь какими инструментами, опираясь на какую технику оперирования этим инструментарием можно успешно осуществить требуемый перенос?  Об этом дальше говорим в этой главе.

И теперь говорим о технике – об инструментах и о приемах оперирования ими. И вновь наша тема – имена и именование, но уже на новом уровне обсуждения. Тропы.  Троп (греч – поворот, оборот речи). Понятие «троп» относится к стилистике речи, а позднее было отнесено и к стилистике писаных текстов (дискурсов). Это понятие возникло в недрах античной риторической традиции (Филодем, Цицерон, Гермоген).

Наиболее емкое определение тропа дал когда-то один из крупнейших представителей христианской патристики Квинтилиан: «Троп есть такое изменение собственного значения слова или словесного оборота в другое слово или словесный оборот, при котором происходит обогащение значения». Тропов много – метафора, метонимия, эпитет, гипербола, литота, оксюморон, перифраза и т.д.

Определим основные для нас тропы.

Метафора (греч – перенос). Под метафорой мы понимаем перенос некоторого свойства объектов одного (исходного) класса объектов на объекты другого класса.  Применение метафоры как инструмента позволяет гипотетически перенести это свойство на объекты, к которым это свойство ранее не относилось.

Метонимия (греч – переименование). Под метонимией мы понимаем перенос имени с одного (исходного) класса объектов на класс других объектов. Применение метонимии как инструмента позволяет гипотетически перенести все свойства исходного класса на новый класс.

Метафорика.

Для удобства и краткости дальнейшего изложения, мы будем далее сокращенно говорить «метафорика», понимая под этим термином описание и метафоры, и метонимии.  Итак, даже самая простая метафора представляет собой перенос имени с одного класса на другой.  Понимаемая таким образом метафора лежит в самом основании нашего разумения, и является фундаментальным принципом работы человеческого мозга.

Именно метафорический перенос позволяет переходить от чувственного восприятия – к рациональному, от явления – к сущности. Именно метафорический перенос перебрасывает мост через Ничто, мост от известного – к неизвестному.

Именно он (метафорический перенос) на довербальном уровне подсказывает новые гомологии. Ведь в концепте присутствует не только исходный объем значений, определяемый денотацией и коннотацией ядерного знака, но и интуитивное «содержание», находящееся на периферии сознания или вообще на досознательном уровне.  Это относится к знакам вообще, а к символам – в особенности.

Таким образом, эвристическая функция метафоры и метонимии в значительной мере проявляется в том, что они позволяют обнаружить это интуитивное содержание, вывести его на экран сознания и преобразовать в новый концепт.

Более подробному рассмотрению природы метафоры и метонимии посвящена следующая глава.

Помню, Иосиф Бродский высказывался следующим образом:
«Ирония есть нисходящая метафора».
Я удивился: «Что значит — нисходящая метафора?»
Объясняю, сказал Иосиф, вот послушайте:

«Ее глаза как бирюза» это восходящая метафора.

А «ее глаза как тормоза» это нисходящая метафора»

С. Довлатов «Записные книжки»

«И наконец, что является даже более важным,

это сама способность метафоры превращать незнакомую

действительность в знакомую: метафора всегда

предоставляет нам возможность

рассматривать менее известную

систему в терминах системы более известной.

Проникновение в истину — сущность метафоры».

Ф.Р. Анкерсмит «Введение.

Трансцендентализм: и взлет и падение метафоры»

Метафора – инструмент управленческой деятельности. Надо сказать, что эта фраза уже является метафорой, поскольку саму метафору мы пытаемся представить в качестве некоторого инструмента, чего-то того, что выполняет вспомогательную функцию для управленца, дополняет его арсенал управленческих инструментов и орудий.

Как уже отмечалось выше, метафорика (метафора и метонимия) предлагается к использованию в качестве инструментария для модификации символа, которая, в свою очередь, необходима в процессах управления творческой деятельностью, для поиска и создания новых концептов, которые дадут возможность вам различать и понимать больше, а значит управлять большим, поскольку управлять можно лишь тем, что в состоянии различить и понять.

Эпиграф к данной главе хорошо иллюстрирует (в юмористическом стиле) пример использования метафоры как инструмента в творческой деятельности. Яркие примеры использования метафор и метонимий можно отчетливо проследить в художественных произведениях мастеров литературного слога, которые могут дать читателю этих строк мощный ресурс для черпания творческого воображения в процессах конструирования собственных метафор и метонимий.

Несомненно, в литературе разных жанров, написанной на разных языках (замечание о языках имеет отдельное значение, поскольку то, что можно выразить на одном языке, одним символом или точнее иероглифом китайского языка, практически невозможно передать, пользуясь словарем другого языка. Это хорошо было отмечено в работе X. Ортега-и-Гассет «Две великие метафоры» – здесь вы сможете найти множество удачных метафор и метонимий, но всё же, мы настоятельно рекомендуем создавать свои, поскольку ваш индивидуальный, уникальный в силу своей индивидуальности, опыт жизни формирует именно ваш словарь метафор и метонимий, который раскрывается полноценно только перед вами.

Таким образом, ваш личный словарь метафор и метонимий, которыми вы оперируете в процессе различения, описания и объяснения окружающей вас действительности и управленческой деятельности, напоминает оружие, которое работает только по вашим отпечаткам пальцев.

Приведем один из примеров таких метафор, использованных далеко не в художественной литературе, но засевшей в сознании множества людей, даже тех, кто не читал источник, хранящий метафору и возможно, даже не знает автора этой метафоры.

Нассим Талеб, написав своё произведение «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости», дал мощную метафору для непредсказуемых, неопределяемых заранее событий, имеющих разрушительные и тяжело преодолеваемые последствия. Эта метафора была активно подхвачена огромным количеством людей, в том числе представляющих управленческую касту. Теперь, даже если вы не знаете, кто такой Нассим Талеб, не читали ни единого его произведения и не занимаетесь управленческой деятельностью вы однозначно слышали подобное словосочетание – «Черный лебедь», и если не каждый второй, то каждый третий человек даст вам свою, приближенную к оригиналу, интерпретацию этой метафоры.

Ни у кого же не возникает при этом и мысли, что автор в действительности подразумевал реально существующих черных лебедей, которые и являются этими непредсказуемыми событиями. Нет, содержание знака «Черный лебедь» не имеет в качестве денотата реально существующего лебедя, в качестве денотата используется ряд смысловых комбинаций, которые носят эвокативный (evocate англ. – взывать) характер, т.е. пробуждают в сознании адресата определенные реакции и образы относящиеся, как правило, к общему знанию (common knowledge), которое не поддаётся сомнению и проблематизации, а значит представляется бесспорным для человека. И к тому же, черные лебеди весьма милые птицы, которые скорее всего и не подозревают в каком смысле их название употребляется.

Если обратиться к истокам этой метафоры, то можно проследить некоторые её корни. Наверняка каждый из читающих эти строки слышал такое выражение – «Все лебеди белые». Это одно из утверждений, населявших учебники логики и еще некоторых учебных дисциплин, дающее читателю возможность понять природу обобщающих индуктивных утверждений (см. работы Т. Гоббса, Д. Юма и К. Поппера).

Как показывает история орнитологических исследований, утверждение о том, что все лебеди – белые уместно было до конца 17 века, когда были обнаружены черные лебеди. Таким образом, в одночасье было опровергнуто это обобщающее суждение и исключение в виде черных лебедей, невольно стало маркером крайне редких и необычных явлений, которые в состоянии перевернуть устоявшиеся представления.

На примерах множества метафор можно попытаться проследить истоки их формирования и понять механику процесса формирования метафор и метонимий. Книга Дж. Лакоффа и М. Джонсона «Метафоры, которыми мы живем» даст представление о типах метафор и некоторых их примерах на весьма доступном языке.

Так что же даёт нам использование подобных метафор? Неужели они просто являются данью поэтичности? Мы, и не только мы, полагаем, что нет. Метафорика является тем инструментом, который дает нам возможность посмотреть на пока еще не различаемую область феноменов (явлений), сфокусироваться и увидеть среди этих феноменов нечто новое, ранее не различаемое. Как было упомянуто в эпиграфе, метафора позволяет сделать неизвестное известным. Метафора позволяет нам отнестись к неразличимому так, как если бы мы его различали. Задать вопрос самому себе: а что если посмотреть на это явление или событие как на …; что будет, если мы, допустим, посмотрим на некоторое сообщество сквозь метафору игры, что это нам даст?

Начнем ли мы различать, например, в этом сообществе нечто новое, что там до сих пор нами не различалось, например, какие-то устоявшиеся роли людей, связи и отношения между этими люди, увидим ли мы среди этих людей акторов (действующих лиц) и массовку, насколько значимым или незначимым для нас станет контекст существования этого сообщества, сможем ли мы типизировать системы деятельности акторов, возможно, нам даже удастся сравнить жизнь конкретного исследуемого сообщества с существующим художественным произведением и т.д.

Но метафора игры может быть разной. Представьте себе взаимоотношения конкурирующих субъектов рынка в метафоре шахматной игры и вся драматургия, присущая художественным произведениям исчезнет, но для нас откроется новый ресурс для описания субъектов и их взаимоотношений.

В процессе исследования метафоры М. Блэк так описывает свое понимание метафоры: «Предположим, что я смотрю на ночное небо через закопченное стекло, на котором в некоторых местах прорисованы чистые линии. Тогда я буду видеть только те звезды, которые лежат на этих линиях, а картину звездного неба можно будет рассматривать как организованную системой этих линий. Нельзя ли считать метафору таким же стеклом, а систему общепринятых ассоциаций фокусного слова — сетью прочерченных линий?». С нашей точки зрения, это весьма удачная метафора метафоры, которая, к тому же, еще и даёт возможность понять, что инструментальная сущность метафоры и метонимии состоит в расширении оптической способности человека. Однако, оптическая способность и тут представлена в виде метафоры. Речь идет об оптической способности вашего сознания, которое есть опыт различения всё нового и нового в этом неоднозначном мире.

Метонимия, как отмечалось выше, есть перенос имени с одного объекта на другой объект. Метонимию следует отличать от метафоры. Если метафора, по сути, дает возможность представить одно явление, феномен, объект, ситуацию в терминах другого, т.е. описать его и, следовательно, объяснить иначе, то метонимия производит более жесткую операцию атрибуции релевантности (придание значимости) отдельной части целого, выделение сущностного свойства, функции этого целого, такого, которое позволяет нам, с некоторой долей относительности, пренебречь всеми остальными свойствами, функциями. Частным случаем метонимии является синекдоха.

Вот некоторые примеры метонимии и синекдохи, которые могут помочь увидеть их применение в повседневной речи: «Нашей команде нужна свежая кровь» – таким образом под словом «кровь» подразумевается не биологический материал, а новые люди, которые оживят команду; «Кто видел сегодня нашего продажника?» – таким образом выделенная функция даёт представление о конкретном субъекте, при этом мы с легкостью пренебрегаем всеми остальными его свойствами постольку, поскольку они не существенны для нас сейчас. Выделение значимого аспекта в анализируемом объекте и есть его метонимическое представление, с тем лишь отличием, что сейчас мы предлагаем использовать метонимию как инструмент для выявления новых свойств и функций объекта, которые не очевидны.

Пример со «свежей кровью» в команде подспудно содержит в себе неявную метафору команды как живого организма и это в свою очередь позволяет также понять, чего может не хватать вашей команде, творческих людей или холодного аналитического расчета.

Как показывают приведенные примеры, метафора способна быть инструментом, порождающим концепт, но это не всё. Использование определенной метафоры для конкретного явления, события и т.д. вынуждает нас следовать, скрытому за этой метафорой, языку описания этого явления и события. Такой язык описания, еще до нашего с ним контакта, содержит в себе некоторые базовые аксиоматические полагания, которые мы обязаны осознавать, поскольку любой язык описания — это не только некоторая свобода и новый взгляд на объект, но ограничения, которые необходимо осознавать. Осознание границ языка описания объекта обязательно постольку, поскольку если вы их не различаете, есть риск впадения в заблуждение о всемогуществе используемой метафоры и языка ей навязанного. Тут надо помнить, что любой язык, который в состоянии описать все, что угодно, на самом деле ничего не описывает.

Есть множество сильных метафор, некоторые из которых мы уже упомянули, такие как метафора игры, которая также может быть разной, метафора театра, метафора системы, метафора живого организма. Все эти метафоры дают огромный и мощный ресурс для описания и, следовательно, для дальнейшей концептуализации объекта, но даже эти сильные метафоры не всемогущи и это надо понимать, дабы не впасть в заблуждение о всесильности созданной вами концептуализации объекта на основе, например, метафоры команды как живого организма, который имеет свою физиологию, механику, который имеет своё здоровое состояние и перечень болезней, и т.д.

Подведем некоторые итоги нашего продвижения.

Технологически востребованный для модификации символа инструментарий – тропы, в первую очередь – метафора и метонимия. Завершающий такт приведенной выше технологии управления творческой деятельностью – осуществление возможных морфизмов, модифицирующих исходный символьный концепт, осуществляется через метафорическое перекодирование.

Майевтика (греч – акушерство, повивальное искусство). Майевтика – приписываемый Сократу метод ведения диалектического диалога, построенный на последовательности продвигающих вопросов. Термин употребляется Платоном в нескольких сократических диалогах («Пир», «Парменид»). Термин именно приписывается Сократу, поскольку Сократ сам ничего не писал, и мы знаем о его методе от Платона.

Для тех, кто с основами майевтики не знаком, коротко этот метод опишем. Есть персонаж продвигающий и есть персонаж продвигаемый. Цель продвигающего персонажа состоит в том, чтобы продвигаемый сам породил свою собственную идею в аспекте обсуждаемой проблематики.

Способ достижения этой цели – продвигающий персонаж таким образом задает продвигаемому персонажу такие вопросы, чтобы продвигаемый, стремясь найти свои ответы на эти логические связанные вопросы, осуществлял бы тем самым свой мыслительный процесс, продуктом которого станет идея (концепт). Иногда этот метод называют конструктивно-логическим (например, А.Ф.Лосев).

Так или иначе, речь идет о некотором, специальным образом организованном и целеустремленно управляемом, общении (сократическом диалоге). Но мы уже знаем, что мышление, мыслительная деятельность по своей природе, представляет собой особый уровень моделирования реального диалога. Нельзя ли тогда говорить о рефлексивной майевтике? Считаем, что можно. Вот об этом и поговорим.

В нашей концепции рефлексивная майевтика – стратегическое управление режимом собственного мыслительного продвижения.

 

Стратегическое управление режимом мыслительного продвижения.

Как мы помним из части 2 позиция стратегического управляющего по своей природе предполагает его выход в мета-позицию к управляемому процессу как целому. Но, в данном случае, это целое – мыслительная деятельность, в первую очередь – моя собственная. Можно ли применить и в этом случае аппарат, развитый в частях 1 и 2?  Попробуем это сделать.

Планируя операцию, обеспечивающую очередной шаг мыслительного продвижения, мы пытаемся учесть все актуальные условия и обстоятельства осуществления мыслительной деятельности, просчитать последствия планируемых нами изменений этих условий и обстоятельств, спроектировать состояние нового понимания и его когнитивные продукты, ориентируясь при этом на практические последствия всех этих изменений на уровне чистого управления.

Но учесть наперед все невозможно – жизнь всегда больше наших представлений о ней. Мы об этом уже говорили в части 1. Совершая очередную операцию продвижения, мы по факту получаем не то состояние мыслительной деятельности, которое проектировали как целевое. Всякое развитие – путь в неизвестное.  Мыслительное продвижение – тем более. Это путь к неизвестному самому себе. А потому, этот путь насквозь пронизан творческими актами, от порождения концепта – порождению концептуальной модели и ее последующему практическому применению.

Как и ранее, нам необходим направляющий принцип. В нашей концепции общая динамика управления режимом развития мыслительной деятельности должна определяться неким принципом, аналогичным принципу оптимальности. Попробуем сформулировать и описать его.

 

Алгоритм оптимального управления собственной мыслительной деятельностью.

Первый такт. Исследуем актуальную ситуацию, сложившуюся на уровне чистого управления. Выявляем, локализуем и формулируем проявления актуальной проблемы уровня чистого управления – коммуникативного разрыва. При этом определяем и фиксируем как данность фактически применяемые нами способы и средства управления коммуникативным взаимодействием.

Второй такт. Ставим системный диагноз собственному способу коммуницирования на уровне чистого управления и, что еще важнее, способу управления этим процессом в эшелоне мыслительной деятельности. А это означает – фиксируем неадекватность фактически применяемых нами способов и средств управления коммуникативным взаимодействием. Самоопределяемся – вырабатываем критерии целеполагания, т.е. критерии, которым должно соответствовать мыслительное управление собственным коммуницированием. Формирование таких критериев есть творческий акт порождения исходного концепта.

Третий такт. Из класса всех возможных конечных состояний нашего мыслительного управления процессом коммуникации (таких состояний, какими они представляются нам в исходной точке) выбираем те, которые удовлетворяют самоопределительным критериям целеполагания. Тем самым, формируем облако целевых состояний мыслительной деятельности.  Формирование облака целевых состояний мыслительной деятельности есть первый творческий акт по созданию требуемой концепции.

Четвертый такт. Намечаем стратегию продвижения, т.е. проектируем фазовую траекторию управляемого продвижения объекта к облаку целевых состояний мыслительной деятельности.

Пятый такт. Разбиваем намеченную фазовую траекторию на шаги продвижения.   Основание разбиения то же, что и раньше – каждому шагу должна соответствовать цепь вложенных системных процессов и процессуальных состояний.

Шестой такт. Выделяем из каждой цепочки системных процессов каждого шага продвижения процесс организации продвигающих операций. Получим программу управления продвижением системы собственной мыслительной деятельности.

Осуществление тактов 4, 5 и 6 есть формирование рефлексивной майевтической концепции.

Седьмой такт. Осуществляем первую операцию из программы управления продвижением собственной мыслительной деятельности.

Восьмой такт. Подвергаем рефлексивному анализу успешность осуществленного управляющего воздействия. Фиксируем полученный нами продукт управления – новое состояние системы собственной мыслительной деятельности. Фиксируем и результат – новое состояние нас самих как субъекта управления продвижением системы собственной мыслительной деятельности.

Девятый такт. Рассматриваем достигнутое состояние системы собственной мыслительной деятельности как новое актуальное и итерационно возвращаемся в такт первый. Продвижение продолжается вплоть до достижения облака целевых состояний (такого, каким оно представляется в этот момент).

При этом некоторое состояние из конечного облака целевых состояний оказывается динамическим аттрактором и неизбежно будет достигнуто.

Предлагаемый вашему вниманию алгоритм, естественно, может быть применен и в более простом практическом случае – в случае применения майевтики к другому человеку.

Чтобы ни было написано в какой-либо книге, все это – текст. И, конечно же, все это – дискурс. Ведь за любым текстом, как мы уже знаем, всегда стоит его Автор. В этой главе автор этой завершающейся книги обращается к вам, читатели, из мета-позиции по отношению не столько к тексту книги, сколько к замыслу в целом и, главное, к методологическим принципам, лежащим в основе этого замысла.

Это методологическое самоопределение опирается на оформившийся системодеятельностный базис. Этот базис является основой для реализации и подхода в целом, и составляющих его этапов. Далее, мы полагаем, что какое-либо методологическое самоопределение неизбежно окажется декларативным, если не будет подкреплено четко зафиксированными критериями различия и означения состояний и процессов в системе деятельности произвольной сложности, а также нормативными принципами построения адекватной модели и технологическими принципами управления операциями программными операционными комплексами, переводящими управляемую систему деятельности в проектируемое состояние. Предъявлению методологического базиса концепции, на которую опирается концепция процессуального управления, и посвящена настоящая глава.

Прежде чем перейти к конкретному обсуждению этого методологического базиса, нам хотелось бы, чтобы читатель вновь, как мы уже не раз договаривались, отнесся к предлагаемой концепции не как к достигнутому «истинному знанию» о чем-либо, но как к инструментарию, обеспечивающему эффективность системной деятельности. Нам представляется очевидным, что в силу изложенного выше самоопределения, методологической базой подхода должны быть принципиальные основы самого процессуального управления как системной деятельности. Мы представим эти основы в виде трех глубинно взаимосвязанных принципов. Не хочется вводить ненужную терминологию, но можно было бы назвать их мета-принципами, поскольку по своей природе эти принципы являются накрывающими по отношению к самому методу. Мы их так называть не будем. Это сказано лишь для более точного понимания дальнейших рассуждений.

Фрактальность системы деятельности.

Для осуществления системно организованного управляющего воздействия на объект управления, субъекту управления необходимо: знать актуальное (наличествующее здесь и сейчас) состояние системы – управляемого объекта как продукта предшествующей истории его функционирования и развития. Этим управляемым объектом могут быть и внутренний мир системы деятельности (часть 1), и внутренний мир и внешний мир системы в их взаимосвязи (часть 2), и сам субъект процессуального управления (часть 3). А в общем случае – все это одновременно.

Следовательно, субъекту управления накрывающего слоя необходимо «скважно» видеть все ниже вложенные слои деятельности с их функциональными полями, топиками, иерархией, актуальными уровнями функциональной соорганизации и командной сформированности, архитектурой управления, проектами, программами, планами и способами внутрислойного взаимодействия. При этом, скважность видения обеспечивается не только видением насквозь – сверху вниз, но и пониманием собственно способов контекстуальных вложений – как именно живая деятельность нижнего уровня преобразуется в предметное содержание высшего.

Естественно, все живые деятельности и все описывающие их предметные содержания конкретно различны, но гомоморфны – сходно устроены. Всегда существует системный инвариант. Поэтому, вся многослойная конструкция – фрактальна. В связи с этим, первая техническая задача процессуального управляющего высшего системного слоя состоит в выборе адекватного языка концептуального моделирования и формировании инструментально эффективной концептуальной модели.

Нормативность системы деятельности.

Для осуществления системно организованного управляющего воздействия на объект управления, субъекту управления необходимо также иметь самоопределительные критерии целеполагания и, на этой основе, иметь цель системно организованного управляющего воздействия на объект управления, т.е. представление о желаемом и принципиально достижимом состоянии управляемого объекта. Это – нормативность конструкции.

Но, поскольку этим управляемым объектом может быть в общем случае одновременно и внутренний мир системы деятельности, и внешний мир системы во взаимосвязи с внутренним, и сам субъект процессуального управления, то на каждом вложенном слое есть свои системные процессы и свои процессуальные состояния. Там есть и свои критерии целеполагания, и свои цели.

На каждом слое нормативность своя.

В связи с этим, процессуальному управляющего высшего слоя при создании адекватной концептуальной модели управления следует фрактально вкладывать в эту модель собственные интенции функционирования, развития и саморазвития, присущие каждому слою.

Комплементарность системы деятельности.

Для осуществления системно организованного управляющего воздействия на объект управления, субъекту управления необходимо также располагать проектом, планом и освоенными субъектом процессуального управления способами и средствами, т.е. соответствующим накрывающим организационным проектом.

Но, поскольку в общем случае объект управления обладает собственным контуром управления, т.е. самоуправляемой системой, то управляющее воздействие должно быть дополнительным, дополняющим траекторию самодвижения объекта управления до траектории нормативной из позиции процессуального управляющего высшего слоя – комплементарным. В связи с этим, процессуальному управляющему высшего слоя при создании адекватной концептуальной модели управления следует конструировать свои операции комплементарно, но с учетом фрактальности всей конструкции в целом и нормативности присущей каждому слою.

Мы не случайно выделили жирным курсивом включения одних принципов в формулировку других. Мы считаем необходимым отдельно остановиться на глубоком внутреннем единстве всех трех предложенных принципов. Каждый из этих принципов не только не работает без реализации двух других, но более того – каждый из них является прямым следствием всей тройки, в том числе и самого себя, и не может быть даже сформулирован без ссылки на всю тройку как целое.

В самом деле, принцип нормативности в явном виде содержит структуру всей тройки, в том числе содержит и требование целеопределения, т.е. требование наличия собственных нормативных представлений.Принцип фрактальности определяет, по существу, и актуальное знание о морфологии системы деятельности в целом, и представления обо всей ее нормативной структуре, долженствующей быть сформированной комплементарными управляющими воздействиями.

Принцип комплементарности, соотносящий нормирующие воздействия с теми процессами, которые благодаря этим воздействиям производятся, тем самым задает норматив действия «здесь и сейчас». Норма и процесс могут быть при этом «раскрыты» или «стянуты» до необходимого субъекту действия на уровне его концептуализации.

 

Управление в стохастических ситуациях.

Вернемся к проблематике оптимального управления. Теперь мы в очередной раз можем уточнить эту концепцию. Если процесс предельно лабилен и динамично изменяется, все – и ситуация как таковая (динамичный дрейф), и критерии целеполагания (изменяется самоопределение субъекта управления), как следствие – плывет облако целевых состояний, и как следствие всего этого – использование принципа оптимальности технически трудноосуществимо. Много выше, мы упоминали о стохастических ситуациях. Сейчас поговорим о них подробнее. Мы говорили о том, что управление в стохастических ситуациях – проблема. В чем же состоит проблема? А проблема состоит в том, что в стохастических ситуациях рябь флуктуаций не позволяет в масштабе реального времени ни идентифицировать ситуацию, ни проектировать, ни планировать, ни осуществлять действия – не будем повторяться.

Но, флуктуации (лат – случайные колебания) – именно случайны. А мы помним, что случайность – обратная сторона свободы. А свобода и случайность производны от внутренней сложности системы. И еще мы помним, что и свобода, и случайность, и сложность – относительны. Всему есть мера. «Человек – мера всех вещей» – Протагор.

Все это мы обсуждали в части 2. Можем ли мы избирать такую меру, которая бы обеспечивала подходящий для нашего подхода уровень сложности и случайности?

Можем. У объективной реальности есть своя мера свободы, обусловленная мерой динамической неустойчивости мирового процесса. У нас, субъектов, есть своя свобода – свобода выбора фрактального масштаба кода описания. Выбранный нами масштаб кода описания автоматически порождает «матрешку» всех контекстуально вложенных реальностей и позволяет применить развитый нами подход.

В течение всего нашего продвижения, во всех частях заканчивающейся книги, мы говорили о мировоззренческих основаниях нашего методологического подхода. Иногда, как во Введении, как в начальных главах части 1, как в некоторых главах частей 2 и 3, мы мировоззренческую проблематику обсуждали прямо и непосредственно. Но и во всем остальном изложении явно или неявно мы на некоторое и вполне определенное мировоззрение опирались. Сейчас, в последней главе этой книги, мы эти мировоззренческие основания предъявим и обсудим. Мы неоднократно говорили о том, что мир – это процесс, грандиозный процесс самосозидания, самостановления, самоосуществления. Говорили и о том, что мы – не сторонние наблюдатели, а участники этого грандиозного процесса, активные участники – акторы и соавторы разворачивающегося мирового действа. И еще мы обсуждали стабильность (устойчивость) процессов и их лабильность (неустойчивость), обсуждали относительность этих определений. Мы говорили о точках бифуркации и каскадах бифуркаций, порождающих феномен сложности или примитивности какого-либо системного процесса. Мы говорили о том, что внутренняя сложность системы, свобода ее актов выбора и извне наблюдаемая случайность ее поведения – явления взаимосвязанные, имеющие общее происхождение.

Обсуждая применимость естественнонаучной и системодеятельностной методологий, мы говорили о повторяемости и воспроизводимости ситуаций, состояний и процессов, говорили о том, что эта воспроизводимость опирается на предположение о статистической устойчивости рассматриваемых явлений. Но ведь именно эта воспроизводимость и определяет применимость того или иного метода, подхода, той или иной методологии.

И если устойчивость/неустойчивость, определенность/случайность, воспроизводимость/уникальность, детерминированность/свобода выбора – относительны, то, на что, на какие основания следует опираться? Эти основания необходимо должны лежать глубже отдельных методологических позиций, они должны стать действительными основаниями для нашего мировоззренческого самоопределения. Вот и будем об этом говорить.

Мы уже много раз повторяли наш тезис: мир – процесс. А этот мировой процесс дан нам как поток событий.  Именно события, поток событий – субстрат мирового процесса. Этот поток событий и есть то, из чего мировой процесс «сделан». А ведь всякое событие есть некоторый исход, понимаемый как фактическое совершение определенного выбора в своем уникальном «здесь и сейчас». В мире такого хронотопа, в котором выбора нет, просто не существует. Выбор – это шаг в будущее.  Если выбора нет – нет будущего, время остановилось. Такому сингулярному состоянию соответствовала бы абсолютная устойчивость, а значит – полная неподвижность, конец всех процессов, смерть.  А мир – живой.  Это эмпирический факт.

Посмотрим теперь на конкретную ситуацию выбора. В ситуации выбора есть много возможных исходов. И каждый из возможных в этой ситуации исходов есть одна из версий будущего, один из возможных миров. Но реализуется, т.е. из возможности станет реальностью, лишь один из этих возможных миров. И если возможных исходов много (а их обычно очень много), то вероятность реализации именно вот этого возможного мира исчезающее мала.  Но ведь какой-нибудь из этих миров реализуется абсолютно неизбежно.

Так что реальный мир, в котором мы живем – ничтожно маловероятен, но существует этот мир совершенно достоверно. Каждый из возможных миров ничтожно маловероятен, но можно ли говорить о невозможных мирах? Что это за миры такие – невозможные? Такие, вероятность реализации которых нулевая? Нет, для нас это не так. Полагать, что невозможное – невероятное, это – объективизм, игнорирующий неустранимую субъектность мира.  Вероятность – это мера, мера возможности осуществления некоторого исхода. Но, ведь человек – мера всех вещей. Сам факт рассмотрения некоего возможного мира и включения этого невероятного, но понимаемого исхода, делает этот исход возможным. Нужно лишь актом творчества изменить меру возможного. Всего лишь.

Так можно ли все же говорить о невозможных мирах? Да, конечно. Невозможный исход – такой исход, который вообще не включен в «меню» выбора. «Меню», т.е. начальные условия предстоящего акта выбора уже отобраны. Как отобраны, кем отобраны, когда, где? Начальные условия предстоящего выбора отобраны предыдущим актом выбора.  Каждый исход, свершившись и развернувшись в новую реальность, порождает и новое меню выбора новых возможных миров. Субъект, совершающий акт свободного выбора, свободно, а значит под свою личную ответственность, выбирает не просто новую реальность, но и все возможные в этой реальности новые миры. Кто же выбирает? Мы сами и выбираем. Конечно, выбираем из возможного. Но делаем возможное реальным мы сами, своими руками, собой. В этом мире есть каждый из нас как факт нашего бытия в этом мире, как его (мира) неотъемлемая часть. А нас – много.

Этот мир есть в каждом из нас как концептуальная модель этого мира. В чем источник нашей способности порождать концептуальные модели? В нашей внутренней сложности. В уникальной личной истории каждого из нас. «Человек, в каждый момент своей жизни, потенциально больше себя самого на величину собственной рефлексии» – Борис Виницкий.

А нас – много. И, значит, и моделей мира – много. Какая из них верна?  Каждая верна по-своему. А концепция по своей природе – инструментальна. Она – инструмент процессуального управления. Наш мир не однозначен – он множествен. Наш мир текуч – он темпорален. Наш мир слоист и скважен – он сложен. Он управляем и самоуправляем. Реальность, в которой мы живем – лишь одна из огромного множества возможностей, отличающаяся от остальных возможностей лишь тем, что именно она реализовалась. Мир, в котором мы живем, соткан из неограниченного класса возможных миров, сама возможность реализации каждого из которых контекстуально вложена в соответствующий акт выбора – свободного выбора. Это – Возможностный Мир.

Возможно, описанию этого Возможностного Мира будет посвящена наша следующая книга. Возможно…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Во-первых, так, о чем же эта книга? Когда весь текст перед вами, читатель, я могу ответить уже по-другому, не совсем так, как отвечал на этот вопрос во Введении.

Эта книга о мире, в котором мы живем, мире сложном и удивительном. Мы в нем, в этом мире, как его неотъемлемая часть. Без нас этот мир был бы другим, но что это значит мы не знаем и знать не можем. Эта книга о нас, живущих в этом мире, о нас – авторах этого мира. Этот мир в нас. Эта книга о возможности Человека управлять своей жизнью в этом мире, управлять по собственному своему усмотрению и под свою личную ответственность – под свою личную ответственность за все.

Нет в этом мире абсолютной предопределенности и нет в нем бессмысленной случайности. Существует более тонкая форма существования и становления мирового процесса, включающая в себя и закономерность, и случайность, и определенность, и риск, и свободу, и неотвратимость.

Во-вторых, зачем это вам? Теперь это решать вам – берите и пользуйтесь, если хотите. Можете принять эту книгу как некую методологию или даже идеологию, а можете – как технологию или еще как-нибудь, по вашему усмотрению.

Об авторстве и соавторстве. Как я писал во Введении – я стою на плечах гигантов, и главное для меня в этой книге – целостность концепции, обеспечивающая ее инструментальность. Все изложенное в этой книге – моя позиция. Для меня это так. Именно для меня. Но, наверняка, вы обратили внимание, что в тексте книги повествование ведется от некоего коллективного субъекта – использованием этого приема я хотел подчеркнуть особую важность для меня того, что рядом со мной, плечом к плечу, стоят мои ученики и последователи, которые разделяют мою позицию, создают свои личные концепции и способствуют развитию концепции процессуального управления.

А вы, читатель, соглашайтесь и используйте или не соглашайтесь! Лучшее, что вы можете сделать – создать свою личную концепцию, не менее целостную и инструментальную, но – другую. Новая концепция – новый мир.

Автор новой концепции – новый Соавтор этого мира.

Моя благодарность

Я благодарен своей семье – за то, что она есть и, в первую очередь – моей жене, без помощи, поддержки и терпения которой вряд ли бы у меня что-то получилось.

Я благодарен моим сегодняшним партнерам-ученикам. Они в трудный для меня момент стали рядом и взяли на себя значительную часть очень трудоемкой и сложной работы. Моя особая благодарность Виктории Орзих за огромную и самоотверженную работу по редактированию и корректированию текста книги, за организацию издания книги – без этого появление книги было бы невозможно.

Еще я очень благодарен тем нескольким десяткам студентов, которые с 2018 года прошли этот сложнейший марафон. Я понимаю, что это было непросто и даже трудно, и я ценю это.

Я благодарен и тем нескольким десяткам студентов, которые прошли пока только часть пути. Все – впереди. Дорогу осилит идущий.

И еще я благодарен тем ярким и незаурядным людям, которые встретились мне на моем пути и были рядом со мной в этом мире. Многих уже нет. Помню.

Что дальше?

Дальше – жизнь. Новые люди, новые мысли, которыми я обязательно поделюсь с вами. Почему? Так живу!

Хотите узнать больше о деятельности Александра Шанцера и мероприятиях команды MIND PRO?

Оставьте свои контактные данные и мы свяжемся с вами

Оставить заявку